Все вздыхают: да, дети сегодня уже не те. И родители сегодня уже не те. Э, да что вспоминать! Давайте лучше играть в стукалочку!
Все опять оживляются. Стукалочка — замечательная игра. Ставки, правда, небольшие, но какие ставки при нашей пенсии!
Старики вздыхают: пенсии, конечно, не те. Такие маленькие пенсии — за такое большое средневековье!
Письмо солдата тридцатилетней войны другу-однополчанину
Дружище Ганс!
После Вестфальского мира ты со своим Эльзасом отошел к Франции, Карл со своей Померанией — к Швеции, а я остался в Германии, и нам в Германии хуже всего. Франция и Швеция потоптались на нашей земле, отхватили по куску и убрались восвояси, а мы остались жить на поле боя. Разве можно жить на поле боя? На поле боя можно только умереть, что, кстати, естественно в нашем возрасте.
Хуже всего, что в стране разрушена экономика. Пала наша экономика на поле боя, и теперь, хотя наступили мирные времена, наши экономисты попытались ввести шоковую экономику Валленштейна.
Помнишь Валленштейна? Он у нас был главнокомандующим. И он придумал: чтоб не платить армии из казны зарплату, каждый сам себе добывает зарплату в бою. Сколько ухватил, столько и заработал.
Теперь у нас каждый месяц на три дня город отдается жителям на разграбление. Некоторые неплохо зарабатывают, даже лучше, чем зарабатывали на войне. Причем, не придерживаются трех дней, а грабят систематически в течение месяца.
Пошли и мы со старухой. Встали пораньше, чтоб быть первыми. В один дом зашли — нас побили. В другой — опять побили. Да еще и ограбили — отобрали все, что было при нас.
Вернулись мы домой, избитые, ограбленные, а в доме пусто, ничего нет. Все разграбили, пока мы ходили: город-то отдан на разграбление! Вот она, шоковая экономика. Тем, которые грабят, конечно, хорошо, а каково тем, которых грабят?
Спасибо, магистрат позаботился о нас, ветеранах. Ввел для нас специальный ветеранский день. Мы со старухой опять встали пораньше, чтоб быть первыми. Приходим в один дом, начинаем грабить, а хозяева не дают. Мы объясняем: сегодня же ветеранский день, сегодня весь город отдан ветеранам на разграбление, а они ничего не хотят слушать. Побили нас со старухой, тачку отняли. Хорошая, говорят, тачка, в хозяйстве пригодится.
И это называется экономика? На войне это была экономика, потому что мы были молодые и при оружии, а здесь — ну что мы можем со старухой?
Некоторые у нас эмигрируют в Россию. Очень, говорят, богатая и культурная страна. Там никому и в голову не придет вводить в стране шоковую экономику. Вот мы со старухой и думаем: не податься ли и нам в Россию? Там жизнь спокойная, сытая, не нужно никого грабить, драться за кусок. И народ там добрый, работящий, отзывчивый — ну точь в точь, как мы были до нашей войны.
Как ты, Ганс, посоветуешь? Напиши. А мы со старухой будем пока собираться.
Твой боевой товарищ Отто.
Только что я услышал, что в Англии отрубили голову ихнему королю. Наверно, лучше, чем тридцать лет воевать, сразу отрубить голову самому главному.
— Петр Алексеевич, прежде всего ответьте на вопрос: почему после вас ни один Петр в России не прижился? Петр Второй умер в детстве, Петра Третьего убили через год после воцарения…
— После Ивана Грозного Иваны в России тоже не приживались. Сына Ивана он собственноручно убил, а своих незаконных детей просто душил в колыбели, чтоб закон торжествовал.
— В России закон всегда торжествовал, но царило беззаконие. Чем вы это можете объяснить?
— Либо торжествовать, либо работать.
— Очень точно сказано. И еще такой вопрос. В России все царицы правили только в XVIII веке. Не потому ли, что в начале века царем был настоящий мужчина, который уступил место женщине?
— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос.
— Скромность вас украшает, Петр Алексеевич. Но однако признайтесь: как настоящий мужчина, вы всегда любили женщин больше, чем детей.
— Что вы имеете в виду?
— Наш великий ученый Михайла Васильевич Ломоносов очень на вас похож. И лицом, и статью, и талантом, и характером. И так совпало, что незадолго до его рождения вы как раз были проездом в Холмогорах. Как вы объясните это совпадение?
— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос.
— Опять эта скромность, прежде вам не присущая! Кстати, когда вы сами себя назвали Петром Великим, кое-кто говорил, что вы от скромности не умрете.
— Они были правы: я умер не от скромности.
— И последний вопрос: чем вы объясните, что Иван Грозный, который вовсе не был великим царем, славой едва ли не превзошел вас?
— В России всегда грозные имели больший вес, чем великие.
За гранью вечного покоя кто будет проклят, кто спасен? Уже слабеющей рукою Петр написал: «Отдайте все…» Кому отдать? И что отдать? И что вообще сказать хотел он? По эту сторону предела — молчания не разгадать. Так завершился ход событий, последним вздохом унесен. В начале жизни: «Все возьмите», а под конец — «Отдайте все…»
— Ах, ваше величество, после вас хоть потоп! — горячо шептала маркиза Помпадур в объятиях Людовика Пятнадцатого.
— После нас хоть потоп, — успокаивал Людовик Пятнадцатый своего министра финансов.
— В такой ситуации остается только потоп, — размышлял министр финансов перед пустой государственной казной.
Все они оказались правы: после Людовика Пятнадцатого наступил Великий французский потоп, отрубивший голову Людовику Шестнадцатому.
Человек, который придумал русскую историю
В свите Антона Ульриха принца Брауншвейгского, приехавшего в Россию с серьезными намерениями относительно племянницы русской императрицы, был молодой человек по имени Карл Фридрих Иероним барон Мюнхгаузен. Впоследствии он стал знаменит, много рассказывал и писал о России, а тогда был скромный и совершенно безвестный молодой человек, который, кстати, и сам был не прочь жениться на русской принцессе, хотя и не обязательно на русской, можно и на какой-то другой, но приехали-то они в Россию, так что особого выбора не было.
Правда, сейчас он не мог жениться, ему было только тринадцать лет, и он был на два года моложе принцессы. Но годы летят быстро, и со временем он может ее обогнать и стать старше лет на пять, а то и на восемь.
Чтоб поскорей вырасти, барон Мюнхгаузен поступил на военную службу, брал Очаков в русско-турецкой войне. А может, и не брал. Может, там вообще не было никакой войны и никакого Очакова. Когда он потом об этом рассказывал, ему никто не хотел верить, потому что он привез с собой из России столько солдатских небылиц, что их уже невозможно было отделить от действительности.
Вот, например, хотя бы эта. Принцесса Анна Леопольдовна вышла замуж за Антона Ульриха Брауншвейгского, и через год у них родился Иван Антонович, который тут же, не отходя от колыбели, стал русским царем. Но через год на престол восходит Елизавета, а Ивана Антоновича отправляют в крепость, хотя никаких преступлений он вроде не совершал. Кто же может поверить в такую историю?
Потом барон Мюнхгаузен служил в Риге и встретил там другую принцессу, Ангальт-Цербскую. По странному совпадению ей тоже было пятнадцать лет, как в свое время Анне Леопольдовне. Но барону, к сожалению, было уже двадцать четыре. Но, несмотря на разницу в возрасте, он все же дал залп в ее честь, потому что она как раз въезжала в Россию, а он возглавлял почетный караул.
Эта принцесса тоже вышла замуж. За Карла Петра Ульриха, сокращенно Петра Третьего Но она убила этого Петра Третьего, чтоб занять его место под именем Екатерины Второй. А какой милой девочкой была, когда барон Мюнхгаузен встречал ее в Риге!
Нет, в России нельзя жениться на принцессах. Где был бы Карл Фридрих Иероним, если б женился на Анне Леопольдовне? Он был бы там, где раки зимуют, как говорит русская пословица. А где он был бы, если б женился на Екатерине? Его ждала участь Петра Третьего, и он лишь чудом ее избежал. Он махнул рукой на принцесс и женился на простой русской девушке Якобине фон Дуттен. И уехал навсегда из России, чтобы где-нибудь в спокойном месте спокойно о ней вспоминать.
Но ему не верили. Не верили, что Иван Антонович просидел в крепости двадцать лет и был убит при попытке к бегству, хотя никуда не собирался бежать. Потому что это Россия. Там не смотрят, бежишь ты или не бежишь, а просто убивают при попытке к бегству.
Мюнхгаузен все помнил, он приводил факты, даты, имена. Но ему не верили. Говорили, что он придумал эту русскую историю, что, может быть, никакой русской истории вообще нет. А что есть? Что-то же должно быть, если есть страна и в стране живут люди и происходят какие-то события.
