Любимец бога
Когда акционерное общество «Московит» и американская корпорация «MGSI int ING» предложили мне сочинить заявку на сценарий фильма о царе Соломоне, я радостно согласился, ибо этот библейский мудрец давно занимал мое воображение…
Однако после первых же строк почувствовал, что суховато-четкий язык заявки губителен для изображаемой эпохи, поэтому стал писать нечто вроде киноповести или кинопоэмы… «Напишу кинопоэму, – подумал я, – а потом, если будут настаивать, разрифмую ее обратно в «синопсис»…»
Так появилась эта небольшая киноповесть для будущего фильма.
Жанр публикуемого произведения на данный момент я бы определил так: «НАЧАЛОСЦЕНАРИЯИЗКОТОРОГОМНОГОЕУЖЕЯСНО…»
Осталось чуть-чуть дописать последние две трети сценария, дать почитать друзьям, а продюсеров и потенциальных режиссеров уговорить, что незаконченная вещь больше расскажет о будущем произведении, нежели краткий его пересказ…
Март, 1993, Москва
Начало сценария, из которого многое уже ясно
Библейский пейзаж
Гора Гаваон. Звездная ночь
«…за то, что… не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, вот Я сделаю по слову твоему. Вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе. И то, чего ты не просил. Я даю тебе и богатство, и славу, так что не будет подобного тебе между царями во все дни твои…»
Так говорил Господь царю Соломону, явившись ему во сне на горе Гаваон.
И все обещанное свершилось.
Но сон повторяется, и вновь, и вновь видит царь жертвенник на вершине, звезды в небе и слышит Голос Его…
Склоны горы Ватн-эль-Хав
Виноградники, раннее утро
Это – место уединенных прогулок царя, место размышлений и потаенной беседы с природой, ибо дана ему была такая мудрость, что постиг он язык птиц и зверей, умеет истолковывать запахи цветов и трав, понимает, о чем шумят листья олив и кипарисов…
Соломон в это утро одет в простую удобную одежду – кожаные сандалии, хитон из сурового полотна. Лишь на левом плече – дорогая скрепка из массивного зеленого золота в форме свернувшегося крокодила – символ бога Себаха, покровителя одной из многочисленных царских жен-язычниц.
– Фьють! Фьють! – Пестрая птица тревожно запрыгала с ветки на ветку, закружилась над головой Соломона.
– Фьють! Фьють! – ответил он ей свистом и пошел за ней в глубину густого кустарника.
Несколько пестрых птиц тревожно носились над гнездом, укрепленным в сплетении ветвей. Соломон приблизился, сунул в гнездо руку, достал оттуда извивающуюся змею.
Змея злобно зашипела в лицо царю:
– Ш-ш-ш-ш!
– Ш-ш-ш-ш, – ответил ей он на ее языке, и змея послушно спрятала жало.
– Ч-ч-ч-ч, – сказал ей царь, открывая дорогу среди камней.
– Ч-ч-ч-ч, – поблагодарила змея и скрылась…
Царь еще немного прошел рощей, как вдруг до его слуха донесся тихий женский голос. Голос напевал песенку, бесхитростную песенку, которую любят напевать девушки здешних поселений:
…На ложе моем ночью искала я того,
которого любит душа моя,
искала его и не нашла его.
Встану же я, пойду по городу,
по улицам и площадям,
и буду искать того,
которого любит душа моя,
искала я его, и не нашла его…
Царь пошел на голос и вскоре вышел к виноградникам, раскинувшимся на склоне горы и отгороженным невысоким забором из сваленных камней.
Там среди рядов широколистного кустарника ходила рыжеволосая девушка и укрепляла лозу. На вид ей было лет 14, она была стройная и смуглокожая, и легкое голубое платье подчеркивало изящность ее фигуры. Соломон залюбовался ею, притаившись за каменным забором.
Поднимись ветер с севера
и пронесись с юга,
повей на сад мой —
и польются ароматы его…
И словно по заказу, порыв ветра пронесся по винограднику, зашумел широкими листьями, подхватил полы платья и обнажил стройные длинные ноги, и круглый, как чаша, девичий живот, и четкую линию, разделявшую ноги снизу доверху и расходящуюся там надвое, к выпуклым бедрам…
Царь весело рассмеялся, обнаружив себя.
Девушка вскрикнула, обхватила края платья, пытаясь сдержать их, но ветер не унимался, и тогда она села на землю и, смущаясь, закрыла лицо руками.
Соломон легко перепрыгнул изгородь, подошел к девушке, улыбаясь, тронул ее за руку:
– Что ж ты испугалась, глупенькая? Звала ветер, и он повеял на сад твой…
– Это – песня, – тихо сказала девушка. – Я не звала. Это – песня.
– Спой же ее до конца, – сказал Соломон. – Каков там следующий куплет?
– Не помню…
– Хитришь! – засмеялся царь. – «Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его…»
Он помог ей подняться, отвел руки от ее лица, и теперь она впервые посмотрела ему в глаза:
– Кто ты?
– А ты?
– Я первая спросила…
– Я первым тебя увидел… И первым подумал о тебе.
– Что подумал?
– Я подумал: вот девушка, которая мне очень нравится… Ибо она прекрасна…
И глаза ее голубиные… И волосы ее, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской… И зубы, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… И как лента алая, губы ее и уста любезны…
Он привлек ее и нежно поцеловал. Она не отстранилась, но смотрела чуть испуганно:
– Ты всем девушкам говоришь такие слова?
– Всем, – признался Соломон. – Но подумал так впервые. А слова, соединенные с мыслью, суть истина. Скажи и ты, что думаешь обо мне…
– Я думаю, ты не из бедных селян, раз пришел оттуда, из царского сада. На тебе простая одежда, но пряжка из золота и стоит дороже, чем весь виноград, который мы с братьями соберем с этих кустов…
– Ты наблюдательна, красавица, – похвалил Соломон. – Но ты не сказала главного – нравлюсь ли я тебе?
– Не знаю… Наверное… Боюсь подумать…
– Боишься? Почему?
– А вдруг ты из свиты Адонирама, сборщика податей? И тогда меня накажут за то, что не работаю, а болтаю с тобой.
– Я не из свиты Адонирама, – сказал Соломон. – Я из свиты царя. Я его телохранитель. С детства я был похож на него, и нарекли меня так же – Соломон. Я – его тень, куда он, туда и я. Но сегодня ночью мы расстанемся: царь останется во дворце, а я приду к тебе, если, конечно, ты позволишь…
Он привлек ее к груди и страстно зашептал на ухо:
– Теплота твоей одежды благоухает лучше, чем мирра… И когда ты дышишь, я слышу запах от ноздрей твоих, как от яблоков… Сестра моя, возлюбленная моя, ты пленила сердце мне… Как зовут тебя?
– Суламита… – прошептала девушка, слабея от ласк царя.
– Как прекрасно имя твое… «Соломон – Суламита…» Имена похожи и перетекают друг в друга, как вино из кувшина в бокал. Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста, мед и молоко под языком твоим… О, иди скорей ко мне, ибо изнемогаю от желания…
– Нет… Возлюбленный мой… не сейчас… Братья мои стерегут виноградник мой…
– Тогда скажи, где дом твой?.. Я приду сегодня ночью…
– Заклинаю тебя, любимый… Заклинаю сернами и полевыми цветами, не тревожь возлюбленную, пока она не позволит… Ибо братья мои стерегут дом мой и страшны они во гневе…
С шумом раздвинулись кусты. Суламита в испуге отпрянула от царя.
На дорожке появились двое мальчиков: старшему было лет десять, младшему – лет пять. Старший держал в руках палку, младший – камень. Лица их были суровы…
– Братья… – начала что-то объяснять Суламита, но старший прервал ее:
– Отойди, сестра!
А младший добавил:
– Отойди, Суламита, когда говорят мужчины!
Суламита отошла, а братья двинулись к царю…
С трудом сдерживая улыбку, Соломон сказал:
– Двое против одного! Не очень честный бой…
– Можем биться по одному, – сказал старший. – Но знай, это будет семь поединков… Нас – семеро братьев, и честь сестры священна для каждого…
– Тогда я хочу поговорить с самым старшим… Где вы живете?
– Забудь дорогу в наш дом! – сказал младший.
– Прежде чем забыть, надо запомнить… Итак, где дом ваш, ревнители чести?
– Там, за рекой… Через мост, что выше Силоама… У источника…
– Забыл, – сказал царь. – А пока – объявляю перемирие…
Он отстегнул золотую пряжку и протянул старшему:
– Передай это своему отцу, мальчик…
– Наш отец умер.
– Тогда отдай старшему в доме… Он поймет цену этой вещицы…
– Старший – я! – сказал старший. – И цену этой вещицы я знаю… – Он размахнулся и зашвырнул золотую пряжку за каменный забор. – А теперь беги, пока мы тебя не поколотили…
Царь секунду смотрел на гневные лица мальчишек, потом издал громкий крик и побежал через кусты виноградника.
Мальчишки со свистом и гиканьем кинулись за ним…
Суламита со счастливой улыбкой смотрела ему вслед и шептала слова, которые потом будут венчать одну из самых лучших песен в мире:
