Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 46. Александр Иванов - Александр Александрович Иванов

_{АНТОЛОГИЯ САТИРЫ И ЮМОРА РОССИИ XX ВЕКА}

_{Александр Иванов}

_{Серия основана в 2000 году}

_{C июня 2003 г. за создание «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» издательство «Эксмо» — лауреат премии международного фестиваля «Золотой Остап»}

_{Редколлегия:}

_{Аркадий Арканов, Никита Богословский, Владимир Войнович, Игорь Иртеньев, проф., доктор филолог, наук Владимир Новиков, Лев Новоженов, Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко, академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович}

_{Главный редактор, автор проекта Юрий Кушак}

_{Дизайн обложки Ахмед Мусин}

_{На обложке использован шарж И. Висогорского}

Скажу сразу: этот заголовок придумал, увы, не я.

Он принадлежит Зиновию Паперному. Но не спешите обвинять меня в плагиате. К сожалению, автору так и не пришлось увидеть свою остроумную и абсолютно точную по отношению к предмету исследования находку. Потому что…

Потому что на дворе стояли совсем другие времена, в кои положительное упоминание российских государей императоров стоило иным писателям и редакторам карьеры, места, партбилета. И названная так откровенно рецензия Зиновия Самойловича на книгу литературных пародий Александра Иванова, которую Паперный принес в журнал «Юность», была зарублена, что называется, на корню. Вернее не текст, а именно название.

Наш мудрый и добрый главный редактор Борис Полевой, увидев рецензию на своем рабочем столе и еще не прочитав ее, замахал руками:

— Вы что, братцы?! Какой второй? Какой Александр? Про Китайский проезд забыли? В общем, текст берем, заголовок меняйте.

Мы пытались спасти понравившееся всем название, объясняли, что Александр Первый в нашем случае совсем не тот, что «взял Париж и основал Лицей», не гонитель Пушкина, а Александр Архангельский, советский поэт-сатирик, великолепный пародист, классик. Александр Второй — опять же не царь-батюшка, а Саша Иванов, унаследовавший — и по праву — лиру Александра Архангельского. Именно и поэтому он — Второй. По счету. Но с большой буквы в данном случае лучше, ибо это — юмор…

Наше красноречие было напрасным.

— Братцы, — сказал, лукаво улыбнувшись. Борис Николаевич, — да не знают они там никакого Архангельского! Поговорите с автором. Я его знаю — он человек изобретательный, да еще и доктор наук, придумает что-нибудь не хуже. Только уж без вторых и третьих, пожалуйста.

Словом, заголовок был отвергнут. Новый — я его, к сожалению, не помню — придуман, рецензия напечатана. И только сегодня, когда, как это ни горько осознавать, нет их обоих: ни того, кто дал знаменитому пародисту столь высокое и «крамольное» имя, ни автора этой (и многих других) «крамол», я счел своим долгом перед ними, с кем меня связывали годы искреннего дружества, вспомнить эту историю.

Конечно, можно было бы обойтись и без нее: с именем Александра Иванова связано множество других — веселых и грустных — историй. Но та, с которой начал я свои заметки, мне представляется наиболее значимой в разговоре об одном из лучших наших поэтов-сатириков, пародистов, эпиграмматистов. Ибо в ней устами авторитетнейшего старейшины нашего цеха сказано главное о своем собрате.

Но достоинство и значение творчества Александра Иванова не только в том, что он наследовал и развил прекрасные традиции русской литературной пародии, создал блистательные не только по остроумию парафразы именитых и безвестных «серьезных поэтов», хотя и этого хватило бы для вполне заслуженного лидерства. Он практически из почти полного забвения вернул на поэтический Олимп в каждодневный литературный обиход сам жанр литературной пародии. Придал ему утраченный (после Архангельского) блеск, демократизировал его, привел на большую, поистине всесоюзную (в ту пору) эстраду, сделал любимым для миллионов людей.

Скажете: ну хватил товарищ краю! Да нисколько! Ибо видел, знал все это не со стороны, а изнутри. И мои литературные пристрастия, как и десятков моих товарищей и коллег, сдетонированы творчеством Александра Иванова.

Это во многом его стараниями, трудами, успехами пародия в те годы собирала многотысячные залы, ибо вместе с его именем звучали такие имена, как Хмара, Филатов, Завадский, Орлов, Брайнин, Ефимов…

Общими усилиями в литературный быт вернулся «сей род шуток» (Пушкин), который был традиционно присущ нашей словесности в образцах многообразных, ярких, общественно значимых.

Конечно, не стоит абсолютизировать одно имя, пусть даже редкостно талантливое. Были и после Александра Архангельского мастера. Были Раскин и Слободской, Масс и Васильев, Лифшиц и Бахнов, Лазарев, Рассадин, Сарнов (отличная троица!). И все-таки Александру Иванову принадлежит здесь особая заслуга. Дело в том, что многие из названных выше мастеров со временем ушли в более «основательные» жанры. Он же оставался верен пародии до конца. Он привел ее и на телеэкран, в свою знаменитую передачу «Вокруг смеха», без которой наш юмор не был бы в ту пору так доступен человеку у домашнего экрана. И в этом важном и очень нужном деле заслуга Александра Иванова (или Сан Саныча, как звали его близкие) столь же очевидна, как и в главном его деле.

Знаю, меня могут упрекнуть ь апологетике, завышенных оценках и прочее, и прочее. Да, могут. Но я не ставил перед собой задачи в этом кратком предисловии дать портрет сложного, противоречивого человека и писателя. Не собирался анализировать его произведения, которые, как и у любого писателя, удачны и неудачны. Мне далеко не все нравилось в его поздних текстах — стихотворных и прозаических. Но я — не критик. Я пишу о товарище и коллеге, который оставил яркий след в нашей литературе. И уж коли начал свои заметки с истории, историей и закончу.

Как-то зашел Саша в «Крокодил». Принес новые пародии. Когда я прочел их и сказал, что берем и ставим прямо в номер, он улыбнулся своей бритвенно-острой улыбкой, чуть сдобренной тенью от уже посеребрившихся усиков, и сказал:

— А теперь — подарок. Говорят, у тебя сегодня день рождения, — и протянул конверт.

Я раскрыл его, вынул вчетверо сложенный лист бумаги и прочитал… пародию на мое стихотворение из недавно подаренной Александру Александровичу книжки! Подаренной, естественно, без всякого умысла на использование в «производственных целях». И вот…

Я оценил не только его мастерство и дружелюбие, но еще и деликатность и щепетильность: он вручил «подарок» только после того, как я прочитал и одобрил (как редактор) все, что он принес, дабы подношение не было истолковано мною