После самостоятельных занятий меня вызвал Укушенный и спросил, все ли у меня в порядке. Я ответил, что все нормально, но кажется, он мне не поверил, потому что спросил, все ли в порядке у меня дома. Я ответил, что никаких проблем.
Почему всем остальным можно сходить с ума сколько угодно, но как только у меня выдается плохой день, меня сразу же тащат в кабинет Укушенного и устраивают допрос в стиле испанской инквизиции?
Четверг, 7 марта
Верн заявил, что сегодня у Роджера день рождения, и нарядил его в праздничную оранжевую кофточку. Мы пожали котяре лапу и поздравили с четырехлетием. Кажется, Роджеру наше внимание было приятно, потому что он запрыгнул на шкафчик Верна и начал громко мурлыкать и тереться обо все, что попадалось на пути.
У входа в столовую встретил Папашу. Тот спросил, все ли у меня в порядке. Я кивнул и сказал, что опаздываю на собрание.
18.00. Рэмбо с Бешеным Псом кинули Роджера в фонтан. Верн пришел в ужас, и в какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас ударит Бешеного Пса. За ужином Рэмбо усадил Верна напротив себя и объяснил, что, если Роджер хочет быть полноправным членом Безумной Восьмерки, над ним, как над всеми, в день рождения должны поиздеваться. Верн согласился, сунул в карман рубашки баранью отбивную и убежал на поиски кота.
Пятница, 8 марта
По-прежнему холодно и мокро. Все тренировки (кроме сквоша) на выходные отменили.
Воскресенье, 10 марта
Все выходные спал, а также дочитал «1984». Теперь понятно, почему папа так боится коммунистов.
Не знаю, что со мной не так — у меня соски набухли. Стоит прикоснуться к груди, и аж взвизгиваешь от боли. С каждым днем все хуже, и так уже неделю. Может, я умираю? Если бы Геккон был рядом, он бы наверняка знал, что со мной.
Понедельник, 11 марта
17.00. Вонючий Рот вытолкал меня из душа — сказал, что я трачу всю горячую воду. Как только он коснулся моей груди, я закричал от боли. Но Вонючий Рот подумал, что я прикалываюсь, и попытался запихнуть мне в задницу флакончик от шампуня «Колгейт». Я пулей выскочил из душа, одной рукой пытаясь прикрыть соски, а другой — защищая зад.
Случай в душе натолкнул меня на две мысли: во-первых, мне все хуже и хуже. Во-вторых, Вонючий Рот — извращенец или гомик. (А может, и то и другое.)
Перед ужином пытался вникнуть в сюжет «Дерзких и красивых»[15], но моя грудь болела и мешала сосредоточиться. Бывает ли рак груди у четырнадцатилетних (почти пятнадцатилетних) мальчиков?
Набравшись храбрости, признался Гоблину в своей проблеме по пути на ужин. Тот ответил, что дело, кажись, серьезное и надо бы обратиться к врачу. А потом разболтал всем за ужином, что у меня инфекция сосков. Рэмбо заявил, что груди у меня разбухнут и станут, как у Долли Пар-тон. Бешеный Пес сказал, что я стану трансвеститом и отращу еще и женские гениталии. Потом Жиртрест вспомнил, что слышал об одном чудике из Колорадо, у которого выросли такие большие сиськи, что взорвались и убили его. К этому моменту меня охватила ужасная паника. Я решил, что проблема серьезная и надо бежать к сестре Коллинз. Отпихнув в сторону сосиску с картофельным пюре, я ушел. За спиной послышалось хихиканье и поскребывание вилки о тарелку — это Жиртрест перекладывал себе мою еду.
Я позвонил в медпункт. Дверь открыла сестра Коллинз с набитым ртом. Проглотив свою сосиску, она сказала: «Ну что, молодой человек, вы действительно серьезно заболели или завтра контрольная?» Я сообщил, что нахожусь при смерти и у меня подозрение на рак груди. Сестра Коллинз зашлась хриплым смехом и велела мне снять футболку и садиться на кушетку. Она заглянула мне в уши и в горло, приказав сказать «ааааа». Потом потрогала мой левый сосок. Я взвизгнул и отдернулся. Тогда она велела мне одеваться и следовать за ней в кабинет. Усадив меня рядом, она налила себе виски и закурила.
— Твое состояние серьезно и, боюсь, неизлечимо, — проговорила она, прихлебывая виски. — Эта болезнь не лечится. Тебя ждет жизнь, полная боли, страданий и извращений.
К горлу подступила тошнота. Я умру, как Геккон!
Сестра Коллинз вздохнула и сурово посмотрела на меня. А потом вдруг улыбнулась и проговорила:
— На твоем месте я бы начала подыскивать себе новое прозвище: твои дни в качестве Малька сочтены.
Кровь прилила к лицу, и я с трудом выговорил (точнее, пропищал тонюсеньким голоском):
—Как это?
—Твоя таинственная смертельная болезнь называется «половое созревание», — сказала сестра Коллинз. — Это первая стадия. Вторая — волосы на лобке, третья — опущение яичек. А теперь иди на занятия, пока я тут не расплакалась от умиления.
Подпрыгивая от счастья, я поскакал в корпус и тщательно осмотрел себя в туалете. Но ничего не увидел. Осмотр пришлось прекратить, потому что Верн начал дубасить в дверь кабинки и кричать: «Вон!» К счастью, я вовремя ушел — он уже начал писать предупреждение, обвиняя меня в неподобающем поведении в туалетах и на прилегающей территории.
21.30. Созвал собрание Безумной Восьмерки у себя в кабинке, объявив, что скоро перестану быть Мальком. Все засмеялись и бросились пожимать мне руку. Бешеный Пес был рад, что я не стану трансвеститом, ведь тогда ему пришлось бы вбить мне в сердце осиновый кол. Верн пожал мне руку, а также заставил пожать лапу Роджеру и Картошке (имеется в виду его ампутированная лапа, которую Верн хранит вместе с туалетными принадлежностями). Останки Картошки Верн спрятал от Бешеного Пса, опасаясь дальнейших увечий.
Вторник, 12 марта
Проснулся и впервые за несколько недель почувствовал себя замечательно. Мне кажется, что в душевой я теперь выгляжу куда более крутым и мужественным. Также начал тренировать новую походку мачо.
Обед с Папашей прошел на ура. Долго спорили о Джордже Оруэлле и «1984». Папаша сказал, что эта книга — атака на власть, коррупцию и какой-то «тоталитаризм» (я так понял, это то же самое, что и диктатура). В книге герой вынужден столкнуться лицом к лицу со своими самыми сильными страхами в комнате 101. А больше всего на свете он боится крыс. Папаша сказал, что надо бы мне прочесть «Звериную ферму» Оруэлла — книгу о том, как звери устраивают восстание и захватывают ферму. Чудно как-то.
Он спросил, почему в последнее время я пребываю в таком унынии. Я признался, что все из-за Русалки. Рассказал ему про серфингиста-блондинчика на «фольксвагене». Папаша схватился за грудь и возопил: «От поминок/холодное пошло на брачный стол!»[16] Затем он велел мне продолжать и, когда я сообщил ему о наступлении половой зрелости, воскликнул «ура! ура!» и бросился к винной полке, чтобы откупорить бутылку вина двадцатиоднолетней выдержки.
После второй бутылки язык у Папаши начал заплетаться, и он стал жаловаться на жену, которая ободрала его до нитки. Потом повернулся ко мне и сказал:
— А у Русалкиной мамаши, между прочим, классные буфера.
И с этими словами отрубился в кресле-качалке, хитро улыбаясь.
Среда, 13 марта
Жиртрест явился на собрание клуба приключений с полной папкой ксерокопий фотографий и заметок, посвященных ударам молнии, которые он нарыл в библиотеке и школьном архиве. Мистер Холл вызвал его с докладом, и Жир продемонстрировал нам мерзкие фотки мертвецов, которых ударила молния. Со всех жертв слетели ботинки, а у одного скальп поджарился, как кусок бекона!
Жиртрест заявил, что из одиннадцати мальчиков, погибших от удара молнии за последние пятьдесят лет, десять умерли в ноябре. Куда более странно то, что все они скончались между 15 и 26 ноября, а 20 ноября погибло трое! (Правда, Жиртрест признался, что двоих из этих троих ударила одна и та же молния.) Мистер Холл поблагодарил Жиртреста за лекцию и затянулся трубкой. Затем кивнул и сказал:
— Ну что, парни, думаю, сегодня мы все усвоили важный урок. Никогда не ходите на рыбалку в ноябре.
Четверг, 14 марта
По столовой разнесся слух, что Саймона берут в школьную сборную по крикету. Я подбежал к Папаше, который как раз шел в учительскую, и спросил его, правда ли это. Папаша вскинул руки к небу и хлопнул дверью учительской прямо у меня перед носом.
14.30. На репетиции хора ко мне подбежал весьма обеспокоенный Джулиан. Швырнув на стол пачку сборников псалмов, он воскликнул:
— О Боже, до меня дошел слух, что у тебя набухли соски? Мы оба опустили взгляд на мои соски, и я признался, что
это правда. Тогда Джулиан ударил меня по голове сборником псалмов и возопил:
— Чего радуешься? Тебе петь соло на гастролях, и если я услышу, что твой голос стал как у осла в потугах, то сам тебя кастрирую и буду хранить твои орешки в банке у кровати!
