Ознакомительная версия.
Карл Великий
Карлу Великому довелось жить в мрачную эпоху, когда люди не были столь сообразительны, как теперь. Со временем они становились все смышленее и смышленее, пока, наконец, не достигли сегодняшнего уровня.
Карлуша, как его называли домашние, родился в 742 году. Он был сыном Пипина Короткого[174] и Берты Большой Ноги, выдающейся девицы своей эпохи. У нас нет сведений относительно его младенчества и отрочества, но, вероятнее всего, он съедал тем больше каши, чем больше общался с Бертой.
Пипин был хозяином дворца, или мажордомом, поскольку один из королей франков Селдерик Безмозглый был выдающимся бездельником и предпочитал ничего не делать и бить баклуши, вкушая один кубок с медом за другим вместе со своими родичами. Иногда для разнообразия они поднимали зады, чтобы убить какую-нибудь из своих бабушек, используя всю свою изобретательность.[175] Правда, ее хватало лишь на то, чтобы привязывать их к хвостам диких лошадей и кричать «гиддап!», что казалось им очень смешным.
Однажды терпение Пипина лопнуло, и он выбросил Селдерика из дворца, провозгласив себя в 752 году королем франков.[176] Пипин Короткий умер в 768 году, завещав свой титул совместно Чарлзу и Карломану, младшему сыну, который внезапно умер, хотя за всю свою жизнь и не болел ни единого дня.[177]
К этому времени Чарлзу исполнилось двадцать девять. Он был слишком хорош для этого мира – репутация, которая преобладает и в наши дни и имеет все шансы остаться при нем навсегда. Он был таким замечательным солдатом, государственным деятелем, моралистом, реформатором и так далее, что совершенно невозможно предполагать какую бы то ни было связь со смертью Карломана. Это же относится и к печальному уходу из жизни двух маленьких сыновей Карломана, что произошло в тот момент, когда их мать попыталась решить некоторые проблемы, касающиеся их права на престол. Такая вот случайная погибель суждена была их семье.[178]
Таким был король большого и могущественного германского племени, питающегося преимущественно пивом и сосисками.[179] Вначале все франки были германцами, однако некоторые из них принялись есть лягушек и улиток, постепенно превращаясь во французов, – факт, который не был так общеизвестен в те времена, потому что тогда еще не существовало французов. Большинство историков полагает, что Карл не был ни германцем, ни французом, а – франком. Возможно, он был немцем.
Мораль была сильной стороной Карла. Он был настолько морален, что некоторые считают, что это давало кое-кому повод думать, будто он только то и делал, что потешался над остальными. Все эти люди не были пригодны ни к чему хорошему, поэтому Карл стремился улучшать других, преимущественно варваров саксов, которые накопили несметные сокровища в дуплистом дереве Арминийсул, названном так в честь деревянного идола Арминия.[180] Итак, он нанес им визит, окрестил их и срубил Арминийсул, а его содержимое выпало прямо в подол королевского платья. Вот это был сюрприз! Что ж, они сами нарывались на это.
Затем он улучшил аваров, которые тайно припрятывали целые кучи золота внутри неприступных крепостей, каковыми они, по крайне мере, их считали.[181] Он также поглядывал на сорбов и вильтцев, однако те выглядели безнадежными. Они были бедны и голы, как камни.[182] Где и кому бы он не пытался оказать моральную помощь, люди тотчас закапывали свои медяки и скрывались в лесах и болотах. Карла отличал интерес к фундаментальным вещам. Поэтому его и назвали Великим.
Карл оказался настолько великим, что был коронован императором Рима самим папой Львом III на Рождество 800 года. Таким образом, он, хотя бы на бумаге, превратился в преемника Цезаря, то есть забрался на наивысшую ступеньку политической лестницы. Впоследствии он заявлял, что никогда не помышлял о такой чести и был весьма удивлен случившимся. Он говорил, что у него и в мыслях не было ничего такого, покуда корона действительно не оказалась на его голове. Карл часто чувствовал, что кто: то дергает его за бровь, и сам себя вопрошал, а не проклята ли эта императорская корона?
А собственно, кто вы такой, смею спросить, для того, чтобы называть Карла безбородым старым лжецом,[183] даже если он действительно любил рядиться для церемоний и тщательно продумывал каждую деталь своего одеяния? Надеюсь, не каждое произнесенное вами слово является библейской истиной.
В своих новых регалиях император выглядел великолепно, и халиф Багдада Гарун-аль-Рашид послал ему слона по имени Абу-эль-Аббас. Такие вот хлопоты приносит успех: люди начинают присылать вам слонов в качестве маленького знака внимания.[184]
Как законодатель, Карл не знал усталости. Ежегодно он проводил со знатью две ассамблеи: одну осенью – для того, чтобы сотворить побольше законов, а другую – весной, чтобы их отменить.[185] Он также издал серию указов или капитулярий[186] относительно всего, о чем он мог только подумать, и назначал королевских «визитеров», или ищеек, дабы они доносили о соблюдении правил морали епископами. Они действительно приносили Карлу довольно интересные известия.[187]
Карл желал, чтобы справедливость и право преобладали среди всех классов. Как только для этого предоставлялась возможность, он говорил о вдовах, сиротах и бедных и о том, что невинные не должны нести наказания. Он являлся страстным сторонником процедуры испытания «судом божьим», в соответствии с которым обвиняемый должен был окунуть свои руки в котел с кипящей водой, чтобы все видели, как они после этого выглядят. Проконсультируйся он со специалистами, котел наполняли бы просто теплой водой. Хотя все равно чернь ни к чему не прислушивается. Вы никогда не сможете сделать достаточно много для бедных, поскольку они общаются не с теми людьми.
Среди достижений Карла далеко не последнее место занимает его вклад в дело образования. Он импортировал учителей из Ирландии, Англии, Италии. Они жили во дворце, ели каждый день и обучали предметам, входящим в тривиумы[188] и квадривиумы,[189] которым, как тогда считалось, имело смысл обучать. Профессора жили вольготно. Иногда император предлагал им отгадывать загадки. Ему отвечали латинским гекзаметром, а если в панике, то пентаметром. Без надувательства.[190]
Один из поклонников Карла назвал его величайшим интеллектом средних веков. Едва ли он был таковым, но, негде правды деть, пытался научиться читать и писать. Он кое-как овладел чтением, но так и не научился писать что-нибудь длиннее своего имени и предпочитал подписываться инициалами. Карл спал с карандашом и бумагой под подушкой в надежде, что вдруг среди ночи у него проявится к этому занятию сноровка, но почему-то этого не случилось. Он сетовал на то, что не мог приучить свои покрытые мозолями от постоянного пользования мечом пальцы к выписыванию букв. Но, конечно, дело было не в пальцах.[191]
Как всем хорошо известно, рост Карла был в семь раз больше длины его ноги. Трудно представить, какой она была. Если он пошел в этом отношении в Берту Большую Ногу, то обладал ростом в восемь или девять футов, что весьма сомнительно.[192] У него была прекрасная фигура, невзирая на длинный нос, короткую шею и массивное туловище. Не случайно господин Гиббон, следуя своей манере портить картину, замечает: «Из его моральных достоинств воздержание не являлось его выдающейся чертой». Зачем все это ворошить?
Факт в том, что Карл был рожден мужчиной и отцом, в то время как Гиббон таким не был. У него имелось четыре или пять жен, но не больше, чем две одновременно, а также, по достоверным сведениям, пять-шесть наложниц.[193] И если существует вещь, которую бы он очень любил, так это медовый месяц. Думаю, что Дезидерата, Хильдегарда, Фастрада и Люитгарда были законными дочерьми, а Мальтегарда, Герсвинда, Регина и Аделинда – таковыми не являлись.[194] Я не упомянул его прежнюю привязанность Эрминтруду. Тогда он только входил во вкус дела.
Некоторых дочерей держали дома и не позволяли им выходить замуж, поскольку Карл не хотел никаких наследников по женской линии.[195] Одну из них посетила прекрасная дружба с поэтом Ангильбертом, в результате которой их сын Нитхард стал литературным критиком. Другие также умудрились как-то устроиться, но о них распускалось довольно много слухов.[196]
Боюсь, что мало правды и в истории о том, что Эмма, или Имма, вышла замуж за биографа ее отца Эгинхарда, или Эйнхарда, после того как вынесла его из замка на своей спине, дабы на снегу не оставалось его следов. На самом деле, Эгинхард, или Эйнхард, женился на Эмме из Вормса, то есть на совсем другой девушке.[197] Кроме того, у Карла не было дочери по имени Эмма, или Имма. По меньшей мере, восемь сыновей и дочерей Карла были законнорожденными. Он признал своими десять других – факт, свидетельствующий о его щедрости и справедливости. Я действительно верю в то, что человек, признавший десять детей своими законными чадами, возможно, имел их и больше.
Ознакомительная версия.
