— Ты имеешь в виду Кольцо?
— Тише, — громовым голосом потребовал Гельфанд. — Не упоминай о Великом Кольце ни здесь, ни где-либо еще. Если шпионы Сыроеда дознаются, что ты, Фрито Сукинс, гражданин Шныра, владеешь Единым Кольцом, все будет потеряно. А у него везде есть шпионы. Девять Черных Всадников снова рыщут повсюду, и кое-кто уверяет даже, будто встречал на дороге Семь Смертных Грехов, Шесть Знаков «Вход Воспрещен» и Троих В Лодке, считая сюда и собаку. Даже у стен ныне имеются уши, — добавил он, указывая на две огромных ушных раковины, торчавших из-под каминной доски.
— Значит, никаких надежд не осталось? — задохнулся Фрито. — И повсюду нас подстерегает опасность?
— Кто может знать об этом? — ответил Гельфанд и всем показалось, будто некая тень прошла по его лицу.
— Я, впрочем, мог бы кой-что добавить, — добавил он, — но мне показалось, будто некая тень прошла по моему лицу.
И добавив это, он погрузился в показавшееся всем странным молчание.
Фрито заплакал, но Топтун склонился к нему и похлопал его по плечу, успокаивая.
— Не надо бояться, милый хоббот, я всегда буду с тобой, какая бы нам не досталась доля.
— И я тоже, — сказал Срам и заснул.
— И мы, — зевая, сказали Мопси и Пепси.
Но Фрито был безутешен.
Когда хобботы пробудились, оказалось, что Гельфанд с Топтуном куда-то ушли, а сквозь леденцовые окна смутно светит луна. Они уже доели занавески и начали стаскивать с ламп абажуры, но тут явился облаченный в тончайшую марлю Гарфинкель и повел их к уже знакомому хобботам бараку. Обширное это строение было ярко освещено, и летящее из него бругага разгоняло ночную тишь. При приближении хобботов, в бараке вдруг замолчали, а затем воздух пронзил печальный звук носовой флейты, напоминающий скрип мела по школьной доске.
— За что же это они свинью-то так мучают? — спросил, затыкая уши, Срам.
— Чшш, — ответил Фрито, и одинокий чистый голос запел, наполнив хобботов неясным ощущением тошноты.
О Юнисеф о чистопыр
И тарабар и вздар
О Меннен минхер мюриэль
Гей дерри-дерри тум гардоль
О Юбан нетто чудодыр?
Концен, нитоль и вазелин!
Пеан эх на-ни нембутал.
Визгливо взвыв напоследок, музыка смолкла, и с полдюжины оглушенных птиц с глухим стуком плюхнулось к ногам Фрито.
— Что это было? — спросил Фрито.
— Это был древний плач на языке Стародавних Эльфов, — со вздохом ответил Гарфинкель. — В нем повествуется о Юнисефе, о его долгих и горестных поисках чистой уборной в некой гостинице. «Что же у вас и удобств никаких тут нету? — восклицает он. — А где же ванная комната?» Но никто ему не ответил.
Так сказал им Гарфинкель и ввел хобботов в Дом Орлона. Они очутились в длинной с высокими стропилами зале, по середине которой тянулся бесконечный стол. В одном ее конце располагался огромный отделанный дубом камин, сверху свисали латунные канделябры, в которых с веселым треском горели ушного воска свечи. За столом расселось всегдашнее отребье Нижесредней Земли — эльфы, феи, марсиане, несколько лягвий, гномы, гоблины, небольшое число чисто условных людей, пригоршня кобольдов, несколько троллей в солнцезащитных очках, пара домовых, изгнанных из своих домов адептами Христианской Науки, и томимый смертельной скукой дракон.
Во главе стола восседали Орлон и Леди Лукра в одеяниях ослепительной светозарности и белизны. Мертвыми казались они, но мертвыми не были, ибо Фрито заметил, как мерцают, подобно мокрым грибам, их очи. До того обесцвечены были волосы их, что сияли, как цветы золотарника, лица же у обоих безупречностью кожи и яркостью уподоблялись луне. Вокруг них, подобно звездам, лучились цирконы, гранаты и магнетиты. Шелковые абажуры покрывали их головы, а на челе у каждого было написано много чего — и хорошего, и плохого — к примеру: «Натравите на них Чай-Кан-Ши» или «Жена женой, а ты мой птенчик». И тот, и другая спали.
Слева от Орлона сидел Гельфанд в красной феске, обличающей в нем Масона Тридцать Второго Калибра и Почетного Члена Тайного Храма, а справа — Топтун в белом (от Кардена) костюме Скитальца. Фрито указали на сиденье, расположенное в середине стола, между редкостной кривобокости гномом и эльфом, от которого несло птичьим гнездом, а Мопси и Пепси усадили за маленький столик в углу, за которым уже сидели Пасхальный Кролик и парочка фей, узких специалисток по заговариванию зубов.
Как и большинство мифических созданий, без явных средств к существованию проживающих в зачарованных лесах, эльфы питались весьма экономно, так что Фрито был несколько разочарован, обнаружив у себя на тарелке лишь горстку покрытых грязной кожурой арахисов. Впрочем, он, подобно всякому хобботу, обладал способностью съедать все, что удается протиснуть в глотку, хотя и хобботы тоже предпочитают иметь дело с блюдами, с которыми не приходится особенно бороться, ибо даже наполовину сваренная мышь способна уложить хоббота в двух раундах из трех. Едва Фрито покончил с орехами, как сидевший по правую его руку гном повернулся к нему и приветственно протянул чрезвычайно мозолистую ладонь. «Поскольку рука у него кончается этой штукой, — думал Фрито, нервно ее потрясая, — она, очевидно, должна быть ладонью».
— Гимлер, сын Героина, ваш всепокорный слуга, — произнес гном, кланяясь так, что стал виден горб на его спине. — Да будете вы всегда покупать подешевле, а продавать подороже.
— Фрито, сын Килько, к вашим услугам, — с некоторым смущением представился Фрито, лихорадочно пытаясь припомнить как велит отвечать обычай. — Да рассосется ваш геморрой безо всяких хирургов.
Гном принял его ответ с некоторым недоумением, но без недовольства.
— Так вы, стало быть, тот самый хоббот, про которого рассказывал Гельфанд, Носитель Кольца?
Фрито кивнул.
— И оно с вами?
— Хотите взглянуть? — вежливо осведомился Фрито.
— О нет, благодарю покорно, — сказал Гимлер. — У моего дяди была когда-то волшебная булавка для галстука, так он однажды чихнул на нее и, представьте, остался без носа.
Фрито нервно погладил себя по ноздре.
— Извините, что перебиваю, — произнес сидящий слева эльф, метко сплевывая прямо в левый глаз гнома, — но я невольно подслушал вашу беседу с этим Квазимодо. Вы и впрямь притащили сюда упомянутую безделушку?
— Впрямь, — ответил Фрито, борясь с внезапно напавшим чихом.
— Не угодно ли? — произнес эльф, предлагая уже неудержимо чихающему Фрито кончик Гимлеровой бороды. — Я Ловелас, из эльфов Северной Заморочки.
— Эльфийская собака, — прошипел Гимлер, выдирая бороду из рук Ловеласа.
— Гном свинячий, — парировал Ловелас.
— Игрушечник.
— Землекоп. — Потаскун.
— Прыщ корявый.
— Может, хотите, услышать какую-нибудь смешную историю, или песню? — спросил встревоженный Фрито. — Вот, знаете, был один такой бродячий дракон и вот он однажды забрел на ферму, а фермер…
— Лучше песню, — единогласно произнесли Гимлер и Ловелас.
— Ну, хорошо, — сказал Фрито, и с трудом выковыривая из памяти скверные вирши Килько, пискливо затянул:
Жил в старину эльфийский Царь
Сатранап, могучий и гордый,
На Веселом Болоте он урков разбил
Смирив Сыроедовы орды.
В подмогу себе он гномов призвал,
Коротышек и рудокопов,
Но те, когда грянул ужасный бой,
Предпочли отсидеться в окопах.
Припев:
Чистопыр, метрекол, лаворис и хором:
Предпочли отсидеться в окопах.
Прогневался могучий Царь,
Да так, что небо померкло.
«Ну, попадитесь вы мне, — он сказал, —
Трусливые недомерки».
Но гном, сколь ни был бы он труслив,
Еще и хитер, зараза!
И Король Желтозад, чтобы шкуру спасти,
Решился эльфов подмазать.
Припев:
Ремингтон, террикон, городуль и туз.
Решился эльфов подмазать.
«Чтоб нашу лояльность вполне оценить, —
Сказал Желтозад Сатранапу, —
Прими от нас этот гномовский меч,
Как говорится, на лапу.
Меч Чистопыр прозывается он, —
Продолжил лукавый гном, —
Прими его в дар и о прошлом забудь,
Пусть прошлое кажется сном.»
Припев:
Кадиллак, брик-а-брак, Эздель, кокаин.
Пусть прошлое кажется сном.
«Я принимаю ваш чудный дар,
Вы, гномы, парни что надо», —
Ответил Царь и принял меч,
И в лапшу изрубил Желтозада.
И с той поры народ говорит,
А также поет и пишет:
«Верь эльфу и гному лишь в степени той,
В какой он уже не дышит.»
Припев:
Оксилол, геритол, кукуруза, трикс.
В какой он уже не дышит.
Стоило Фрито закончить, как Орлон вдруг проснулся и знаком потребовал тишины.
— Столы для лото накрыты в Эльфийской Гостиной, — объявил он, и пир на этом закончился.
Фрито направлялся к столику, за которым сидели Мопси и Пепси, когда из-за росшего в горшке фикуса протянулась и схватила его за плечо костлявая рука.