В это самое время мотоцикл Колобка подлетал к площади около аэропорта. Колбочкина вела его с недозволенной скоростью. Поэтому дежурный дружинник перед площадью кинулся наперерез и встал, преграждая спецжезлом путь Колобку.
Жезл был сделан в виде метрополитеновской лопаточки с красным кружком посередине. Колобок выхватил пистолет с присосками и, почти не целясь, выстрелил в эту лопаточку. Он быстро потянул за леску и вытащил лопаточку из рук дружинника. Путь был свободен.
И вот уже перед нами встает такая картина. Трап у самолета. Пассажиры начинают посадку. У трапа стоит иностранец, поставив ногу на чемодан-компрессор, и черный слуга чистит ему ботинки. Под уздцы Хлорофос держит белого слона. Представители Аэрофлота со страхом глядят на трап — выдержит ли. Хлорофос не сомневается. Он уверен, Аэрофлот все выдержит.
А около забора бегает Булочкин с банкой, полной витамина С в таблетках. Он старается привлечь внимание слона.
— Кис! Кис! Кис! — кричит Булочкин. — Цып! Цып!
Слон не реагирует.
— Слон! Слон! Слон! — кричит Булочкин. — Рыб! Рыб! Рыб!
Тогда Колобок выхватил свой пистолет, выстрелил Балдахину прямо в золотой зуб и тихонько повернул голову слона в сторону Булочкина.
Затем он схватил банку с витамином С и бросил таблетки длинной дорожкой к слону.
Слон радостно затрубил и от таблетки к таблетке двинулся к выходу с летного поля. Еще секунда, и он у нас.
Но колонизатор не так-то прост. Он выхватил из нагрудного кармана флейту и стал играть на ней. Слон притормозил, замер и как загипнотизированный пошел за импортным господином. Спиной вперед он идет шаг за шагом по передвижному трапу в самолет.
Свой спецпистолет выхватил Булочкин:
— Эх, во флейту я не попаду! Промажу!
Он выстрелил в основание трапа и присоска впилась в нижнюю ступеньку. Булочкин стал накручивать леску. И трап стал отъезжать от самолета. Когда иностранец собрался сделать последний шаг в самолет, он рухнул вниз со своей флейтой. И слон снова побежал к таблеткам. Все на аэродроме замерли. Хлорофос, хромая, встал и снова заиграл на флейте. Полилась прихрамывающая музыка, и слон, прихрамывая, опять повернулся к Хлорофосу.
Хлорофос подвинул трап к самолету. Показал дежурному у трапа кулак и опять направился вверх.
Еще секунда и он уйдет. И слон уйдет. И будет подорвана репутация Колобка. Но тут мальчик-слуга раскрыл чемодан-компрессор, достал автомат и на глазах у всех изумленных дал очередь из воздушных шаров по своему господину.
Облепленный шарами угнетатель под собственную музыку плыл по воздуху. За ним погнались вертолеты.
Слон подхватил мальчишку-слугу хоботом и радостно помчался к выходу с аэродрома. А на аэродром прибыл продавец фарфоровых слонов с фарфоровым слоном.
В этот день многие видели, как из аэропорта Домодедово в сторону Москвы шел слон, ведя на прицепе мотоцикл. На большом слоне сидели: Колобок, Булочкин, Колбочкина и мальчик-негритенок с шарикострелятельным чемоданом.
А когда вертолеты догнали и приземлили Хлорофоса, таможенник с большим удовольствием вручил Хлорофосу фарфорового слона.
Потом, когда иностранец снова проходил таможенный досмотр, в животе у слона рентгеном обнаружили большую коллекцию марок, монет и японской старинной скульптуры.
Но об этом уже отдельный рассказ с участием Колобка.
Следствие шестое
КОЛОБОК ПРОТИВ ДЕБИЛЕНКО
По всей Москве уже давно наступило раннее летнее утро и только в Краснопресненском детском парке запутались остатки темноты.
Знаменитый сыщик Колобок проводил в НПДД совещание с сотрудниками. Если вы не забыли, НПДД — Неотложный Пункт Добрых Дел. Колобок — великий сыщик, друг детей. Его сотрудники Колобки — это военизированный помощник Булочкин и лаборантка с химическим уклоном Колбочкина.
Колобку было тесно. По нем плакала Европа, а он занимался в Москве мелочами. Он тигриным шагом метался из угла в угол помещения, которое было совсем небольшим. Весь НПДД был размером с кабину лифта из хорошего дома.
В комнате было тепло и уютно, как-то очень по-домашнему. Пахло кофе и подожженной манной кашей. Однако Колобок был очень сух и чрезвычайно официален:
— Удивительное дело, — говорил он. — Преступность в нашем парке с каждым днем падает, а преступников становится все больше и больше.
— Что же тут удивительного! — сказала Колбочкина. — Преступностью в нашем парке командует директор товарищ Надежный. Он пишет на главной доске, что она падает. А преступниками командуем мы, мы их ловим. Вот их все больше и больше становится.
— Не очень-то мы их ловим, — добродушно проворчал Колобок. — Кривоватый тип Дебиленко, который кошек и собак на шапки переводит, до сих пор еще не найден. Из музея боевой славы нашего парка похищена боевая шашка командира товарища Крылатенко. Нет ни шашки, ни преступника.
Колобок сделал несколько мягких, тигриных, почти неслышных шагов. Неслышных потому, что он был в валенках.
— Скажите мне, товарищ Булочкин, как вы будете смотреть в честные глаза наследников нашего командира? Они, можно сказать, оторвали шашку от семьи для нашего музея, а мы за ней не уследили.
Дисциплинированный Булочкин покраснел. Он не знал, как ему смотреть в честные глаза наследников.
— А вы как будете смотреть, товарищ Колбочкина?
— Зажмурившись, — нашлась верная помощница.
— Разве что, — сказал Колобок. — Да, — печально подвел он итоги, — нет ни острой шашки, ни преступника.
— Их надо брать по отдельности, — твердо сказал Булочкин.
— Почему, — удивился Колобок.
— Вместе они очень опасны.
И тут в дверь позвонили. Колобок схватил большое увеличительное стекло и стал рассматривать разбитую форточку, лежавшую у него на столе.
— Войдите.
Вошла строгая сухощавая гражданка пенсионерно-спортивного вида. Она была в кедах, в тренировочном костюме и с открытым зонтом.
— Караул! — тихо кричала она. — Двойной караул!
— Почему двойной? — поразился Колобок.
— Ребенка украли, — объяснила продуктовая спортсменка. — Уже второй раз.
— Гражданка Четверухина, — строго сказал Колобок. — Мы уже с вами знакомы по аналогичному делу. Вы уверены, что его украли? Может быть, он сам от вас сбежал.
— Уверена, уверена.
— Но кому он нужен?
— Такой ребенок всем нужен. Это же будущий Эйнштейн. Будущий академик, гордость страны. Тысячи научных открытий в оборонной сфере.
— Почему в оборонной сфере? — спросил Колобок.
— Он с танками не расстается.
— Шеф, — сказал военизированный Булочкин, — я чувствую руку иностранной военщины.
— Да? — ехидно сказал Колобок. — В прошлый раз вы чувствовали руку инопланетянщины и что же оказалось?
Булочкин виновато заморгал глазами, но продовольственная спортсменка поддержала его:
— Этот продолговатенький товарищ прав. Ребенка украла военщина.
— Отставить споры! — сурово приказал Колобок. — Начинаем действия. У нас есть три преступления. Похищение мальчика — раз. Это вы, Булочкин, берете на себя. Пропажа сабли товарища Крылатенко — это два. Это я беру на себя. И кривоватый тип Дебиленко, который переводит собак и кошек на шапки, — это три. Это для вас, товарищ Колбочкина. И имейте в виду, это очень опасный тип. По нему давно уже плачет милиция.
— Шеф, я имею план. Я прикрепляюсь к гражданке Четверухиной, — сказал Булочкин. — Мы вместе ведем поиски.
— Отлично.
— Я отправлюсь в командировку по всем помойкам, — сказала Колбочкина. — Там больше всего собак. И там будет этот кривоватый тип.
— Отлично, — согласился Колобок. — А я отправлюсь в музей боевой славы нашего парка на пару часов.
— Шеф, вы будете там экспонат? — спросил верный Булочкин.
— Я буду заседант. То есть я буду там сидеть в засаде.
— Ага, — поняла Колбочкина. — Преступник всегда возвращается на место преступления. И тут-то вы его цап и хватаете за обе руки!
— Ничего подобного! — возразил Колобок. — Следите за моей мыслью. Преступник похитил саблю товарища Крылатенко. Сабля очень опасная штука. Ею можно порезаться. А ножны он не взял. Значит, он придет за ножнами. Вот тут-то я его и задержу.
— Колобок, Колобок, — сказал Булочкин. — А может быть, сабля тупая.
— Булочкин, Булочкин, вы когда-нибудь рубили капусту? Разве можно рубить капусту тупой саблей?
— Нельзя. Ничего не выйдет.
— А товарищ Крылатенко рубил не капусту, а головы врагам революции, которой он верно служил, пока его не расстреляли. Так что сабля у него должна быть в сто раз острее.
— Его расстреляли белые? — спросил Булочкин. — Которым он рубил головы?
— Нет. Красные. Но к сабле это не имеет отношение.
