А вопрос «Как дела?», заданный человеком после полученного удара дубинкой, выглядит несколько издевательски. А уж про «Хорошо» и говорить нечего.
«Да ты, сука, еще и прикалываешься?! Сейчас узнаешь, как у меня дела! Получай!»
Близнецы-сержанты работать умели… Видимо, омоновцы.
Я не знаю, о чем в тот момент думали мои финские компаньоны. Возможно, о пресловутой русской угрозе или о том, что больше никогда не приедут в эту дикую страну, где полицейские убивают за обычный вопрос «Как пройти к ветеринару?». Возможно, о своих семьях, оставленных в Суоми. И к кому, в случае чего, отойдет их бизнес… А скорее всего ни о чем.
Они просто не знали, о чем думать…
Я же думал о чуде. Только оно могло нас спасти. Но после пяти минут избиения никакого чуда не произошло. Когда из разбитого носа брызнул кровавый фонтан, я просто упал на пол, закрыл голову руками и не сопротивлялся, как советует пособие «Что делать, если вы стали жертвой преступного посягательства», выпущенное у нас на эстонском языке немалым тиражом.
Это тоже не очень помогло, но удары ботинок по ребрам стали как-то менее чувствительными. Либо я уже не чувствовал боли.
Остановил мучения майор. Опять-таки с помощью живительного матерного слова, обращенного к сержантам. В политкорректном парламенте это прозвучало бы примерно так:
— Вы что, господа инвалиды, заболели еще и умственным расстройством?
В реальности все было короче и жестче.
Дубинки замерли в воздухе.
— А чо, Степаныч?.. Они ж вас…
— Да не они…
Я понял, что настал мой час. Забыв про боль и сломанные ребра, я вскочил с пола, оторвал болтающийся на одной нитке рукав пиджака и, зажимая платком нос, прокричал с интонацией командира штрафбата, отправляющего бойцов под танки:
— Ну, все! Вы попали! Вы знаете, кто мы такие?! Я корреспондент газеты «Рупор демократии», а это наши финские гости! И завтра про ваш беспредел узнает весь мир!
Я не знаю, есть ли здесь такая газета, но какая разница? Цель достигнута, дубинки спрятаны за спины, на лицах откровенное смятение. Никто не хочет иметь дело со свободной прессой.
Сержанты поворачивают голову к Степанычу.
— Да они случайно здесь, — поясняет тот, умывая разбитое лицо водой из графина, — ветеринар им нужен.
Окровавленный палец указывает на клетку с птичкой.
— А чо ж сюда пришли?
— Дорогу спросить… А мы тут с Витьком… В общем… Поругались…
О, как! Поругались они… Милые бранятся, только тешатся. Теперь нам не только ветеринар нужен, но и травматологический пункт. Но уже наш, эстонский. В местный я под дулом пистолета не пойду… Вдруг там тоже кто-нибудь поругается? Врач с санитаром. А у них скальпели…
Лейтенант, он же Витек, пока нас обрабатывали дубинками и ботинками, свалил в туалет и, судя по звукам, зализывает там раны.
— Во, блин! — хором выдыхают сержанты, словно ракетчики, сбившие пассажирский лайнер.
Они действительно близнецы, как успевает засечь мой заплывающий глаз. Удобно, наверно. Бьют граждан по очереди, а опознать нельзя. Соответственно и спросить не с кого.
— Блин не блин, а отвечать придется. — Я помогаю подняться Арви с пола. Без очков бедняга совсем плох.
Микко выкарабкивается самостоятельно. Его пиджак от «Хьюго Босс» по всей длине разорван на спине, нагрудный карман болтается на паре ниток. С лицом полный… Ну, вы понимаете, о чем я…
Но вот что значит западные люди! Не возмущаются, не протестуют, не грозятся судом! Получили по головушкам, и «ноу проблем». Лишь бы не доставлять хлопот другим.
Канарейка запела, заполняя возникшую неловкую паузу.
— Ну, мужики, а чего сразу — газета? — разводит гулливерскими ручищами сержант номер «1». — Ну ошиблись, ну бывает… А чо мы думать были должны? Вы войдите в положение. Будьте людьми…
Он бы минуту назад так разговаривал…
— Старина, тебя как звать? — обращается виртуоз дубинки к Арви, протягивая ему предмет, смутно похожий на очки.
Я перевожу. Арви не отвечает… И не потому, что обиделся.
Кажется, мой несчастный компаньон забыл, как его звать… Либо ему отбили часть мозга, отвечающую за память…
Как бы завтра не началась вторая русско-финская война. Надо спасать бывшую родину.
— Вот до чего человека довели! Имя забыл! Теперь на лекарства до пенсии работать будете!
И тут страж общественного порядка выдал фразу, украсившую бы защитную речь парламентария, обвиненного в сексуальных домогательствах:
— Так он… Это… Как бы… Сам…
После переглянулся с братом-близнецом, ища поддержки. Тот, разумеется, поддержал. Кивнул в знак полного согласия. Кто бы сомневался?
— Арви, они говорят, что ты упал сам, — сообщаю я компаньону радостную новость.
Бедный, бедный Арви… Он тоже соглашается… Быстро сломался. В тридцать седьмом он подписал бы признание в шпионаже после первого допроса. Слабак.
Но я, как закаленный боец, не теряю присутствия духа.
— Международный суд в Гааге разберется, кто сам, а кто нет. В любом случае, готовьтесь.
Стражи не совсем безнадежные. Первый тут же предлагает альтернативу:
— Дык… Давайте мы к ветеринару вас проводим. Тут рядом.
— А на хрена вам ветеринар? — уточняет страж номер «2».
Я повторяю историю с сертификатом и таможней.
— Да чо вы, с ума спятили? Какой ветеринар? Зачем? Замотайте птицу скотчем, чтоб не вякала, суньте в карман, а клетку выкиньте.
— А что сказать на таможне?
— Да то и скажите. Улетела, пока осматривали… Степаныч, у вас скотч есть?
Майор открывает ящик стола, достает катушку широкого скотча цвета «кофе с молоком». Сержант, не дожидаясь нашего согласия, берет катушку, зубами отцепляет край, затем сует лапищу в клетку и вытаскивает протестующую канарейку. Через секунду она лежит на столе, обернутая тремя слоями липкой ленты, словно мумия бинтами.
— Очумел? Задохнется! — Сержант номер «1» хватает птичку и освобождает ей клюв. — Во.
— Она ж чирикать будет.
— Если в карман сунуть, не будет. Они в темноте не поют. У теть Маши такая же. Держите, мужики… А клетку в Нарве новую купите…
Они б еще наручники на нее надели. Я осторожно забираю негодующую канарейку и запихиваю в карман пиджака. Действительно, она тут же замолкает.
Финны опять не реагируют. Уместней сказать — уже не реагируют. Не задают идиотских вопросов типа: «А зачем это полицейский замотал канарейку скотчем?» Поняли, что лишний вопрос — лишний синяк. Жизнь дается человеку один раз, в том числе и в Финляндии.
— Вот и делов, — по-детски улыбается сержант, — а с ветеринаром связываться себе дороже… Он еще денег попросит.
Из туалета появляется лейтенант Витек. Не поднимая на нас глаз, садится за стол и начинает приборку. Словно ничего не случилось. Выдержка, однако. Железо.
Я чувствую, что в любую секунду ситуация может измениться. Ведь они со Степанычем не помирились, не принесли друг другу извинения, а стало быть, не исключается продолжение шоу.
Хватаю компаньонов под руки и тащу их к дверям. На улице засовываю в «Ниссан» и газую.
— В газету только не надо! — из скворечника доносится голос одного из близнецов. — Мы ж от чистого сердца!..
Арви сплевывает на коврик сгусток крови и шепчет то самое слово. Кажется, он, наконец, понял его смысл.
— Вот, Микко, — сообщаю я второму гостю, — ты и познакомился с екарными бабаями. Сразу с четырьмя.
Девушку-пограничника сменил пограничник юноша. Его не очень удивляют наши разбитые физиономии — гораздо сильнее паспорта. В которых имелась отметка выезда из России, отметка о прибытии в Россию, но никаких намеков на страну пребывания.
— Не понял… А где вы были?
Не знаю, что и отвечать… Никаких идей по этому поводу. А заикаться про канарейку уже боюсь. Но отвечать надо.
— Мы искупались в нейтральных водах. — Я указываю на пограничный мост через Нарову. — И вернулись… Жарковато сегодня.
Пограничник о чем-то соображает, потом машет рукой и ставит нам штампики «Выбыл».
— Кровь смойте… Следующий…
Вы думаете, это все?
Вы жестоко, очень жестоко ошибаетесь…
До конца дней не забуду выражения лица таможенника, когда он увидел наши истерзанные тела. Я представляю его чувства. Полчаса назад отправил вполне здоровых господ к ветеринару, а назад вернулись персонажи компьютерной игры «Мутанты Чернобыля». Что ж за болезнь нашел ветеринар у птички? Что так разбушевался. Не иначе, птичье бешенство.
— Вас чего, собаки покусали?
— Нет… Мы просто упали. Вместе. В Ивангороде не очень качественные дороги.
Памятуя о коварном плане, я не спешу рассказывать об истинном происхождении наших физических и душевных ран.
— А канарейка где?
— Улетела… Ветеринар хотел осмотреть, открыл клетку, она и фьють… Если вдруг увидите, поймайте, а? Не в службу, а в дружбу… Я сразу подскачу.
