откликнулся ее отец.
Ч. Байуотер, верный своим правилам, сохранил нейтралитет.
– Да, мисс, вернулся позавчера. Его тут же укусил комар, и куда? В нос, вы подумайте!
– Милостив Бог, – заметил полковник.
– Но я ему продал мое средство. Сразу полегчало, – прибавил аптекарь с ненавязчивой гордостью.
Полковник нахмурился, снова забрезжила опасность, но тут за дверью раздался лай. Аптекарь ласково улыбнулся.
– Собачка мистера Джона, – пояснил он, доставая с полки леденцы.
Пэт открыла дверь и убедилась в том, что он прав. Наспех фыркнув, отчасти от нетерпения, отчасти от вожделения, Эмили вкатилась в аптеку, села у прилавка и посмотрела на Ч. Байуотера.
– Ну что, собачка? – спросил он. – Леденца хочешь?
– Странный вопрос! – отвечала она. – А вы как думали?
– Слышите? – расцвел он. – Все понимает. Истинно, человек!
Полковник не разделил его радости. Что-то проурчав, он кисло посмотрел на Эмили, и его правая нога странно дернулась.
– Нет, правда, мисс, – упорствовал аптекарь. – Все понимает!
– Так-так-так… – рассеянно согласилась Пэт, и Байуотер, удивленный нарушением авторского права, бросил собачке леденец.
Пэт рассеянно смотрела на дверь, замечая, что сердце у нее почему-то бьется чаще. Неужели ее может тронуть мысль о встрече с патентованной медузой? Чушь какая, надо держать себя в руках! Это не удалось. Сердце просто прыгало и скакало.
Послышались шаги, на плиты мостовой упала тень, и в аптеку вошла мисс Моллой.
Удивительно, если подумать, какие разные чувства может вызвать один и тот же человек. Дело обстояло так, словно в аптеке появились четыре Долли.
Полковник Уиверн видел прелестную женщину с той толикой чего-то этакого, которая напоминает пожилым вдовцам, что еще не все пропало. Он машинально подкрутил усы, полагая, что явилась Красота.
Ч. Байуотер, более практичный, решил, что явилось Богатство. Хотя мистер Моллой уговорил жену, что новых туалетов не надо, взор она привлекала, и аптекарь живо представил заказ на кремы, лосьоны и соль для купания.
Эмили увидела Совершенство. Вообще она смотрела на мир с прохладной скептической улыбкой, но к Долли сразу воспылала тем капризным обожанием, какое поражает порой самых стойких терьеров. Быстро проглотив леденец, она кинулась к кумиру.
Реакции эти, как мы видим, безупречно положительные. Однако, дойдя до Пэт, мы обнаружим, что свою неприятную голову подняло Осуждение. Пронзив внешние покровы, обольщающие мужчин, мисс Уиверн узнала в пришелице Грядущую Угрозу.
Конечно, думала она, эта девица приехала в Радж, чтобы подцепить несчастного Джонни. Прогулка с Эмили означает, что живет она в усадьбе. Теперь ясно, почему Джон не нашел времени для подруги детства. Нет, он не медуза, он – предатель. Подобно собачке, раболепно льнувшей к туфлям своего кумира, он околдован дешевым блеском. Что ж, его надо спасти, как заблудшего брата.
Долли тем временем сияла любезностью.
– Здрасьте, здрасьте! – сказала она, отодвигая изящную ножку от зубок Эмили. – А я все думаю, что вас не видно? Вы ведь здесь живете?
– Д-да, – отвечала Пэт.
– А я живу в Холле.
– Д-да?
– Очаровательное место.
– Д-да…
– Картины, ковры, ну, в общем…
– Д-да.
– Это ваш отец?
– Д-да. Папа, это мисс Моллой. Мы встречались в Лондоне.
– Charme, charme [12], – сказал полковник, снова подправляя усы.
Ч. Байуотер улыбался. Эмили самозабвенно грызла туфельку идола. Все это было так гнусно, что Пэт повернулась к выходу.
– Ну, папа, я пошла, – сказала она напоследок, – надо марок купить.
– Прошу, – вступил в беседу аптекарь, – у меня есть марки.
– Спасибо, мне нужны другие, – ответила Пэт.
Радж показался ей на удивление печальным. Солнце освещало и улицу, и «Герб», и «Плуг», и «Виноградную лозу», и «Привал возницы», и водокачку, словом – все, кроме сердца мисс Уиверн.
Как ни странно, такие чувства томили в этот миг и мистера Кармоди. Глядя в окно, он видел мир, сияющий золотом, но сердце его было свинцовым. Только что к нему приехал преподобный Понд-Понд и разорил на пять шиллингов.
Многие сочли бы, что легко отделались. Викарий собирал деньги на новый орган, на воскресные сборища молодых матерей, на помощь обитателям ветхих строений, на жалованье младшему священнику и на местный детский лагерь. Иногда, в безумии оптимизма, он надеялся, что местный сквайр даст десять фунтов, однако сейчас увозил на мотоцикле только пять шиллингов и обещание, что племянник сквайра выступит с приятелем на сельском концерте. Несмотря на это, мистер Кармоди видел в нем грабителя. Это же подумать, пять монет!
Вдобавок к этим бедам землевладельца угнетало странное поведение Александра Твиста. Когда владелец «Курса» подрядился сделать из Кармоди нового человека, деньги он взял вперед, за три недели. К концу второй из этих недель пациент узнал от племянника о приезде миллионера и, оборвав лечение, отправился домой. Естественно, он полагал, что д-р Твист вернет треть денег, но ошибся. Читая его письмо, мистер Кармоди думал, что в жизни своей не видел такой пакости.
Да, думал он, не те пошли сквайры, совсем не те! Первый из здешних Кармоди жил не тужил. В ту пору смерд был смердом и подлый люд только радовался, работая полсуток на хозяина за кусок хлеба и снисходительный кивок. Но в этом мерзком веке английский крестьянин испортился. Так и ждет от тебя заботы. И крышу ему чини, и стены укрепляй, и почву восстанавливай, а это, надо сказать, немало стоит. Скоро будем платить за починку радиоприемника.
Так думал он, глядя из окна на залитый солнцем сад, когда внезапно увидел своего корпулентного гостя и, впервые за утро, услышал вдали, как шелестят крылья синей птицы. В мире, где есть такие люди, как Томас Дж. Моллой, еще можно жить.
Ронни Фиш оказался хорошим пророком. Мистер Кармоди и впрямь обрадовался богачу. У него были замыслы, а они требуют денег.
Сейчас он решил выйти в сад и побеседовать с гостем. Солнечным утром, когда улыбается природа, американский бизнесмен вполне может расщедриться. Июнь уже сменился июлем, и погода стояла такая, в какую поэт пишет стихи, влюбленный любит, а бизнесмен дает денег на изготовление алмазов из древесного угля. Не хочешь, думал мистер Кармоди, а все равно дашь.
Природа улыбалась еще три минуты с четвертью, а позже для мистера Кармоди зашло солнце. Со всей возможной сердечностью, пронзившей душу, мистер Моллой отказался поделиться хотя бы миллионом ради поля для гольфа, кинотеатра и вообще какого-либо из четырех основных замыслов.
– Нет, – сказал он. – Поверьте, мне очень жаль, но я занимаюсь только нефтью. С нее я начал, ею и кончу. Без нее мне нет жизни. Если хотите, я купаюсь в
