Эти двое хорошо знали — и плохо переваривали — друг друга. Грейдон именовал Митчелла (в частных разговорах) «зазнавшейся посредственностью». Декстер именовал Грейдона (в публичных выступлениях) «невыносимым, получающим непомерное жалованье эгоманьяком». Крупицы истины присутствовали в обеих формулировках.
Этот телефонный звонок был чем-то вроде совещания на поле близящейся битвы, в ходе которого представители двух замерших одна против другой армий обсуждают размеры взяток, способных предотвратить кровавую резню, — и условия их дачи.
— Итак, — произнес Грейдон Кленнденнинн, — habemus papam.[23]
Он всегда с большим удовольствием тыкал Митчеллу в нос свое знание разного рода премудростей.
— Я не учился в закрытой школе, Грейдон. Попробуйте изъясняться на английском.
— Это слова, которыми в Ватикане извещают об избрании нового папы, — сообщил Грейдон и зевнул — он еще не пришел в себя после перелета через несколько часовых поясов. — У нас обозначился новый кандидат. И я счел необходимым сообщить вам об этом — отсюда и мой телефонный визит вежливости.
— Ладно, — отозвался Декстер и, взяв со стола карандаш, пододвинул к себе по старой, еще прокурорских его времен, привычке большой блокнот. — Выкладывайте.
— Я намереваюсь сказать вам кое-что без околичностей и предвзятости, — сообщил Кленнденнинн. — Вы не против?
— Давайте, — ответил Митчелл, поняв, что услышит сейчас нечто любопытное.
— Вы почти наверняка сообразите, что имя это было названо не мной.
«Старый лис», — подумал Декстер.
— Тем не менее, — продолжал Кленнденнинн, — я дал президенту слово, что сделаю все возможное, чтобы наша кандидатура была одобрена. И я намерен сделать именно все.
— Хорошо, Грейдон. Я понял. Вы поддерживаете вашего кандидата на тысячу процентов. Кто он? Быстрая Вода?
— Нет. Картрайт.
Мысли Декстера Митчелла припустились наперегонки. Кажется, в шестом судебном округе был какой-то Картрайт…
— Судья Пеппер Картрайт, — прибавил Грейдон.
— Вы сказали: Пеппер Картрайт?
— Да.
— Пеппер Картрайт.
— Да.
— Телевизионный судья?
— Она самая.
Декстер Митчелл склонился над столом и помассировал еще мягкую после утренней инъекции ботокса кожу лба.
— Какого черта, Грейдон? Вы шутите, что ли?
— Нисколько. Президент считает, и, должен сказать, я с ним согласен, что обсуждение последних двух кандидатов было обращено благодаря вам в нелепый спектакль. Поэтому он избирает новую тактику, и, надо отдать ему должное, ход он нашел весьма неординарный. Вам это слово знакомо?
— Мы провели доскональные, честные слушания. Не я виноват в том, что…
— Давайте обойдемся без словесных прикрас, хорошо? Он направил к вам двух достойных мужей, двух львов судебной системы. Людей выдающихся, честных, проверенных. С репутациями — пальчики оближешь. А вы устроили подобие салемского судилища над ведьмами.
В моменты особенно напряженные Декстер Митчелл разражался крайне неприятным смешком. Чередой высоких, коротких звуков, чем-то вроде кудахтанья. Кто-то из слышавших этот смешок сказал, что он смахивает на звуки, испускаемые насильно кормимым гусем. В ходе телевизионных президентских дебатов Митчелл пару раз издал его, заставив не одного зрителя задуматься о том, охота ли ему в течение четырех лет слышать этот звук исходящим из Белого дома.
— Это — а-а-ак! — абсурд!
— Помилуйте. Ваше замечание неуместно.
«Неуместность» была для Грейдона Кленнденнинна худшим из преступлений, достойных смертного приговора.
— Мне жаль, что у вас и у президента сложилось подобное мнение. Я с ним согласиться не могу. Позвольте мне указать, что…
Но Кленнденнинну отнюдь не улыбалось выслушивать продлинновенные разглагольствования Декстера Митчелла.
— Вы смотрели ее шоу? — спросил он.
— Что? Нет, — солгал Декстер.
— А стоило бы. Похоже, все прочие жители Америки его смотрят. Она очень популярна. Этакий высокий, холодный бокал текилы. Да. И родом из Техаса. Ее дед был там шерифом.
— Да будь он хоть Сэмом Хьюстоном.[24] Это неприемлемо. Это оскорбление. Это балаган. Это…
— Неприемлемо? — самым деревянным своим тоном переспросил Кленнденнинн. — Для кого?
— Для сената Соединенных Штатов!
— Знаете, прежде чем высказываться от имени всего сената Соединенных Штатов, вам следовало бы потратить минут пять на то, чтобы обдумать, как прореагирует на эту кандидатуру страна. Нам почему-то кажется, что она примет сторону судьи Картрайт. Если не верите, поинтересуйтесь ее рейтингами. Ну ладно. Визит вежливости закончен. Хорошего вам дня, сенатор. Мне всегда приятно бывает поговорить с вами.
— Минутку. Минутку. Я все понял. Вы затеяли что-то вроде вендетты?
— Ну, прошу вас, сенатор. Позвольте мне сообщить вам один элементарный факт, относящийся к человеку, которого вы и ваши досточтимые коллеги прозвали Доном Вето. Дональд Вандердамп — не сицилиец. Он родом из штата Огайо. Приятный, не так чтобы очень сложный человек, родившийся в городе — мне никогда не удавалось правильно выговорить его название — Вапаконета. В Вапаконете выросли два мальчика. Один обладал математическими способностями и стал первым ступившим на поверхность Луны человеком.[25] Другой был президентом студенческого совета, а впоследствии стал президентом Соединенных Штатов. Впрочем, если вам нравится думать об этом как о вендетте, почему бы и нет? Вы имеете полное право добавить в ваше жаркое немного чеснока.
— Ладно, — сказал Декстер, — тогда скажите вашему Дону Вето, что однажды он проснется и увидит в своей постели отрезанную лошадиную голову.
— Угрозы, сенатор? Хорошо, если вам угодно играть по таким правилам, как насчет вашего трогательного визита в Овальный кабинет, — помните, как вы умоляли президента сделать вас членом суда? Он об этом никому не рассказывал. Пока.
— К вашему сведению, я не «умолял», а назвал ему шесть совершенно неопровержимых причин, которые обращают меня в разумный, логичный выбор кандидата на эту должность.
— Он заснул, не дослушав четвертой. Всего хорошего, сенатор. Увидимся на поле чести.
— Ну, как все прошло с Митчеллом?
Президент и Кленнденнинн сидели у телевизора в семейных покоях, расположенных на верхнем этаже Белого дома. Главной новостью этого дня было выдвижение кандидатуры Пеппер.
— Ах да, кстати, он собирается отрезать какой-то лошади голову и подбросить ее в вашу постель.
— Прекрасно, — отозвался президент. Он неотрывно смотрел на экран, на котором повторялся репортаж о заявлении, сделанном им сегодня в Овальном кабинете. — Господи, до чего же она привлекательна.
— Да, — подтвердил Кленнденнинн тоном буйвола, сообщающего свое мнение о бабочке, только что опустившейся на его рог. — Весьма привлекательна.
— У нее все отлично получится. Вот посмотрите.
— Я собираюсь не просто смотреть. Я позвонил Фелтену, Риско и Брицу, — сказал Грейдон. (Он назвал имена сенаторов, также заседавших в Комитете по вопросам судоустройства.) — Не могу сказать, что эти деятели остались довольными услышанным, хотя Брица оно, похоже, позабавило. По-моему, все они немного стыдятся того, что сделали с Куни и Берроузом.
— И правильно, черт побери, стыдятся. Этот город стал более вредоносным, чем свалка химических отходов. А мне еще восемнадцать месяцев в нем торчать. Просто дни считаю.
— Послушаешь вас, и президентский срок начинает казаться тюремным. Вы будете первым после Джонсона президентом, не пошедшим на повторные выборы. И вы знаете, что о вас станут говорить.
— Мне все равно, что обо мне станут говорить.
— Знаю. Но вы все же могли бы попробовать. По-моему, вы немного перебираете по части присущего уроженцам Среднего Запада хладнокровия.
На экране телевизора президент и Пеппер сидели бок о бок в стоявших перед камином креслах, вокруг щелкали камеры, а над ними нависал, точно летучая мышь, микрофон.
— Вы смотрите «Шестой зал суда», господин президент?
— Не пропускаю ни одного эпизода, — ответил президент. — Мое любимое шоу. После «Боулинга со звездами».
— Судья Картрайт, достаточно ли вы подготовлены для того, чтобы заседать в Верховном суде?
— Сомневаюсь, что моей подготовки хватит даже для должности клерка этого суда.
Смешки репортеров.
— Тогда что же вы здесь делаете?
— То, о чем меня попросили.
— Правда ли, судья Картрайт, что вы собираетесь, пока будет рассматриваться ваша кандидатура, продолжать сниматься в вашем шоу?
— А вы на моем месте бросили бы работу по основной специальности?
