Коллектив авторов
Осторожно, писатели! (сборник)
Осторожно, пЕсатели! Анекдоты, юмористические рассказы для детей и взрослых
Сборник юмористического рассказа — не только книга. Это своего рода лекарство от грусти, позволяющее уйти от житейских проблем и неприятностей.
Юмор делает нашу жизнь интересней и богаче.
Но попробуйте написать юмористический рассказ так, чтобы не перейти на пошлость, не скатиться к сарказму, никого не обидеть и не унизить.
Особенно сложно писать для детей. У них удивительно тонко развито чувство юмора, и они сразу определят фальшь.
Анекдоты давно считаются народным фольклором, и написать что‑то новое очень непросто. Но нашим авторам, по‑моему, удалось: совместить сочный юмор и народную мудрость в сжатой форме.
Непросто было выбрать из огромного количества произведений настоящие алмазы, чтобы потом из них сделать бриллианты. Думаю, что члены жюри достойно выполнили свою работу, и вы сможете в этом убедиться, прочитав произведения наших авторов.
Желаю читателям погрузиться в мир весёлых историй: поучительных и мудрых. Отвлечься от грустных мыслей и плохого настроения.
Известно, что добрые и весёлые люди меньше болеют и дольше живут.
Так что улыбайтесь больше, Господа!
С искренним уважением и любовью,
ваш дедушка Щукарь
Мария Аверина, г. Москва
Трагедия с роликами
Подруге Верке купили ролики. Радости было — не выразить словами! К тому же велосипед её к этому моменту моими стараниями откинул тапочки… то есть колёса.
Верка деликатно, но очень решительно мне сказала, что ролики не даст. Из опасения за их жизнь. Мол, я всё ломаю, что попадает мне в руки.
— Когда это я что‑то ломала? — обиделась я.
— Велосипед разве ты забыла?
— Так он же совсем старый был!
— Ха! Ему даже года не было, для велосипеда это совсем не возраст. И если бы ты мальчишек им не таранила, он бы как новенький ездил.
— Так мы же футбольный мяч выиграли благодаря тому, что я Кирилла протаранила.
— И что нам с того мяча? Мало того, что ты им стекло выбила, так ещё и на крышу ЖЭКа забросила. А ещё мой магнитофон, забыла что ли?
— Что ж с того магнитофона? Я просто хотела посмотреть, что у него внутри. И не виновата, что он взорвался. Тем более, что пострадала только я. Он всё равно когда‑нибудь взорвался бы. Ещё неизвестно, кого при этом пришибло бы!
— А «Физику» мою ты зачем сожгла?
— Ну и сожгла, что с того? Физика — зло общеизвестное! К тому же я не знала, что учебник — библиотечный.
— А дрожжи в наш туалет кто кинул? Папе потом пришлось унитаз снимать.
— Откуда же я знала, что с ними такая дрянь выйдет!
— Нет, Маш, ролики не дам!
Вот тут я расстроилась.
— И не надо! — говорю. — Раз тебе ролики дороже меня, то катайся, пока совесть не замучает.
Всю неделю сидела дома. Обидно: я ничего не жалею для неё, даже «Физику» сожгла, чтобы подруга не мучилась. А она со мной так поступает!
В воскресенье звонит Верка:
— Маш, прости меня! Хочешь, я тебе ролики дам покататься?
— Не‑а, не надо! А то я их сломаю…
— Но мне так скучно было без тебя всю неделю, даже ролики не нужны.
Я упираюсь, а она уговаривает:
— И ломай себе на здоровье! Мне для тебя не жалко!
— Ладно, тащи свои ролики, — говорю я снисходительно. Сама, конечно, на седьмом небе от счастья: никогда же на роликах не каталась. Верка принесла ролики. Мы ещё немного полюбовались ими, я погладила их рукой и задумчиво произнесла:
— Не сломать бы нечаянно! Ведь разговаривать со мной перестанешь…
— Да что ты! Буду я с тобой из‑за ерунды ссориться, — убеждала меня подружка не слишком уверенным голосом.
Было уже поздно, Веру позвали домой. А я посидела в комнате вдвоём с роликами, да и надела их для пробной пробежки. Первые полчаса прокаталась почти успешно: на полусогнутых ногах, с растопыренными руками — чисто корова на льду. Потом я шлёпнулась‑таки на пол, а у роликов почему‑то отказали тормоза. Но что мне тормоза — за мебель могу руками хвататься!
За час я ни разу не упала, хотя и смела с этажерки горшок с цветком, со стола две чашки и вазочку, табуретку на кухне и так ещё, по мелочи… Посуда, конечно, вдребезги, горшок — пополам, цветок почти не сломался, а у табуретки ножка отломилась. Осколки я в мусорное ведро сунула и рваной газетой прикрыла, ножку к табуретке скотчем примотала. С горшком — хуже, он в ведро не влез. За него от бабушки влетит, но не сильно. Скажу бабушке, что горшок был уже с трещиной и стоял на самом краешке… И тут я заметила, что весь линолеум исчерчен жирными чёрными полосами от роликов. Вот за это мне доста‑анется!
Тут я крепко задумалась… Совсем плохи мои дела! Почесала затылок и вспомнила: если человек всё время улыбается, то люди ничего плохого не замечают. Даже в книгах об этом пишут, а книги врать не будут. Решено — буду всё время улыбаться!
Пришла бабушка с работы. Я сижу в кресле и улыбаюсь что есть сил. Бабушка спрашивает:
— Ты чего так улыбаешься?
— Соскучилась и очень тебе рада.
Она посмотрела на меня пристально, прищурилась.
— Что‑то подозрительно, — говорит, — ну да ладно.
И тут заметила — горшок с цветком разбит. Только за горшок мне и влетело. Пошла я спать, легла и думаю: «Какая я молодец, что улыбалась. Бабушка и не заметила, что линолеум испорчен. Тут слышу бабушкин крик:
— Это что ещё такое?!
Вбегает она в комнату и ко мне:
— Ты что тут делала, негодная девчонка?! Новенький линолеум вконец испортила… Господи, как же я устала от твоих выходок, сколько можно бабушку изводить?! Завтра с утра оттирать будешь, и попробуй только не суметь.
Лежу я в постели грустная и думаю: «Если бы спать не пошла, а сидела и улыбалась, то она бы ничего не заметила… Ну ладно, хоть табуретку не заметила… и чашки с вазочкой».
Утром встала, забежала быстренько в ванную — сделала вид, что умылась, и пошла на кухню. А там бабушка сидит на той самой табуретке и с загадочным, но суровым видом меня спрашивает:
— Тебе чаю с сахаром?
— Да. И с лимоном.
Она поднимается с табуретки, подходит к буфету… Вдруг поворачивается ко мне и говорит:
— Э‑э, нет. Придется сегодня без чая обойтись, чашек‑то нет.
— Как это нет? Вон же синие стоят.
— Так те чашки заняты, я в них крупу замочила.
— Как же я без чая, бабуль? У меня без него ведь желудок болит. А вдруг я умру от гастрита желудка?!
Я так расстроилась, даже глаза вытаращила, чтоб не заплакать. И думаю, что умру теперь точно. И ведь ещё столько не сделала в жизни! От такого горя как плюхнусь на ту самую табуретку с приделанной скотчем ножкой…
Упала я так здорово, что еле поднялась. А меня ещё и отругали вдобавок страшно: за испорченный пол, за табуретку, за враньё…
Следующие два дня я и носа из дома не высовывала — линолеум оттирала. Потом Верке ролики вернула со словами:
— Ну их, Вер, дурацкие ролики. Они в первые тридцать минут сломались, а я из‑за них два дня под домашним арестом полы драила.
Верка от смеха чуть со стула не свалилась.
— Чего смеёшься, как ненормальная? — обиделась я.
— Да я с мамой поспорила, на какой минуте ты их сломаешь.
— И кто же выиграл? — всё ещё обиженно спрашиваю я.
— Обе! — смеётся Верка. Мы обе спорили, что в первые же тридцать минут.
Тут уж и я расхохоталась.
— Только, Вер, ты мне больше ничего не давай, даже если я на коленях просить буду, ладно? — попросила я, отсмеявшись.
Однако всего через неделю я упросила подругу дать мне свой новый плеер. Плеер прожил долгих четыре дня…
Анна Анакина, г. Новосибирск
Мука́
— Вовка! — чуть не вываливаясь от гнева из окна второго этажа длинного, в четыре подъезда, двухэтажного дома, кричала полная симпатичная женщина. — Что ты тут ещё делаешь?! Я когда тебя в магазин отправила?!
— Щас, — не оборачиваясь, отозвался мальчик лет двенадцати, ремонтировавший велосипед пятилетнему Серёжке из соседнего подъезда. Рядом на лавке сидела баба Мотя, всезнающая и вездесущая. Вдоль невысокой оградки за лавкой стоял Вовкин велосипед.
— Кому сказала? Быстро в магазин! — не унималась женщина. Вовка, схватив свой велик, перекинул ногу через седло и, заметив, что мать исчезла в окне, вернулся в первоначальное положение. Уложив аккуратно свой на землю, чтоб не задеть звонок, он вновь занялся велосипедом Серёжки. Тот с нетерпением стоял рядом и крутил попой, согнувшись и упёршись руками о колени.