Андрей Загорцев - Матрос Специального Назначения

— Что случилось? до подъёма еще три часа? — начал расспросы Федос, натягивая на ноги ботинки одновременно с носками.

— Ваш пришёл, на центральной ждёт, „синий“ — капец! шевелитесь, — полушепотом пробормотал вахтенный.

На центральной палубе, широко расставив ноги, облачённый в „адидасовский“ спортивный костюм, стоял наш капитан-лейтенант и безжизненным взглядом смотрел мимо бегом становящихся в строй матросов.

Через пару секунд группа построилась и старшина второй статьи Федосов скомандовал:

— Группа! Равняйсь! Смирно! равнение на середину! — приложив руку к пилотке, двинулся на доклад к командиру.

Поповских никак не отреагировал и продолжал смотреть мимо строя и докладывающего Федосова. Потом склонил набок голову, словно гриф, и прошипел на старшину, нелепо застывшего перед ним:

— Где мичман Марков?

— Ни могу знать! — гаркнул Федос.

„Чего он орёт?“ — подумалось мне. Потом я понял, что криком мой напарник тщательно маскирует свой страх перед капитаном.

— Группа! за мной, бегом марш, — так же чуть слышно просипел Поповских и, развернувшись, чуть покачиваясь, выбежал на улицу.

Бегали мы за ним до подъёма и во время утренней зарядки, то есть несколько часов. Наверно Поповских таким образом изгонял из себя хмель, а одному бежать было скучно. Вот и поднял он нас за три часа до подъёма. Сперва бежали, спотыкаясь и путаясь в ногах, потом приноровились, вошли в темп командира, поймали ритм. Вскоре мое сознание отключилось. Мне казалось, что так было всегда. Не было гражданской жизни, школы, танцевальной группы, учебки… Не было никогда ничего, кроме бега и сереющего неба. Казалось, что спина в светло-синей робе, бегущего впереди меня матроса, существовала всегда. Усталости и одышки вообще не чувствовалось. Группа дышала как единый организм. Очнулись мы все уже возле своего расположения. Вот тут и заныли ноги, и все стали тяжело дышать. Совершенно трезвый командир махнул нам рукой, отпуская на утренние мероприятия.

— Всё, ноги отваливаются, носки до завтрака не высохнут, — пробормотал Федос и, стянув с себя через голову куртку вместе с тельником, поплелся в гальюн.

Процесс умывания матросов живущих в береговых казармах вещь весьма занимательная. Вот идёт „киевлянин“ в одних трусах, полотенце через шею, в руках — кусок мыла „земляничного“, бритвенный станок и помазок, в зубах — зубная щетка с выдавленной на нее зубной пастой. Еще в учебке я задавался вопросом, почему именно надо выдавливать зубную пасту на щетку в кубрике и нельзя это сделать в умывальнике гальюна. Понимание пришло довольно быстро, после „утерянного“ в суматохе утренних процедур тюбика, и многочисленных просьб „выдавить чуток, а то свою в тумбочке оставил“.

До службы, к примеру, мало кто брился. А теперь нелепый пух приходиться тщательно сбривать и он, в конце концов, превращается в белесую щетину. Раньше заголиться в общественном умывальнике, стащив с себя все, вплоть до трусов, и обливаться водой — было немыслимо. А теперь — без проблем стоим, толкаемся голыми задницами, опасливо зыркая по сторонам, стараясь не нарваться на старший призыв. До завтрака успели вымыться, в быстром темпе простирнуть носки и даже чуть подсушить их, вертя словно лопастями вентилятора. Ноги безумно ныли, и хотелось спать, однако завтрак прошёл на ура. Весь бачок с рассыпчатой гречкой, сдобренной жареным салом, луком и морковкой, чуть ли не вылизали, в чайнике с кофе со сгущенкой не осталось ни капли. Чтобы наполнить фляжку, пришлось сбегать к раздаточному окошку еще раз с чайником и умолять дородную тетку-раздатчицу налить нам еще пару черпаков.

На подъёме флага Поповских стоял уже в форме, аккуратно выбритый и пахнущий одеколоном. О ночном происшествии ничего абсолютно не напоминало. С утра пошло все своим ходом, только Марков, выдававший нам снаряжение из баталерки, был хмур и цедил что-то сквозь зубы. Сегодня на огневой подготовке мы проходили тему иностранное стрелковое оружие, и Поповских, забрав с собой двух матросов, убыл на склад артиллерийского вооружения. Марков на занятия по непонятным причинам не шёл, обязанности заместителя выполнял Саня Федосов. Я помогал ему по мере возможности. Приготовились, распределили по парам ящики с материальной базой и построились на площадке. Мимо строя, не оглядываясь, прошёл Марков и ушёл куда-то в сторону продовольственного склада.

— Слышь, Федос, а кто каплею настучал о том, что наши у Маркуши на „фазенде“ батрачили за карамельки?

— Да никто не стучал. Просто, когда вчера ужинали, помнишь дежурный приходил, расспрашивал „что почём“? ну, он ночью нашему каплею и позвонил, а тот дома „сенегалил“, вот мы и бегали, когда он трезвел. Мне на завтраке вахтенный со штаба на ухо отсигналил.

— Зашибись, а я думаю — что мичманец такой, словно с цепи спущенный, того гляди и гавкнет.

— Не гавкнет, он каплея жутко ссыт, тсс… командир идёт.

От склада шагал Поповских, у которого за плечами крест-накрест висели какие-то иностранные автоматы. Следом за ним матросы за ручки тащили металлическую шкатулку.

— Группа! Смирно! огневая подготовка! тема шесть — иностранное стрелковое вооружение! вольно! — проговорил скороговоркой подошедший капитан- лейтенант и продолжал, — сегодня на занятиях изучим следующие образцы: американскую автоматическую штурмовую винтовку М-16, израильскую штурмовую винтовку „Галил“, пистолет пулемёт „Ингрэм“, пистолеты „Кольт М1911“, „Вальтер“, „Стар“, „Чезет“, „Беретту“. Других образцов пока на складе нет. Изучайте все внимательно, за период службы всего у вас будет два таких занятия. После обеда отстреляем наше упражнение начальных стрельб из М-16, и „Кольта“. Боеприпасов тоже пока ни хрена нет. А теперь — налеее-во! Шагом марш в летний класс!

Иностранное вооружение было намного сложнее в материальной части, чем наше. Разобрать М-16 так же быстро, как „Калашников“, ни хрена не получалось. Частей намного больше, да и взаимодействие их не всегда становится понятным с первого раза.

Для меня наиболее прост в разборке оказался „Кольт“, да и в руке он сидел очень удобно.

Федос, вертя в руках „Эмку“, бросал взгляд на каплея и, пока тот не видел, отвлеченный каким-нибудь вопросом, старшина принимал картинную позу и шёпотом спрашивал:

— Ну как, похож я на киборга-убийцу?

— Не, непохож, у того причёска-площадка и он накачанный, а ты как велосипед, — смеялся я над напарником.

До обеда мы провозились в летнем классе: разбирали, собирали, записывали в блокноты тактико-технические характеристики с плакатов и даже успели написать летучку. Мне повезло, и попался вопрос про понравившийся пистолет. И только вопрос про год выпуска привел меня в ступор. Насколько я помнил, на плакатах ничего про это написано не было, а может я и внимания не обратил. По классу уже начал ходить Федосов и собирать бумажки, на которых мы черкали ответы, а я сидел и чесал затылок. Эх, была не была напишу… Стоп! А почему „Кольт М1911“? Цифра 1911 очень похожа на год. Точно! напишу — год выпуска тысяча девятьсот одиннадцатый. Едва я успел дописать последнюю единичку, листочек у меня выдрали из рук. Вот напарничек, блин, не мог чуть подождать.

После обеда мы толкались возле оружейки, ждали дежурного старшину с обеда и вполголоса делились впечатлениями о занятии.

— Где дежурный, скоро каплейт придет, а мы еще оружие не получили, — переживал Федос.

— Да он может себе „адмиральский“ час устроил, спит наверно, — высказался „киевлянин“, — лежит сейчас на шконочке, рассольник переваривает.

— Что за „адмиральский“ час? — поинтересовалось сразу несколько матросов.

— Эээ, вот вы тугие! у нас в учебке был, у матросов на коробках тоже есть. Это, когда после обеда, весь личный состав по приказу прыгает на шконки и дрыхнет до послеобеденного построения, — носочки там простирнут, на баночку, — а сами под одеялко и похрапывать, красота!

— Ээ, хватит врать, — сразу начала возмущаться общественность, — ты что заливаешь! чтобы матросы-срочники после обеда дрыхли, где это в советском флоте такое видано??

— Не верите — не надо, вы можете сами поспрашивать у связюков нашего набора.

Галдёж прервал рык дежурного:

— Ррразойдись, караси, — „годок“-старшина, вальяжно шоркая ботинками по палубе и крутя на пальце ремешок с ключами, словно тяжёлый линкор проплыл между расступившимися матросами.

„Им, всем обязательно что ли этот ремешок с ключами на пальце крутить? какого моряка не вижу с ключами, все крутят- раскручивают“, — промелькнуло у меня в голове. Потом через пару месяцев, получив ключи от холодной баталерки, я нацепил на них кожаный ремешок от офицерского снаряжения и с упоением начал раскручивать ключи на пальце, абсолютно не задумываясь, зачем я это делаю.