— Зато мама рисует теперь, — пожал тот плечами.
— Не рисует, сколько тебе можно говорить, а пишет. Я пишу маслом на холсте, — Клементина вернулась к снимкам.
Пока хозяйка дома купалась в воспоминаниях, Василий разглядывал фотографию нескладных одноклассниц. Зорким соколом он разглядел подписи под снимками, и указал на тот, под которым стояло «Валентина Копейкина».
— Мама?
Пухлая девица с выпяченным рахитичным животом и выражением лица, как ударенного пыльным мешком, тоскливо взирала со снимка на мнимого родственника. Ее торчавшие в стороны куцые косицы, казалось, удивлялись его заявлению больше самой Валентины.
Но Клементина не стала выяснять, каким это образом Василий узнал в пухлой девочке маму, а горько разрыдалась на груди Алены Крошкиной.
— Да, — говорила Алена, поглаживая вздрагивающую спину Клементины, — он ее сын, представляете? Он ваш родственник! Не нужно его жалеть, это же радость, что он нашелся.
— Я не его жалею, — всхлипнула Клементина, — а себя. Годы прошли, лучшие годы прошли. Ах, извините, мне взгрустнулось.
— Зато теперь у вас есть Василий! — продолжала гнуть свою линию Алена.
— Василий, да, Василий, — расплылась в улыбке Клементина и послала ему воздушный поцелуй, в ответ на который Копейкин нервно подмигнул Клементине.
— И что вы этим добились? — поинтересовался Туровский, направляя автомобиль в сторону города.
— Они его признали! Признали Василия! — Алена радостно махала обеими руками вышедшим проводить их на улицу Горецким.
— И пригласили опять, — довольно хмыкнул Копейкин.
— К чему вам это? — продолжал допытываться сыщик, — вы же не сын Валентины и прекрасно это знаете.
— Он не сын?! — изумилась Снежана, округляя и без того огромные глазища.
— Нет, — ответил ей сыщик, — безусловно, Василий Копейкин чей-то сын, здесь сомнений быть не может…
— А как можно сомневаться в том, тот я или этот?! — возмутился Василий. — Я все равно ничего не помню! А вдруг?!
— Ничего не вспомнил, — с трагической ноткой в голосе произнесла Снежана, поворачиваясь к Копейкину. — Тогда поедешь жить к другу Андрея Александровича.
— Поеду, — согласился Василий.
Туровский доставил троицу к дому Снежаны, предложил перевезти вещи Копейкина вечером на квартиру Жана. Вещей у Копейкина не оказалось, но тот все равно согласился переезжать только вечером, надеясь, что подруги покормят его ужином. А после ужина решил переехать утром.
В подъезде Снежана подошла к почтовому ящику и вытащила оттуда стопку рекламных листовок. Она собралась бросить их на подоконник, как обычно делала, внезапно из стопки выпало зеркальце с клочком бумаги. Когда девушка его подняла, то увидела двусторонне позолоченное зеркальце с зажатой между створками запиской.
— «Поделись или очень пожалеешь, стерва!», — прочитала она вслух.
— Меня уже требуют, — пригладил взлохмаченные волосы Василий. — Узнали, что я миллионер и родственники у меня состоятельные. А если это шантаж?! — он испугался.
— Нужно сказать обо всем этом Туровскому, — прошептала Алена.
Сыщик оказался очень проницательным, так что она не сомневалась, что он во всем разберется.
Глава 4
«Я начал жить в трущобах городски-и-и-их…»
Светлана Копейкина вела рано утром ребенка в детский сад. Ванька капризничал, идти в садик не хотел, хныкал, звал папу и показывал маме длинный розовый язык. Светлана горестно покачивала головой и хлюпала носом при упоминании о неверном супруге, бросившем ее с сыном на произвол судьбы из-за какой-то нелепой ссоры. Впрочем, как уже знала Светлана, у ее мужа была любовница, к которой подлец и негодяй Копейкин моментально переметнулся, лишь только подвернулся повод. Любовница выглядела пухлой блондинкой дебильного вида и была под стать недалекому Василию. А еще она была очень состоятельной! Раз Василий без объяснения причины бросил свою работу в престижном банке, на то должны быть веские основания. Он бросил работу, на которую его по знакомству устроила тетя Нина! Как теперь Светлане оправдываться перед друзьями и знакомыми? Светлана сказала тете Нине, что Копейкин попал под трамвай. Это показалось ей лучшим выходом из создавшегося положения. Разумеется, тетя Нина воспылала желанием проведать раненого Василия сразу после операции… Светлана сказала, что у Василия отрезали детородные органы, застрявшие на рельсах… А еще она сказала, что все это случилось в другом городе, в Костроме, куда Копейкин ездил проведывать свою больную матушку.
Она совсем завралась! И не знала, что делать. Утешала себя тем, что неверные мужчины как бумеранги всегда возвращаются обратно, и готовилась получить бумерангом по имени Василий внезапный удар по лбу. Ничего хорошего она от него не ждала, даже если бы тот надумал вернуться, что она стала бы с ним делать?! Делать вид, что ничего не произошло, она не сможет. Простить неверного мужа?! Никогда. Разве что… Нет, пусть он сначала вернется.
Светлана стремительно вышагивала по тротуару в направлении детского садика, ведя за руку сына. Тот хныкал и слабо упирался, понимал, что с мамой спорить бесполезно, но был вылитый Копейкин и все равно спорил.
— Папа! Папа! — прокричал Ванька, оглядываясь назад, на родную пятиэтажку.
— И дался он тебе, — в сердцах сказала Светлана, не оборачиваясь. — Забудь о нем хоть на сегодня!
— Папка же, папка!
Изумленный ребенок проводил глазами двух мужчин, вылезших из подъехавшей к их дому иномарки, и без всякого энтузиазма поплелся в детский сад.
— Вот, здесь и живет Жан, — сказал Туровский Василию, кивая на пятиэтажку. — Не бог весть какая жилплощадь, она досталась ему по наследству, и как говорится, дареному коню в зубы не смотрят…
— А что, чудненько! — потер руки Копейкин. — Что-то до боли знакомое мне напоминает.
— Да, конечно, — согласился с ним Туровский, — эти старые дома все одинаковые. Порою кажется, что ты прожил в них всю жизнь.
— Ну, здравствуй, сосед, — раздалось рядом с Василием. Он повернулся и увидел старую грымзу в очках, недоброжелательно оглядывающую его с головы до ног.
— Добрый день, мадам, — Туровский галантно склонил голову и обезоруживающе улыбнулся. — Мы действительно ваши соседи. Из этого подъезда…
— А я из того, — хмыкнула бабуленция и поковыляла к себе в подъезд.
— М-да, — сказал Туровский, — контингент тут своеобразный. Пенсионерки в подавляющей массе совершенно безобидны, но некоторые имеют тенденцию к ссорам и мелким склокам с соседями. От них лучше избавляться добротой и пониманием.
— М-да, — сказал Василий, глядя бабульке вслед, — кого-то она мне напоминает… А, наверное, соседку Снежаны Варвару Владимировну.
— В каждом таком дворе, — вздохнул Туровский, заходя в подъезд, — есть своя Варвара Владимировна, от которой лучше держаться на расстоянии.
Мужчины поднялись на третий этаж и остановились у дверей квартиры Жана. Пока Андрей искал ключи от квартиры, он предостерег Василия от поспешного проникновения внутрь. Но тот не послушал, лишь только дверь распахнулась, устремился в квартиру. В темноте узкого коридора раздался воинственный клич индейцев племени Чероки, скальпирующих свою жертву.
— Люди! Убивают! — закричал Копейкин, чувствуя, что с него сдирают скальп.
— Муся, это ты? — поинтересовался Туровский, щелкая выключателем. — Ага, это ты, крошка, — сказал он, снимая с головы Копейкина сиамского кота. Кошку. Он всегда путал пол этого редкого животного.
— Что это? — прошептал изумленный Василий, потирая пострадавший затылок.
— Кот, кошка Жана. В отличие от людей он не может избавиться от своих дурных привычек. Любит, зараза, прыгать на головы входящих, — Андрей вспомнил свой первый горький опыт. Жан его тоже предупреждал. И обрадовался, что на этот раз первым зашел Василий.
— И я должен жить с этим исчадием ада?!
— Заметь, Василий, совершенно бесплатно!
Возразить Копейкин не смог, он экономил.
Пока новый жилец осваивался в квартире, Туровский сидел в кресле и ловил себя на мысли, что перескакивал с Копейкиным с «вы» на «ты». Это не сулило ничего хорошего, сближение с клиентом обычно позволяло последнему диктовать сыщику условия и капризничать не в меру. Но клиентом был не Копейкин, а Снежана. Это в ее странном деле с угрожающими записками и звонками ему следовало разобраться, занимаясь попутно беспамятным Василием.
В соседнем кресле лежала красавица Муся и презрительно щурила свои синие глаза. Копейкин ей принципиально не нравился. От него не пахло рыбой, как от Жана, он, переступив порог, не кидался открывать ею любимый «Кискас», и этот новый жилец вовсе не стремился почесать ей за ушком.
— Она меня не сожрет ночью? — с тревогой в голосе поинтересовался Василий, вернувшись в комнату с балкона, где он обозревал окрестности. — Какой у нее хищный взгляд! Как у той роковой брюнетки, что выпотрошила меня в ресторане, чем-то опоила и подкинула в машину к Алене.
