Андрей Рискин - Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно

Ознакомительная версия.

По ночам мне снится служба. Как ни странно, корабельная. Странно это не только потому, что я давно военный пенсионер, но и потому, что после семи лет корабельной службы не один год табанил[3] на берегу. Пусть и не в штабе.

Снятся корабли. Доблестный «полтинник» (то есть проекта 50) «Туман», пущенный «на иголки» на лиепайской судорезке. Тралец «Марсовый», проданный в далеком 1981-м ливийскому другу Муаммару Каддафи. Нежно любимая «разведчица» «Линза», затонувшая у стенки[4] в Балтийске. Наконец, морской тральщик «Дмитрий Лысов», покоящийся вроде бы на кладбище затонувших кораблей в Кронштадте.

Снится мне пожар вспомогательного котла на «Тумане» в новогоднюю ночь 1979 года.

Просыпаюсь, вспотев от страха, когда снится отходящий от стенки «Лысов», – командир, врубив «шестерки» на ВРШ (винте регулируемого шага), забыл отдать носовой швартов[5].

Сердце ходуном от сна, в котором «Марсовый», как было в той, флотской жизни, чуть не впаялся из-за тумана в стоящий на яшке[6] сухогруз эдак тысяч на 40 тонн…

Мне уже за 50. И днем я вспоминаю службу только во время застолья с друзьями, такими же офицерами флота. И только с юмором. А по ночам она, служба, снится по-серьезному.

Боюсь, что это навсегда.

Первый после новогодних каникул официальный повод выпить у российских мужчин появляется только в феврале. Потому что 23 февраля – День защитника Отечества. И даже жены тут не помеха. Ибо поднять бокал за защитников Отечества – дело святое.

Я в этот день пью и за летчиков, и за артиллеристов, и за пехоту – царицу полей. Но только после того, как хлопну несколько рюмок за военных моряков, последних романтиков нашего времени. Ведь, к примеру, командовать стратегической подводной лодкой, ушедшей под воду на три месяца и несущей в своем корпусе два десятка баллистических ракет, способных сровнять с землей пол-Америки, получая при этом меньше водителя трамвая в Москве, – это надо быть очень большим романтиком.

Служба на флоте – сплошная, пусть и сумбурная романтика. И как без романтики, когда стальной форштевень[7] боевого корабля разрезает бушующие волны, а в воздухе, как сказал бы поэт, нежно пахнет йодом? Бывалые моряки говорят, что море пахнет не романтикой, а разлукой и мазутом, но это если принюхаться.

Правда, время от времени начинаешь сомневаться в романтике, и в голову прицельно лезет мысль: какого рожна ты вообще решил идти на флот. Меня эта гнусная мысль посетила впервые, когда курсантом военно-морского училища я попал на практику на эсминец проекта 30-бис. В Лиепае стоял дивизион таких монстров постройки первых послевоенных лет. С автономностью безумной – аж четыре часа. И половина из них, похоже, не утонула у стенки лишь потому, что была крепко привязана мощными канатами. А не пустили «на иголки» «тридцатки» исключительно для того, чтобы супостат, подсчитывая наши «боевые» корабли, ужаснулся от их количества.

Я попал на эсминец «Огненный». Первый и единственный выход на нем в море запомнился на всю жизнь.

Утро, сыграно приготовление корабля к бою и походу, экипаж построен на юте[8]. Темно еще.

Командир эсминца, седой капдва[9] с обветренной физиономией проводит инструктаж:

– Особенно предупреждаю личный состав БЧ-5 (электромеханической боевой части). У действующих механизмов стоять насмерть!

За борт летит чинарик, описывая тонкую красную дугу. И мы выходим в море. Через полчаса из четырех котлов три ломаются, как всегда, по закону подлости начинается шторм, и не идем ко дну мы только чудом. Тогда-то я и понял, что главная задача флота – не утонуть в мирное время.

Кстати, «Огненный» закончил свой славный путь красиво. На рижской судорезке, куда его отправили для переплавки «на иголки», эсминец стал декорацией во время съемок фильма «Берег» режиссеров Алова и Наумова.

Потому что романтика! Она на флоте во всем. Только на флоте можно услышать команду: «Окончание приборки через пять минут. Медь драить, резину белить, барашки[10] расходить и смазать!» Или: «Обмундирование чистить и починять, команде мыться в бане!» Песня! Недаром Валентин Пикуль подмечал, что «презренный сухопутный сортир не идет ни в какое сравнение с благородным морским гальюном».

А как мы бдим! Как мы поддерживаем боеготовность!

Боеготовность нужно постоянно поддерживать, потому что она, как штаны, которые всегда спадают. У меня на корабле в каждом кубрике висел плакат: «Бдительность – это оружие, которое никогда не ставится в пирамиду» (речь не о гробнице Хеопса, а об оружейной пирамиде – это я непонятливым штатским поясняю). Командиру БЧ-5 я приказал в каюте другой плакат повесить: «Механик, помни! Ни грамма в пасть – все на матчасть[11]!»

Отсюда, конечно же, нужно плавно перейти к теме шила – так на флоте называют спирт. Шило, которое должно использоваться для протирки всяческих механизмов и радиоаппаратуры, как известно каждому моряку, бывает двух видов – хорошее и очень хорошее. Очень хорошее можно употреблять не разбавляя, а с хорошим приходится повозиться, для чего в него добавляют чеснок, красный перчик, марганцовку (чтобы вся дрянь на дне осела) и т. п. В итоге хорошее шило превращается в очень хорошее и опять-таки употребляется. Ясно же, не для протирки – как показывает практика, без нее механизмы на корабле работают даже лучше.

Шило флотскому офицеру необходимо не для пьянства, а именно для романтики. Чтобы она не исчезала. Между прочим, в меру, потому что трезвость – норма флотской жизни (а норма – две бутылки).

Если норму перебрать, могут случиться неприятности. Тогда, как говорил замполит соседнего дивизиона подплава капитан 1 ранга Василий Рогов, «матросам не объяснено, мичмана ходят пьяные, носы у них красные, как огурцы». Или же, как любил повторять наш заместитель начальника факультета в Калининградском военно-морском училище капитан 1 ранга Иван Соколюк: «Люди падают с мостика и убиваются или становятся идиотами! Я – выжил!»

После этого окончательно понимаешь, что флот – это романтика. И не надо со мной спорить. Потому что кто служил, тот знает, а кто не служил, тому все равно не понять.

Заглянул как-то в календарь дат и событий. Оказалось, вовремя. Потому что выяснилось: был День моряка-надводника, он же День рождения Российского флота. Как сообщает этот самый календарь, «по инициативе и настоянию Петра I Боярская дума 20 октября 1696 года постановила «морским судам быть» и вынесла решение о строительстве для Азовской флотилии 52 кораблей.

Во как! Оказывается, император и самодержец «настаивал», то есть предполагалось депутатско-боярское сопротивление, что в нынешние времена исключено априори. Более полусотни кораблей решили строить! А сколько у нас сегодня на стапелях корпусов будущих боевых кораблей стоит? Боюсь, и десятка не насчитаем. Но это, как говорится, детали.

Сегодня флот гуляет!

И не только сегодня. У нас в стране четыре десятка с лишним воинских праздников. Причем 11 из них касаются Военно-морского флота. Это во времена «проклятого тоталитаризма» у нас был один День ВМФ. А теперь раздолье – День подводника (про надводников читай выше), День морской пехоты, День специалистов минно-торпедного оружия (весь он в масле и в тавоте[12] – это есть минер[13] на флоте), Дни всех четырех флотов и т. д.

Кстати, об этих самых флотах – Черноморском (ЧФ), Балтийском (БФ), Тихоокеанском (ТОФ) и Северном (СФ). Раньше непонятливым штатским мы эти аббревиатуры так расшифровывали: БФ – бывший флот; СФ – суровый флот; ТОФ – то флот! А о ЧФ говорили – «чи флот, чи не флот».

Сегодня флот в фаворе. Подводники даже баллистическими ракетами изредка стреляют, чтобы показать супостату: есть еще порох в пороховницах. А надводные корабли демонстрируют миру Андреевский флаг. Вот бороздят, как писали раньше во флотской газете, просторы Мирового океана атомный крейсер «Петр Великий» и большой противолодочный корабль «Адмирал Чабаненко», направляясь в далекую Венесуэлу к полковнику десантных войск Чавесу. А сторожевой корабль Балтийского флота «Неустрашимый» направляется в Аденский залив воевать с пиратами.

Ознакомительная версия.