В общем-то он попытался. Даже сделал глубокий вдох.
– Я тоже ничего не имею против обучения ребят фактам жизни в школе. Но не технике гомосексуальной любви! И не технике гетеросексуальной любви, раз уж на то пошло.
– И где же тогда им этому учиться? – с любопытством спросил я.
– За навесами для велосипедов, – убежденно ответил Нил. – В свое время мы все так делали.
Это уже что-то новенькое. В таком свете он еще никогда не представал.
– Вы тоже? – с искренним интересом спросил я.
А вот Джефри, нашего «Главного кнута», пубертатный период Нила, похоже, нисколько не интересовал.
– При чем здесь техника любви? В некоторых наших школах предпочитают обучать не столько английскому, сколько хинди!
Это было еще хуже. Наверное, даже хорошо, что у меня нет власти над образованием. Я, конечно же, целиком и полностью согласен, что в Англии английский язык важнее хинди, но… заявить об этом во всеуслышание никогда не смогу. Иначе меня тут же обвинят в расизме. Не далее как на прошлой неделе, во время приема делегации Совета по делам этнических меньшинств, я посмотрел на часы в то время, когда выступала чернокожая женщина. И меня тут же обвинили в расистской жестикуляции. Мало того – в сексистской расистской жестикуляции! Хотя я сделал это только потому, что было до смерти скучно…
В общем, их проблема понятна, но только в общем, потому что мне по-прежнему не было ясно, чем им можно помочь, поэтому я попросил их говорить поконкретней.
– Заставьте Патрика (Патрик Снодграсс – министр образования и науки. – прим. пер.) надавить на его министерство.
– Это невозможно, вы же сами понимаете. Они его полностью приручили.
– Тогда увольте его.
– Нет, я не могу допустить еще одно потрясение Кабинета. Во всяком случае, пока…
– В таком случае пригласите жену лидера оппозиции в Номер 10, – посоветовал председатель партии.
– Для чего? – озадаченно спросил я. – Что ей там делать?
Лицо Нила стало немного менее кирпично-красным, но не менее мрачно-зловещим.
– Для проверки соответствия ковров и гардин.
(Хэкер обратился за советом к сэру Хамфри Эплби, искренне полагая, что тот верит в совершенство ради совершенства. Однако у секретаря Кабинета, оказывается, имелись свои собственные скрытые намерения, о чем он впоследствии поведал в своем личном дневнике. – Ред.)
«Среда 12 декабря
Ко мне в частном порядке обратился БВ и сообщил, что у премьер-министра возникли проблемы с образованием. Лично мне об этом было давно известно, но с этим, полагаю, уже ничего не поделаешь. Особенно сейчас, когда он, не имея никакого образования, оказался в Номере 10.
Впрочем, я ошибался. ПМ беспокоило не его собственное образование (или отсутствие такового) – об этом можно было бы только мечтать, – а система школьного образования. Хотя, на мой взгляд, с этим, полагаю, тоже уже ничего не поделаешь.
По словам Бернарда, премьер-министр боится, что школьное образование будет стоить ему следующих выборов. Такое, безусловно, возможно, однако, на мой взгляд, куда худшая судьба может выпасть на долю нашей страны.
Более того, беспокоиться, собственно, особенно не о чем. Наша общеобразовательная система делает все то, чего желает большинство родителей. Она старается уберечь детей от беды, пока их родители заняты делом. Во всяком случае, многих из них.
Следует признать, что эта система, как справедливо отметил Бернард, не развивает их ум и не готовит к трудовой жизни. Но ведь далеко не все местные власти были бы рады, если бы дело обстояло не так, а иначе.
Когда Бернард решил привести цитату из доклада председателя партии, в которой говорилось о развале нашей общеобразовательной системы, я сделал ему язвительное замечание и холодно попрощался. Он явно попал под влияние нашего врага – Дороти Уэйнрайт, главного политического советника ПМ, чтобы быть точнее. Я не намерен терпеть, чтобы Бернард Вули, стоя у меня в кабинете, заявлял, что поскольку государственная общеобразовательная школа является своего рода экспериментом, то ее следовало бы признать действующей. Еще бы не так!.. Лишь бы ни в коем случае не признавать недействующей.
Общеобразовательная система вводилась совсем не для повышения образовательных стандартов, а в основном для того, чтобы избавиться от классовых различий. Хотя у всех почему-то создалось совершенно неверное впечатление, будто делалось это, чтобы избавиться от классовых различий среди детей.
Ведь никто в министерстве образования и науки о детях никогда даже не упоминает. И никогда не упоминал. Государственные общеобразовательные школы были введены для того, чтобы избавиться от классовых различий среди учителей. И прежде всего для того, чтобы повысить жизненный уровень учителей, а совсем не образовательный уровень детей. Равно как и для того, чтобы поднять зарплату членов НПУ (Национальный профсоюз учителей. – прим. пер.), работающих в обычных начальных и средних школах, до уровня их соперников в Национальной ассоциации директоров школ, которые раньше работали в гимназиях.
Когда у власти находится лейбористское правительство, официальным лозунгом министерства образования является: общеобразовательные школы упраздняют классовую систему, а когда консерваторы, то министерство заявляет, что общеобразовательные школы – это наиболее дешевый способ обеспечить массовое образование. Таким образом, министерство образования придерживается точки зрения, что селективное образование либо ведет к социальному расслоению (в случае лейбористов), либо непомерно дорого (в случае консерваторов).
В интересах государственной службы – всемерно сохранять и поддерживать уже установившийся status quo. Который позволяет и правительству, и министерству образования в целом иметь хорошие отношения с НПУ. К тому же, он никак не затрагивает лично нас, поскольку мы даем образование нашим детям независимо (то есть в частных школах. – Ред.).
БВ продолжал упрямо настаивать, что правительству нужны перемены. Иногда он становится невыносимо непонятливым. А вот профсоюзам учителей перемены не нужны. И в то время, как с любым правительством нам приходится мириться четыре, в крайнем случае пять лет, профсоюзы учителей здесь навечно.
Более того, Вули, похоже, находится под ложным впечатлением того, что подталкивать профсоюзы к принятию политики правительства – это наша прямая обязанность. Именно в этом фундаментальном смысле враги заманили его в свои сети и промыли мозги. Миссис Уэйнрайт может искренне верить в то, что этот курс в интересах правительства – возможно даже, что ей удалось убедить в этом премьер-министра, – но она ошибается! Основная задача государственной службы – это гармония и последовательность, примирение и преемственность. Цели, достойные похвалы, и вряд ли кому придет в голову усомниться в этом. И поскольку правительства постоянно меняют свою политику, а профсоюзы – никогда, здравый смысл подсказывает: именно правительства необходимо подстраивать под политику профсоюзов, а не наоборот. Для этого и существует министерство образования и науки – делать так, чтобы правительство принимало политику профсоюзов учителей.
К сожалению, все эти разумные и понятные аргументы не рассеяли сомнений Бернарда Вули. Он снова и снова повторял, что его политический хозяин глубоко озабочен тем фактом, что на него возложена ответственность за то, чего он не в силах изменить.
Естественно, озабочен. Я называю это ответственностью без власти – прерогатива евнуха во все века».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)13 декабря
Сразу же после завтрака, в ходе обычной рабочей встречи Хамфри первым делом поднял вопрос об образовании.
– Насколько я понимаю, господин премьер-министр, вас беспокоит проблема местных школьных властей, это так?
– Нет, – не задумываясь, ответил я. – Меня куда больше беспокоит наше министерство образования и науки.
Он был явно удивлен.
– Да, но, насколько мне известно, МОН прекрасно справляется со своими обязанностями.
Нет! Ну не может же быть, чтобы секретарь Кабинета верил в это. Этому никто не может верить!
– Я не верю, что вы верите в это, – уверенно заявил я.
– Не верите?
– Простите, нет. – Мое заявление его, похоже, оскорбило. Очевидно, я ненамеренно назвал его лжецом. Пусть даже и так, но уступать я все равно не собирался. – Вы что, не верите, что я не верю, что вы верите в это?
Его ответ был, как всегда, категоричен и экспрессивен:
– Я верю, что вы не верите, что я верю в это, но при этом считаю необходимым настоятельно попросить вас верить, что хотя вы не верите, что я верю в это, я, тем не менее, верю в это.
