– Ну ладно, я проиграл, – сказал Мальцев Хмырю, смущенный уходом жены. – Давай бей, и я пошел. – Мальцев подставил лоб.
Хмырь спокойно поднялся из-за стола, подошел к двери, запер ее.
– Ты что делаешь? – растерялся Мальцев.
Хмырь так же молча подошел к столу, взял хрустальную вазу с картошкой, высоко поднял ее над головой. Косой, Мальцев и Али-Баба с удивлением следили за его действиями.
– Отдашь шлем? – спросил Хмырь.
– Какой шлем? – растерялся Мальцев.
– Который тебе Доцент отдал.
– Абсурд! – усмехнулся Мальцев.
Хмырь разжал пальцы, ваза грохнулась об пол, и сырая картошка раскатилась по полу.
– Это раз! – предупредил Хмырь. Подошел к стене, снял стенные часы с кукушкой.
– Мой тебе совет: не темни. Все же ясно, твоя маруха раскололась. Давай: три четверти нам, одна тебе. Ну? Согласен? – Хмырь поднял над головой часы.
Мальцев промолчал.
Хмырь грохнул об пол часы и сказал:
– Это два. Ну? Всю дачу переколочу.
Мальцев усмехнулся, встал, взял стул и, размахнувшись изо всех сил, грохнул им по серванту.
– А это три! – сказал он. – Нету у меня никакого шлема, дорогой мой товарищ Хмырь! Нету, дорогой мой хунзакут! – Мальцев вышел в прихожую, надел свою дубленку, отпер дверь, обернулся к изумленным жуликам. – Аривидерчи, чао!
Он помахал в воздухе кистью руки, толкнул дверь ногой и вышел.
– Нету у него никакого шлема, – заключил Косой.
– Какая хорошая женщина, – мечтательно проговорил Али-Баба, – и какой шакал мужчина. Барыга! У Феди шубу украл!
– Проверка показала, – докладывал Славин полковнику Верченко, – что по трем адресам, указанным сообщниками Белого, шлема нет. Остается последняя версия: Прохоров – гардеробщик Большого театра. Однако проверить эту версию не удалось: на назначенное свидание Прохоров не явился.
– И не явится, – сказал Верченко. – С утра он уволился с работы и выехал из дому в неизвестном направлении. Видимо, что-то заподозрил… Ну что ж, далеко не уйдет. Будем искать…
– А мне что делать? – спросил Трошкин, сидящий на диване рядом со Славиным.
– А вам… – Верченко вышел из-за стола, подошел к Трошкину, крепко, по-мужски пожал руку, – тысячи извинений и огромное спасибо! Снимайте парик, смывайте наколки и идите домой встречать Новый год.
– А эти? – растерялся Трошкин.
– Ну а ваших подопечных мы вернем на место.
– Прямо сейчас?
Полковник кивнул.
– А может, завтра? – попросил Трошкин. – Все-таки праздник. Новый год. Они ведь тоже по-своему старались.
– Евгений Иваныч, не хотел я вам говорить, да, видно, придется. Сегодня из подмосковного лагеря бежал Белый. Доцент.
– Не может быть! – ахнул Славин.
– Невероятно, но факт. Так что вам, Евгений Иваныч, опасно оставаться в таком виде.
– Так мы же за городом… Маловероятно, чтобы он тоже решил спрятаться на даче у профессора Мальцева.
– Ну что ж… – улыбнулся Верченко. – Желание гостя – закон для хозяина.
Бам! Бам! Бам! – били кремлевские куранты. На даче за накрытым столом сидели Трошкин, Косой, Хмырь и Али-Баба.
Трошкин поднял бокал и встал.
– Товарищи, – негромко начал он, – Гаврила Петрович, Вася, Федя. Пришел Новый год. И я вам желаю, чтобы в этом новом году у вас все было по-новому.
Трошкин поочередно чокнулся с каждым и выпил. Выпили и они.
– А теперь, – он улыбнулся и потер руки, – минуточку… – Он встал и пошел из комнаты.
– Куда это он? – спросил Косой Хмыря.
– А я знаю? У него теперь ничего не поймешь.
– Совсем озверел, шакал, – вздохнул Али-Баба.
– Тук-тук-тук! – раздался радостный голос Трошкина. – Кто к вам пришел?..
Все обернулись: в дверях стоял Трошкин в маске Деда Мороза. Через плечо – мешок с подарками.
– К вам пришел Дед Мороз, он подарки вам принес! – продекламировал Трошкин. – Федя, поди сюда, – пригласил он.
– А что я такого сделал? – насторожился Косой.
– Иди, иди…
Косой приблизился.
Достав из мешка высокие пестрые носки, подшитые оленьей кожей, Трошкин вложил их в руки Косого.
– Носи на здоровье. Это домашние.
– А на фига мне они? У меня и дома-то нет.
– Будет, Федя. Все еще впереди… А пока и в тюрьме пригодятся.
– Только и знаешь, что каркать! – расстроился Косой и вернулся к столу, не испытывая никакой благодарности.
– Гаврила Петрович! – Трошкин продолжил роль Деда Мороза. – Это тебе, – и протянул Хмырю такие же тапочки.
– Спасибо, – поблагодарил Хмырь, заметно обрадовавшись. – Настоящая шерсть… – по-хозяйски отметил он.
– И это тоже тебе. – Трошкин протянул Хмырю письмо.
Тот поглядел на конверт, прочел обратный адрес и быстро вышел из комнаты.
– А это тебе, Вася. – Трошкин подошел и протянул Али-Бабе пару носков.
– Давай. – Али-Баба взял носки и сунул их в карман.
Трошкин снял маску и разлил по бокалам остатки шампанского.
– Ну, будем, – сказал он.
– Кислятина, – поморщился Косой. – Скучно без водки.
– А что, обязательно напиваться как свинья? – возразил Трошкин.
– А чего еще делать?
– А вот так посидеть, поговорить по душам.
– Я не прокурор, чтоб с тобой по душам разговаривать, – хмуро отозвался Косой.
– Можно поиграть во что-нибудь, – предложил Трошкин.
– Хе! Во дает! – Косой восхитился наивностью предложения. – Нашел фраера с тобой играть: у тебя в колоде девять тузов!..
– А необязательно в карты. Есть много и других очень интересных игр. Вот, например, в города – знаете? Я говорю: Москва, а ты на последнюю букву – Астрахань, а ты, Вася, значит, на «Н» – Новгород. Теперь ты, Федя.
– А что я?
– Говори на «Д».
– Воркута.
– Почему Воркута?
– А я там сидел.
– Ну хорошо, Воркута. Теперь ты, Вася, говори на «А».
– Джамбул, – грустно сказал Али-Баба.
– При чем тут Джамбул?
– Потому что там тепло, там мама, там мой дом.
– М-да… Ну ладно, – махнул рукой Трошкин. – Давайте тогда так: я выйду, а вы что-нибудь спрячьте. А я вернусь и найду.
– Ты бы лучше шлем нашел, – посоветовал Косой.
– Мы будем прятать, а ты в дырку смотреть, да? – недоверчиво отозвался Али-Баба.
– Ну хорошо, – терпеливо согласился Трошкин, – тогда пусть Федя выйдет и спрячет, а ты следи, чтобы я не подглядывал.
– Почему я? – обиделся Косой. – Чуть что, сразу Федя!
– Пасть разорву, паршивец этакий! – строго пообещал Трошкин.
– Пасть, пасть… – сразу струсил Косой и, взяв со стола спичечный коробок, пошел его прятать.
– Слушай, Доцент, ты когда-нибудь был маленький? – неожиданно спросил Али-Баба.
– Был.
– У тебя папа-мама был?
– Был.
– А зачем ты такой злой? Зачем такой собака?
Трошкин посмотрел на Али-Бабу трошкинскими своими глазами.
– Эх, Вася, Вася!.. – вздохнул он.
Скрипнула дверь. На пороге обозначилась безмолвная фигура Косого.
– Спрятал? – обернулся к нему Трошкин.
– Хмырь повесился… – тихо и без всякого выражения проговорил Косой.
А через год попал я в слабосилку,
Все оттого, что ты не шлешь посылку,
Ведь я не жду посылки пожирней,
Пришли хоть, падла, черных сухарей… —
с чувством пропел гардеробщик. Налил себе стакан водки, чокнулся с человеком, которого мы видели в кепке (сейчас он был без кепки). Выпил и заплакал.
– Митяй, – спросил он человека без кепки, – ты меня уважаешь?
Митяй кивнул.
– Пришить его надо, легавого этого. Всю песню мне испортил.
В дверь постучали сложным условленным стуком.
Двое вскочили из-за стола. Гардеробщик встал за дверь, а Митяй взял со стола второй стакан, кинул его под кровать. Потом быстро открыл дверь и отскочил.
В дверях стоял Белый-Доцент.
– Э-э-э… – пьяно хихикнул гардеробщик. – Сам пришел…
– И ты здесь… – прохрипел Доцент, закрывая за собой дверь, устало прислонившись к косяку. – А я было к тебе сунулся, да только почувствовал: засада там. Я чувствую. Я всегда чувствую… Схорониться мне надо, Митяй…
– Пошли, – сказал Митяй, надевая пальто.
Трое подошли к каркасу строящегося дома, по деревянным мосткам полезли вверх.
– Куда это мы? – спросил Доцент.
– Идем, идем…
На площадке девятого этажа Митяй остановился.
– Вот и пришли, – сказал он.
Доцент огляделся. Стен у дома еще не было, внизу пестрыми огнями переливалась новогодняя Москва.
В руках Митяя сверкнул нож. Гардеробщик достал из кармана опасную бритву.
– Понятно, – прохрипел Доцент, отступая на край площадки.
Митяй замахнулся ножом, потом, изогнувшись в прыжке, выбросил вперед руку. Доцент едва заметным движением увернулся, в какую-то секунду оказался за спиной Митяя и двумя руками с силой толкнул его в спину.
Митяй балансировал на самом краю площадки, пытаясь удержаться. Доцент легко подтолкнул Митяя, его нога ступила в пустоту, он с коротким криком полетел вниз.
Сзади к Доценту подкрался гардеробщик. Взмахнул бритвой.
Хмырь лежал на широкой профессорской кровати, маленький и жалкий. Косой и Али-Баба сидели рядом, а Трошкин на пуфике возле трюмо.
– Больно, Гарик? – участливо спросил Али-Баба.
