Сардион и Бола рассмеялись, а Беса зло бросил:
— Дядя Сардион, у нас к тебе дело!
— Ну, если дело, то входите, — хмыкнул Сардион.
Все трое прошли во двор. Из сарая доносился стук.
— Как дела? — поинтересовался Сардион, устраиваясь на скамье под яблоней.
— Опять поругался с Фаризат, — уныло признался Бола. — Если не начну ремонт сегодня, житья не будет. Я подумал, пока Фаризат поехала в город за мастерами, может начнем сами, а?
— А что нужно делать? — не очень уверенно отозвался Сардион.
— Ничего особенного, — оживился Бола, — починим крышу, выкопаем погреб и — все!
— Да прекрати там долбить, дятел! — крикнул Сардион в сторону сарая.
Стук сразу оборвался.
— Помочь ближнему в таком деле — древний обычай, и не нам его нарушать, — задумчиво произнес Сардион. — Но не будем же мы ремонтировать дом вдвоем?
— Почему вдвоем? — спросил Бола. — Позовем Темыра, Камала, Романа, и начнем ремонт.
— А-а, ну да, — вяло согласился Сардион.
Пока мужчины обсуждали житейские дела, Беса бродил по двору. Он наткнулся на раскрытую папку с фотографиями древних греческих философов, один из которых явно смахивал на выполняемый Сардионом заказной памятник.
— Дядя Сардион, а ты должен для всех этих тетек и дядек памятники сделать? — вопрос прозвучал не столько наивно, сколько неожиданно.
— Что?! — мгновенно взвился Сардион. — Положи на место! Положи, говорю!
Сардион бросился к Беса, который, — от греха подальше, — тоже не стоял на месте. Так они и носились по саду друг за другом, пока Беса не выронил альбом с фотографиями. Бола ничего не мог понять, и с изумлением наблюдал за беготней. И только разглядев фотографии, и, сравнив их с находящимся в работе памятником, и уловив сходство, Бола улыбнулся.
— Все заказчики хотят, чтобы их родственники хоть на памятнике были красивыми и умными, — пояснил Сардион, и спросил, — похож?
— Если очень захотеть, — оценил качество работы Бола. — Или, если давно не видел.
— Кого? — не понял Сардион.
— Того и другого, — отрезал Бола. — Ну, ты идешь или нет?
— Иду. Мехти, бездельник, где ты?! Доделай здесь Сократа, только нос скриви ему побольше! Или, может, возьмем его с собой?
Бола пожал плечами.
— Мехти, я передумал! — крикнул Сардион в сторону вышедшего из сарая Мехти, — поедешь с нами! И захвати с собой пару шашек динамита, будем дом Бола ремонтировать!
Старенькая, видавшая виды машина с Бола, Сардионом, Мехти и Беса, натужно воя, карабкалась по крутым улочкам горного села. Машина подкатила к приземистому дому из горного сланца, и Сардион заглушил мотор, и сказал Мехти:
— Иди, позови Темыра.
Мехти выбрался из машины, направился к дому, а Беса спросил:
— Дядя Сардион, а как это динамитом можно дом ремонтировать?
— Много будешь знать, рано состаришься, — огрызнулся Сардион.
— Тогда скажи это моей маме.
— Что сказать? — не понял Сардион.
— Чтобы она не ругала меня за двойки, — пояснил Беса.
Бола и Сардион переглянулись. От ворот дома донесся крик Мехти «Темыр!». Потом еще раз: «Эй, Темыр!». Но в доме будто все вымерли.
— Кричи громче, — посоветовал Сардион.
Мехти заорал, как стадо ослов. И для большей убедительности забарабанил в ворота, из-за которых сразу донесся голос матери Темыра:
— Иду, иду, кого там черт несет?..
Открылись ворота и мать Темыра сказала:
— А, это ты Мехти. Заходи, если пришел.
— Извини, спешу, — сказал Мехти. — Где Темыр?
— Уехал в город.
— Как придет, скажи, чтобы сразу шел к Бола.
У старушки, будто зуб вырвал неопытный дантист. Лицо ее сразу перекосилось.
— Ой, как жалко мне этого Бола, — запричитала женщина. — Говорят, от него сегодня ушла жена.
Роман был сельским фотографом, о котором сочиняли всевозможные анекдоты. Рассказывают, что именно Роман шутки ради заставил сельского милиционера выкопать яму, когда тот должен был для служебного удостоверения представить в отдел кадров фотографию «по грудь». Роман загнал милиционера в яму и так и сфотографировал его по грудь в земле. Впрочем, милиционер тоже не остался в долгу. Он сообщил Роману «по секрету», что в его саду был закопан сразу после революции клад золотых монет и Роман по ночам дважды перелопатил каждую песчинку, добираясь до корней деревьев, но так ничего и не нашел. С того момента Роман относился к милиции с большим почтением, чем раньше, хотя и поклялся, что фотографировать милиционеров будет только в гробах.
В тот день Роман возился во дворе с одним из клиентов. Весь двор Романа был увешан уникальными полотнами в духе Рембрандта. Уникальность их заключалась, конечно, не в художественной ценности работ, с этой точки зрения они ничего из себя не представляли, да и не могли представлять, ибо сляпаны были еще лет тридцать назад Сардионом. Своеобразие полотнищ было в том, что в тех местах, где должны были красоваться головы персонажей, зияли дыры. Трюк заключался в том, что любой желающий мог просунуть в пустоту полотнища голову и сфотографироваться, скажем, в компании древнегреческих богов или на коленях красавицы. На этот раз клиент выбрал репродукцию горца с осиной талией, при черкеске с золочеными газырями, с папахой и изящным кинжалом. Роман измучился с клиентом, который никак не хотел улыбаться.
— Семья здорова? — спросил он.
В ответ донеслось какое-то нескладное мычание, которое должно было означать согласие.
— С работы, может, выгнали? — спросил Роман.
Очередное мычание явно должно было обозначать отрицание.
— Может, жена того…
Мычание переросло в рычание.
— Ну, тогда улыбнись! — взмолился Роман. — Ну, еще! Еще!.. Вот так! Потерпи!
Роман бросился к своему огромному фотоаппарату на мощной треноге, который достался ему в наследство от деда, но, не успел он просунуть голову под бархатное покрывало, и произнести волшебное «Снимаю!», как лицо клиента вновь приняло архисерьезное выражение.
— Ну, как с тобой работать?! — завопил в отчаянии Роман. — Всю душу ты мне вымотал! Что мне с тобой делать?! Ты мне так всех клиентов отобьешь! Покойники больше улыбаются! С таким лицом только в огород, вместо пугала!..
Зашедшие во двор Бола, Сардион, Мехти и Беса застали Романа в творческом экстазе. Увидев друзей, Роман облегченно вздохнул, и даже перекрестился.
— Все! — рявкнул он. — Приходи завтра!
Клиент уныло кивнул, выбрался из-за задника, и то место, которое принято считать талией, у него было минимум в два раза шире плеч, и он поплелся к воротам, но пройдя половину расстояния, клиент оглянулся и что-то хотел сказать, однако Роман не дал ему и рта раскрыть:
— Завтра, завтра и только завтра!
Из груди клиента исторглась очередная волна мычания, что могло означать на этот раз только полное согласие.
Когда клиент ушел, Сардион загадочно изрек:
— А мы к тебе.
Поняв фразу, как призыв к очередному застолью, Роман просиял, вдохновенно потер руки и запел, но постепенно сник, потому что до него дошел смысл следом сказанной Сардионом второй фразы:
— Бола дом ремонтировать надо.
Наступила пауза. Лицо Романа, обманутого в лучших ожиданиях, из напряженно-вытянутого постепенно заполнялось смыслом, и он наконец произнес:
— Пойду, переоденусь.
* * *
Когда Роман, переодевшись, вернулся во двор, Сардион предложил:
— Слушайте, если уж мы все здесь собрались, давайте сфотографируемся хоть один раз! На память!
Все дружно поддержали идею.
— Хорошо, — согласился Роман. — Только на фоне гор!
Роман указал на один из своих задников с нагромождением скалистых хребтов, ледников, водопадов, альпийских лугов, озер, рек, сбившихся в одну кучу туров, медведей, кабанов.
— А почему здесь? — спросил Сардион. — Давай под деревом.
— Нет-нет, — возразил Роман, — эти горы — лучший мой задник!
— А зачем задник, когда вот настоящие горы, — сказал Беса.
— Что ты понимаешь в искусстве? — Роман чуть не убил бедного малыша вопросом. Он готов был прочитать несмышленышу целую лекцию, и не одну, чтобы просветить его относительно расхождений между реальностью и фантазией художника, способной оторвать человека от обыденности жизни, придать ей новый смысл, но передумал, только махнул рукой и, включив автоматический затвор, поспешил к друзьям, которые расположились уже на скамейках, расставленных перед поразительным по нелепости задником. Выражения лиц у всех были весьма лукавыми. Особенно у Беса, который пристроил к голове Мехти «рожки».
Машина вновь карабкалась по узким улочкам горного села.
— И куда он мог деваться? Как сквозь землю провалился, — продолжал разговор Сардион.
