КОГДА ДЬЯВОЛ СТАРИТСЯ.
Кардиналу Аннибале делла Дженга было шестьдесят три года, когда он стал преемником Пия седьмого. У него был вид человека, которому недолго осталось жить.
Видимо, годы служения Венере, как и Марсу, старят вдвойне. Но так или иначе, он занимал апостольский трон в течение пяти лет, обманув радужные надежды кардиналов.
Очень рано вступив на духовное поприще, он быстро достиг высших степеней, чему немало способствовали его любовные интрижки с фаворитками влиятельных прелатов, и особенно с дочерьми Пия шестого.
При Пие седьмом он был аккредитован во Франции в качестве нунция сначала при дворе Наполеона, а затем Людовика восемнадцатого. Вернувшись в Италию, он стал усердно возрождать варварские обычаи, например вновь ввел в обиход изощренные пытки.
Таков человек, ставший в 1823 году папой под именем Льва двенадцатого.
Вскоре после избрания он тяжко заболел – к великой радости кардиналов, зарившихся на его место. Но их надежды не оправдались: папа поправился.
Чтобы ознаменовать выздоровление, папа декретировал всеобщее отпущение грехов и опубликовал энциклику, направленную против либеральных идей. Наивный старик напоминал улитку, желающую остановить локомотив! Святой отец не ограничился философами – он с яростью накинулся на библейские общества, образованные для пропаганды библии и для борьбы с ее вульгаризацией.
Стремясь вернуть церкви ее былую власть, Лев двенадцатый убедился, что ему нужны верные сообщники. Вполне естественно, что он обратился к иезуитам, осыпал их милостями, даровал им монастыри, земли, коллежи, предоставил им монопольное право в делах просвещения.
В административном рвении он издал ряд декретов, касающихся одежды, убранства домов, экипажей, балов и спектаклей. Этот старец, юность которого отнюдь не отличалась целомудрием, ополчился на все виды светских развлечений, ставших для него с возрастом недоступными.
Рим стал неузнаваем: религиозные процессии и торжества, колокольный звон и литургические песнопения – вот как выглядела теперь жизнь в городе. Дамам было запрещено элегантно одеваться, носить легкие материи и облегающие платья. Чтобы задушить зло в его колыбели, святой отец запретил портнихам под страхом отлучения от церкви шить декольтированные туалеты.
Наряду с этим папа проявлял весьма странную снисходительность к воровству, убийствам. У папы хватало наглости восстановить для пополнения апостольской казны специальный прейскурант, по которому богатые мерзавцы могли безнаказанно совершать самые гнусные преступления.
Когда некоторые кардиналы заметили, что циничное узаконение преступлений дает в руки оружие врагам папства, Лев двенадцатый ответил: «Не беспокойтесь, мы научим писателей уму-разуму. Сегодня соберу с помощью религии деньги, чтобы завтра построить религию на деньгах».
Иезуиты усиленно поддерживали католическую реакцию. Несколько ограниченные конституционными законами во Франции, они процветали в Испании, где с возвращением Фердинанда седьмого была восстановлена инквизиция. Число ее жертв росло непрерывно. В начале 1826 года иезуиты сожгли на костре одного несчастного еврея, обставив казнь с такой же помпой, как во времена Торквемады. Лев двенадцатый пожаловал индульгенцию всем, кто участвовал или только присутствовал при этом зверстве. Булла, изданная по этому поводу, содержала совершенно невероятную декларацию: «Присутствие католиков при аутодафе приравнивается к присутствию на ста обеднях в ста церквах».
Во Франции, где иезуиты не имели возможности прибегнуть к террору, все свое внимание они уделили народному образованию. Они даже попытались целиком прибрать его к рукам, но этому воспротивилась палата депутатов. Было принято решение, согласно которому все коллежи благочестивых отцов подчиняются университетскому распорядку. Никто не может быть допущен к преподаванию в учебных заведениях без уведомления своего начальника о непричастности к какой-либо религиозной конгрегации.
Чтобы утешить сынов Лойолы, Лев двенадцатый обратился к королю Карлу десятому, жестоко порицая его за слабость и требуя принятия правительственных мер в защиту церкви. Это было вполне в духе стремлений и чаяний ханжи-монарха. Но святой отец уже не увидел, как его распоряжения претворялись в жизнь: после непродолжительной болезни он скончался 10 февраля 1829 года.
Пий восьмой продолжал политику своего предшественника: он обратился ко всем епископам с циркулярным письмом, в котором поощрял всякую борьбу с республиканскими, и в особенности с враждебными церкви, писателями. «Почитаемые братья, – писал первосвященник, – необходимо выявлять опасных софистов, доносить на них в трибуналы, передавать их в руки инквизиторов, дабы они под пытками вспоминали об истинной вере».
С удовлетворением следил Пий восьмой за преследованиями, которым подвергались либералы в Италии, Португалии, Испании. Германия, напротив, оставалась глуха к его требованиям: немецкие князья и монархи открыто заявили, что духовная власть целиком подчиняется светской. И святой отец не осмелился настраивать немецкое население против его правителей.
Во Франции Карл десятый, находившийся под влиянием тайного совета, стремился во всем подражать жестокому Фердинанду седьмому Испанскому, воскресившему старинные указы против богохульников и святотатцев. И хотя власть французского короля была ограничена, он вместе со своими гнусными советниками издал известные июльские ордонансы 1830 года.
Разразилась революция, но, как известно, завоеванная свобода пошла на пользу буржуазии. Посаженный ею на трон Луи-Филипп поспешил заверить папу в своем послушании и уважении. Прежде чем признать «короля баррикад», Пий восьмой заставил себя долго упрашивать. Наконец скрепя сердце согласился, но вскоре почил вечным сном, и его сменил Григорий шестнадцатый.
Еще в бытность кардиналом, новый папа выдал замуж за цирюльника свою любовницу, которая имела от него семерых детей. Чтобы вознаградить брадобрея и сохранить возможность общаться со своей возлюбленной, он предоставил ее мужу должность во дворце с кардинальским окладом.
Перед избранием Григорий шестнадцатый, весьма склонный к плотским радостям, казалось, целиком посвятил себя богу. Но, вступив на престол, он вернулся к обычному образу жизни. Правда, из-за преклонного возраста гастрономические радости занимали в его жизни больше места, чем любовные утехи. Он обжирался до такой степени, что его часто выносили из-за пиршественного стола на руках.
Дух неверия и безбожия с каждым днем все больше распространялся в Италии. Тогда Григорий поручил иезуитам организовать мирный крестовый поход во имя католицизма.
Сыны Лойолы шныряли по деревням, расставляли кресты, выступали с проповедями – словом, всячески старались подогреть религиозное рвение. У них хватило наглости вновь заставить мадонн и святых творить чудеса. Скоро в папских землях не осталось ни одной деревенской церкви, где бы ни было механизированного чуда. В одной часовне богоматерь проливала слезы, в другой истекал алой кровью Христос, в третьей поднимал руки и двигал головой апостол. Когда была исчерпана галерея славных обитателей небесного царства, исполнивших весь свой репертуар, иезуиты перешли к одушевлению животных.
Можно было наблюдать святого духа в облике голубя, петуха святого Петра, кукарекающего так натурально, что его можно было принять за деревенского; вифлеемскую ослицу и других животных, которые ржали, блеяли, рычали и лаяли на все лады.
Сначала все шло отлично. Иезуиты успешно вели религиозную пропаганду – фабриковали чудодейственные предметы, сбывая их по высокой цене священникам, а те в свою очередь не оставались внакладе, извлекая из всей этой механизированной бутафории огромные доходы. Но вскоре конкуренция нанесла смертельный удар этой отрасли промышленности, процветавшей благодаря темноте и суеверию, с одной стороны, и жульничеству – с другой. Вот что произошло.
Каждый приход имел свое чудо, полученное им от общества Иисуса. И верующим хотелось посмотреть мадонну, святых и зверей, принадлежавших соседним церквам.
Священники, естественно, препятствовали, не желая, чтобы дары прихожан уходили к конкурентам. Каждый служитель церкви старался дискредитировать чудеса соперника, и война разразилась не на шутку. Прихожане, конечно, вставали на защиту своих пастырей, и во всех деревнях Папской области возникали настоящие отряды фанатиков. Их религиозная одержимость не могла не привести к кровавым стычкам.
Когда религиозные процессии встречались на границе своих приходов, священники затевали громкую перебранку. Каждый расхваливал своих чудотворцев, преувеличивая их волшебные способности и оскорбляя противников грубыми ругательствами. Ссора разгоралась. Священники, церковные сторожа, певчие, дети из хора, послушники и верующие с остервенением бросались друг на друга и дрались до тех пор, пока одна из сторон не побеждала. В этих сражениях распятия, подсвечники и кадила нередко становились смертельным орудием.
