Если бы Наполеона спросили, как ему удалось выбраться из Москвы, он бы, наверно, ответил не очень вразумительно. Вот и я тоже. Я не помнил, как очутился на крыльце, и нервы мои были в ужасном состоянии. Чтобы восстановить душевные силы, я зажег сигарету и закурил, но тут меня панибратски окликнули, и я ощутил рядом с собой присутствие какого-то инородного тела. "Привет, старина Вустер", - сказал голос, и когда пелена тумана у меня перед глазами рассеялась, я увидел, что это Бингли.
Я холодно взглянул на этого молодца. Зная, что это пятно на роде людском живет в Маркет-Снодсбери. я предвидел возможность нашей с ним встречи, и потому его появление меня нисколько не удивило. Но и не обрадовало. Потрясенный до глубины души встречей с Мак-Коркадейл, я меньше всего был расположен беседовать с человеком, который поджигал дома и замахивался саблей на свою дойную корову.
Он вел себя так же фамильярно, нахально, бесцеремонно, назойливо и непочтительно, как в клубе "Подручный Ганимеда". По-приятельски хлопнул меня по спине и наверняка ткнул бы пальцем под ребра, приди это ему в голову. И не подумаешь, что когда-то в наших отношениях фигурировало холодное оружие.
- Что поделываете в этих краях, голубок? - спросил он. Я ответил, что гощу у своей тети миссис Траверс, которая живет неподалеку, и он сказал, что знает этот дом, но не знаком со старушкой.
- Я пару раз ее видел. Такая краснощекая бабуля?
- У нее довольно яркий румянец.
- Наверно, от повышенного кровяного давления.
- Или оттого, что она много ездила на охоту. Мороз грубит кожу.
- В противоположность барменше. Она грубит клиенту.
Если он надеялся рассмешить меня своей топорной шуткой, то просчитался. Я был холоден, как публика на дневном спектакле в будний день, и он продолжил:
- Да, вполне возможно. У нее спортивный вид. Надолго вы приехали?
- Не знаю, - ответил я, потому что продолжительность моих визитов к старой прародительнице всегда неизвестна. Все зависит от того, когда она скажет мне выметаться. - Вообще-то я здесь, чтобы агитировать избирателей за кандидата от консерваторов. Он мой приятель.
Бингли присвистнул. Если раньше он был отвратительно веселым, то теперь стал отвратительно серьезным. Видно, спохватившись, он теперь все-таки ткнул меня пальцем под ребра.
- Вустер, старина, вы впустую тратите время. У него нет ни малейшего шанса.
- Ну да? - сказал я дрогнувшим голосом. Конечно, это было всего-навсего личное мнение, но убежденность в его тоне на меня подействовала. - Почему вы так думаете?
- Неважно, почему я так думаю. Можете мне поверить. Будьте благоразумны, позвоните своему букмекеру и поставьте крупную сумму на Мак-Коркадейл. Не пожалеете. Еще придете и будете благодарить меня за подсказку со слезами...
Во время этого формального обмена мнениями в устной форме, по определению толкового словаря из библиотеки Дживса, он, должно быть, нажал кнопку звонка, потому что в этот момент дверь отворилась, и я увидел свою знакомую горничную. Он быстро добавил: "на глазах" и повернулся к ней.
- Миссис Мак-Коркадейл дома, дорогуша? - спросил он и, получив утвердительный ответ, покинул меня, а я направился домой. Конечно, я должен был и дальше агитировать жителей Ривер-Роу, неся свое слово в дома под нечетными номерами, пока Дживс занимался четными, но сейчас я был не в духе.
Я испытывал беспокойство. Кто-то скажет, если владеет такой лексикой, что, мол, прогнозист вроде человека-прыща Бингли не заслуживает доверия, но он говорил с такой убежденностью, будто где-то что-то проведал, и тут уж я не мог так легко отмахнуться.
В глубоком раздумье я дошел до старого поместья и застал прародительницу, полулежащую в шезлонге, за разгадыванием кроссворда в газете "Обсервер".
Было время, когда эта почтенная мать семейства, корпя над решением кроссворда в "Обсервер", отдувалась, рвала на себе волосы и оглашала комнату необычными ругательствами, которым научилась у своих дружков по охоте, но, как она ни силилась, ей никогда не удавалось угадать больше пятнадцати процентов слов, и постепенно ее раж сменился апатичным смирением, и теперь она просто сидит, уставившись в газету, потому что знает: сколько ни лижи она кончик карандаша, из этого не выйдет никакого или почти никакого проку.
Входя, я слышал, как она разговаривает сама с собой, точно какой-нибудь персонаж Шекспира: "Вымеренное шествие святого вокруг жилища с пристройкой, о господи", из чего можно было заключить, что ей попался крепкий орешек, и думаю, она обрадовалась любимому племяннику, чей приход позволил ей с чистой совестью оторваться от осточертевшего занятия. Во всяком случае приветствовала она меня радушно. Для чтения она обычно надевает очки в черепаховой оправе, которые делают ее похожей на рыбу в аквариуме. Она взглянула на меня сквозь них.
- Привет, мой скачущий Берти.
- Доброе утро, старая прародительница.
- Ты уже встал.
- Давно.
- Тогда почему ты сидишь дома, вместо того чтобы агитировать? И почему у тебя такой вид, словно тебя принесла в зубах кошка?
Я вздрогнул. Я намеревался умолчать о недавнем прошлом, но со свойственной тетушкам проницательностью она по каким-то признакам поняла, что я прошел через горнило испытаний, и она стала бы выпытывать и выспрашивать, пока бы я во всем не сознался. Любая толковая тетушка может дать фору инспекторам Скотланд-Ярда по части допрашивания подозреваемого, и я знал, что запираться бессмысленно. Или немыслимо? Надо будет справиться у Дживса.
- У меня такой вид, словно меня принесла в зубах кошка, потому что я чувствую себя как то, что она принесла в зубах, - сказал я. - Пожилая родственница, я расскажу вам одну странную историю. Вы знаете здешнюю кикимору по фамилии Мак-Коркадейл?
- Ту, что живет на Ривер-Роу?
- Ту самую.
- Она адвокат.
- Похоже.
- Ты с ней познакомился?
- Познакомился.
- Она соперница Медяка на выборах.
- Знаю. А мистер Мак-Коркадейл до сих пор жив?
- Давно умер. Попал под трамвай.
- Я не осуждаю беднягу. На его месте я поступил бы точно так же. Это единственный выход, если ты взял в жены такую женщину.
- Как ты с ней познакомился?
- Я пришел к ней, чтобы агитировать ее за Медяка, - ответил я, после чего коротко и сбивчиво рассказал свою странную историю.
Номер прошел на ура. Прошел как по маслу. Я сам вообще-то не находил в своем рассказе ничего смешного, но ближайшая родственница нашла, он, без сомнения, ее здорово позабавил. В жизни не слышал, чтобы женщина заливалась таким гомерическим хохотом. Было бы ей куда катиться, она покатилась бы со смеху. Ирония судьбы: я столько раз терпел неудачу, пытаясь развеселить публику веселым анекдотом, а тут, по сути, трагическая история - и такой хохот в зале.
Тетя все еще изображала смех гиены, которая только что услышала хорошую шутку от другой гиены, и тут вошел Спод, как всегда выбрав для своего появления неподходящий момент. Спода никогда не хочешь видеть, но особенно его не хочешь видеть в ту минуту, когда кто-то от души смеется над тобой.
- Я где-то оставил конспект завтрашнего выступления, - сказал он. - Над чем вы смеетесь?
Несмотря на припадок судорожного смеха, прародительнице все-таки удалось выговорить пару слов.
- Это Берти.
- Хм, - сказал Спод, взглянув на меня так, словно ему не верилось, что какое-то мое слово или действие может вызвать смех, а не ужас и отвращение.
- Он только что был у миссис Мак-Коркадейл.
- Хм.
- Агитировал ее за Медяка Уиншипа.
- Хм, - снова сказал Спод. Я уже отмечал, что хмыканье было его слабостью. - Этого от него и следовало ожидать.
Бросив на меня еще один взгляд, в котором презрение примешивалось к враждебности, и сказав, что, возможно, он оставил свои записи в павильоне у озера, он избавил нас от своего тошнотворного присутствия.
По-видимому, до сознания пожилой родственницы дошло, что мы со Сподом относимся друг к другу, не как Дамон и Пифий. Она перестала изображать смех гиены.
- Спода не назовешь любезным.
- Нет.
- Он тебя не любит.
- Нет.
- Может, он и меня не любит?
- Нет, - сказал я и подумал - ведь для Вустеров справедливость прежде всего, - что вот я критикую Спода за хмыканье, а сам заладил: нет да нет. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь, Вустер? Я задал себе этот вопрос, который почерпнул из Библии наряду с прочими полезными сведениями, когда готовился к конкурсу на лучшее знание библейских текстов.
- Ему вообще кто-нибудь нравится? - спросила родственница. - Мадлен Бассет если только.
- Он, кажется, в восторге от Л.П. Ранкла.
- С чего ты взял?
- Я случайно подслушал их разговор по душам.
- Хм, - сказала родственница, потому что чужие междометия прилипчивы. Что ж, по-моему, тут нечему удивляться. Рыбак рыбака...
