Короче, я был настолько опьянен своей скукой и бездельем, что вполне мог сравняться по затуманенности сознания с наполнявшими гостиницу гостями, прибывшими в нее в несказанной толпе автомашин, запрудивших теперь всю гостиничную стоянку.
Многие из нас – ну, конечно, за исключением кисейных барышень – подспудно испытывают отвращение к свадьбам. Что может быть уродливее подобного ритуала? Словно брачующиеся нуждаются во всеобщем внимании, чтобы заставить себя прилюдно чмокнуть друг друга в губы? Мертвенная бледность свадебных платьев, которая должна внушать радость предвкушения любви, в наши времена превращается в вынужденный ритуал, в плохо скрываемый фарс на фоне всеобщего обнищания морали. Особенно интересна современная интерпретация концепции первой брачной ночи, этого трепетного таинства, нынче происходящего между двумя людьми, вместе прожившими до свадьбы уже как минимум пять лет… Не зря говорят: чем пышнее свадьба, тем короче брак. По статистике, длительность брака никак не зависит от длительности добрачного знакомства, так что долгие раздумья перед свадьбой никоим образом не укрепляют будущий союз…
Выйдя на улицу с такими крамольными мыслями, я насладился бескрайним запахом близлежащих болот и стал наблюдать за вываливающимися из зала парами, которые плохо и неуверенно держались на ногах, но почему-то липли друг к другу исключительно по половому признаку. Немолодые девочки в вечерних платьях висли на не менее повидавших виды мальчиках, запаянных в не идущие им черные костюмы. И те, и другие несли какую-то обычную в таких обстоятельствах чушь. Если бы сторонний натуралист пожелал описать подобные отношения, никто не признал бы в них человеческого шарма. Так, птичьи базары, кошачьи свадьбы или что там бывает еще?..
Мне захотелось подойти и спросить, что думают эти гости об институте брака. И особенно – а что в действительности случилось бы, если б интерес к противоположному полу у людей просыпался бы только два раза в год, ну как у многих других млекопитающих, или только раз в год, как у некоторых птиц? Каким был бы этот базисно асексуальный мир? Какими были бы наши витрины, наши телепередачи, наша поэзия?.. Да и была бы на свете поэзия вообще? Ведь в брачный период не до стихов, нужно с соперниками рогами бодаться, а если во все остальное время оставаться равнодушным, то, пожалуй, кроме победных маршей, никакой музыки и не понадобится. А ведь поэзия – не что иное, как потайная музыка души.
Флирт, ненавязчивый, порой незаметный даже самому флиртующему, маленькие ухищрения, заигрывания, улыбочки, смелые фантазии, намеки… Вот бы было все это у людей, как у собак, только два раза в год, весной и осенью, а во все остальные времена – мрачная тишина и грызня за кость повкуснее.
Ведь это только буквально на днях оказалось, что грызня – это плохо, что война – это аморально и бесчеловечно. Битвы были почитаемы как занятие благородное на всем протяжении истории. Мир был гармоничен, и в нем не было противоречий. Короли носили короны, трубачи трубили в трубы, и только в наш скоротечный век все стало с ног на голову, вдруг ни с того ни с сего люди решили поверить, что они равны, что воевать плохо и что человек якобы рождается свободным. Руссо был, конечно, не первым, кому в голову пришла подобная мысль, но он, безусловно, оказался крайним, на кого повесили всех собак.
Истина, к сожалению, заключается в том, что человек рождается идиотом, и наиболее продвинутые из этих урожденных идиотов вдруг начинают полагать, что они не идиоты, а все остальные за ними не поспевают, и от этого и возникают всяческие конфликты и несоответствия на Земле.
Мир нуждается в критической массе идиотов для того, чтобы оставаться довольным собой, а самодовольство в мировом масштабе является основным условием безбедного существования человечества. Ведь дело не в том, сколько кто потребил риса и муки, а в том, был ли он при этом доволен собой и условиями своего откорма.
Вся проблема борьбы с идиотами заключается в том, что никто из нас не имеет природного права считать другого идиотом, а посему мы все остаемся неоцененными и непонятыми. Правота не имеет никакой силы: сколько лиц – столько и затей, сколько рыл – столько и правд. И как ни мерь их на логичность – нет никакого обоснования, что сам ты не идиот, а посему не вправе измерять степень идиотизма других.
Канада, особенно в ее славной глубинке, – тихое благополучное место. Нужно промолчать. Не надо обличать и буйствовать. Не дай бог что-нибудь нарушится. Какая-нибудь гайка отвалится, какой-нибудь кингстон неправильно пропустит воду – и корабль пойдет ко дну. (Я ничего не смыслю в потоплении плавсредств, так что заранее прошу простить за неточность). Нельзя впихивать рассуждения о смысле жизни в каждую кружку пива. К смыслу жизни нужно подходить спокойно и прозаично, как, кажется, один из героев Платонова, тот, что говорил, что, вот, придумает себе смысл жизни – и повысит производительность труда.
Возможно, критическая масса идиотов сохраняет сей мир в некотором равновесии. Так что не нужно переживать. Идиотов – не существует. Есть только скромные повседневные атланты, которые прозаично держат своими трясущимися ручками низенькое, местами слегка пьяненькое небо.
В городе Квебеке, или, как местные жители именуют его на французский лад, Ville de Quebec, кажется, что прошлое никуда не уходит, что оно бродит по узеньким улочкам с вами под ручку и, как водится, исключительно в силу средневековой традиции, норовит стырить у вас кошелек.
Ощущение остановившегося времени в этом городе настолько сильно, что хочется закрыть глаза и уши, а также прочие отверстия, не менее тонко воспринимающие окружающий мир, и открыть их снова только для того, чтобы собственной персоной увидеть и услышать достопочтенного Самюэля де Шамплена, этого знаменитого французского путешественника, основателя и губернатора первых французских поселений в Канаде.
Вот он – с мушкетерской бородкой и усами, с длинными волнистыми волосами, со шпагой наперевес – покоряет Новый Свет, и хочется, прямо или косвенно, к нему присоединиться в этом увлекательном и давно позабытом занятии… Брожение по неизведанным землям, несение света цивилизации одичалым народам. А что, взять, скажем, и спуститься вместе с месье Шампленом по реке Святого Лаврентия, а там и основать этот самый Виль дё Квебек, очаровательную столицу Новой Франции, город на головокружительной горе, единственный форпост к северу от Мексики, чьи внушительные фортификационные сооружения, созданные для защиты от нападений англичан, сохранились до наших дней.
Пусть эти стены так и не защитили город, но зато выглядит он замечательно… Чего стоит невероятных размеров замок Фронтенак (Шато-Фронтенак) – отель, построенный в конце девятнадцатого века, эдакий каменный гигант в стиле позднего Средневековья?
Всё кругом, включая тусклые окошечки подвалов, по горло запаяно в кафтаны каменистых мостовых. Не осталось и следа от древней ирокезской деревушки Стадаконе, возглавляемой вождем Даннакона. Все изменилось настолько, что сам Шамплен ни за что не поверил бы, что это и есть то самое место…
Многие романтизируют индейцев, заявляя, что так называемые первые нации Канады были духовнее, чем ее нынешнее население. Я, конечно же, ничего не имею против дикости и варварства. В наши дни только сумасшедший может выступать против подобных проявлений народной самобытности. Но все-таки мне кажется, что быть диким как-то скучновато. Ни тебе книжку почитать, ни порассуждать на какую-нибудь отвлеченную тему. Представьте себя родившимся среди доколумбовых индейцев… Охота, бабы, духи предков… Духи предков, бабы, охота… И это всё? И это то, зачем мы явились в волнительный мир высокобровых небес и длинноносых утесов, сероглазых озер и вольноструйных рек?
Говорят, индейцы во многом смотрели по-другому не только на окружающий мир, но и на человека вообще, на взаимоотношения между людьми. Их понятия о времени, о пространстве, о возникающих проблемах были другими. Для них понятие времени было не так важно, как для нас, ведь для человека, который всю жизнь провел в лесах, такие незначительные промежутки времени, как несколько часов, не имеют значения, понятия «день – ночь», «светло – темно» – это другое дело. Техногенная цивилизация поставила современного человека в жесткую зависимость от счетчика времени – часов, в этом мы тоже отличаемся от индейцев. Вот вам пример индейской психологии: в городе вы спрашиваете у таксиста, когда ожидается прибытие в конечную точку поездки, а он отвечает, что когда он перестанет рулить, тогда и приедете. Вы решите, что он псих или у него такие шутки. Для индейца это был бы вполне нормальный ответ на совершенно никчемный, по его мнению, вопрос.
Отношение индейцев к жизни нельзя назвать примитивным, оно просто было другим, чем у нас. Однако как я ни искал вдохновения в индейских легендах, найти его в них мне так и не удалось.
