Затем она возвращалась к первой койке, брала градусник, записывала температуру больного, шла к следующему и так снова обходила всю палату. Однажды днем, вернувшись, чтобы собрать градусники, она взглянула на градусник солдата в белом и обнаружила, что солдат мертв.
— Убийца, — спокойно произнес Данбэр.
Техасец младенчески невинно посмотрел на него.
— Душегуб, — сказал Йоссариан.
— О чем вы, ребята? — не понял техасец.
— Это ты убил его, — сказал Данбэр.
— Это ты отправил его на тот свет, — сказал Йоссариан.
Техасец отпрянул:
— Вы что, ребята, спятили? Я и пальцем его не тронул.
— Это ты его замучил, — твердил Данбэр.
— Я слышал, как ты его убивал, — сказал Йоссариан.
— Ты убил его потому, что он… черномазый, — сказал Данбэр.
— Вы рехнулись, ребята! — закричал техасец. — Черномазых класть сюда не разрешается. Для черномазых у них специальная палата.
— Сержант положил его тайком, — возразил Данбэр.
— Сержант — коммунист, — сказал Йоссариан.
— И ты об этом знал, — сказал Данбэр.
Только на уоррэнт-офицера, лежавшего слева от Йоссариана, все случившееся не произвело никакого впечатления. Он вообще почти никогда не разговаривал, а если когда и открывал рот, то лишь затем, чтобы излить на кого-нибудь свое раздражение.
…За день до того, как Йоссариан встретился с капелланом, в столовой взорвалась печь. Огонь перекинулся в кухню, и раскаленный воздух хлынул в соседние палаты. Даже в палате Йоссариана, расположенной довольно далеко от столовой, было слышно, как бушевало пламя и сухо потрескивали пылавшие балки. За окнами в оранжевых отблесках валили клубы дыма. Вскоре к месту пожара прибыли аварийные машины с аэродрома. Целых полчаса пожарники работали как сумасшедшие, и все без толку. Наконец они стали брать верх над огнем.
Но тут послышался хорошо знакомый монотонный гул бомбардировщиков, возвращавшихся с задания. Пожарникам пришлось свернуть шланги и поспешить на аэродром: вдруг какой-нибудь самолет разобьется при посадке и загорится. Однако самолеты приземлились благополучно. Как только сел последний, пожарники развернули свои машины и помчались обратно к госпиталю, чтобы возобновить борьбу с огнем. Когда же они приехали, пожар совсем стих. Пламя погасло само по себе, не осталось ни одной даже тлеющей головешки. Разочарованные пожарники посидели на кухне, попили тепловатого кофе и долго еще слонялись вокруг в надежде потискать медсестричек.
Капеллан появился в госпитале на следующий день после пожара в то самое время, когда Йоссариан искоренял в письмах все, что не относилось к любви. Капеллан сел на стул в проходе между койками и спросил, как он себя чувствует. Священник сидел к Йоссариану боком, так что из его знаков различия можно было рассмотреть только капитанские полоски на воротнике рубашки. Йоссариан и понятия не имел, кто перед ним. Он решил, что это или новый доктор, или очередной псих.
— О, вполне прилично, — ответил он. — У меня побаливает печень, наверное оттого, что в последнее время я не очень-то соблюдал режим. А в общем чувствую себя сносно.
— Это хорошо, — сказал капеллан.
— Да, — согласился Йоссариан, — это хорошо.
— Я бы пришел сюда раньше, — проговорил капеллан, — но, честно говоря, немного прихворнул.
— Это очень плохо, — сказал Йоссариан.
— Просто немного простудился, — поспешно пояснил капеллан.
— А у меня повышенная температура, тридцать восемь и три, — так же поспешно добавил Йоссариан.
— Это очень плохо, — посочувствовал капеллан.
— Да, — согласился Йоссариан, — очень плохо.
Капеллан нервно заерзал на стуле и, помолчав, спросил:
— Могу ли я для вас что-нибудь сделать?
— Нет, нет, — со вздохом ответил Йоссариан, — врачи делают все, что в человеческих силах.
— Я не об этом… — мягко возразил капеллан. — Я имел в виду совсем другое. Игрушки, шоколад, жевательную резинку… или… может быть, книги.
— Нет, нет, спасибо, — ответил Йоссариан. — У меня есть все, что нужно. Все, кроме здоровья.
— Это очень плохо.
— Да, — согласился Йоссариан, — очень плохо.
Капеллан опять заерзал на стуле. Он несколько раз оглянулся по сторонам, посмотрел на потолок, на пол. Затем глубоко вздохнул:
— Лейтенант Нейтли передает вам привет.
Йоссариану не понравилось, что у них оказался общий знакомый: чего доброго, это могло послужить поводом для дальнейшего разговора.
— Вы знакомы с лейтенантом Нейтли? — спросил он с ноткой сожаления.
— Да, я знаю лейтенанта Нейтли довольно близко.
— У него, кажется, того… кое-каких винтиков не хватает, а?
Капеллан смущенно улыбнулся:
— Затрудняюсь сказать. Я знаю его не настолько хорошо, чтобы судить об этом…
— Уж можете мне поверить! — сказал Йоссариан.
Наступила мучительная для капеллана пауза, которую он нарушил внезапным вопросом:
— Ведь вы капитан Йоссариан?
— Нейтли не повезло с самого начала. Он из слишком приличной семьи.
— Прошу извинить меня, — робко произнес капеллан. — Возможно, произошло ужасное недоразумение. Вы ведь капитан Йоссариан?
— Да, — признался Йоссариан. — Я капитан Йоссариан.
— Из двести пятьдесят шестой эскадрильи?
— Да, из двести пятьдесят шестой боевой эскадрильи. Мне не приходилось слышать ни о каких других капитанах с такой фамилии. Насколько мне известно, я — единственный капитан Йоссариан. Но мне известно далеко не все.
— Понимаю, — печально произнес капеллан.
— Держу пари, вы собираетесь написать о нашей эскадрилье героическую поэму.
— Нет, — пробормотал капеллан, — я не собираюсь писать о вашей эскадрилье героическую поэму.
Йоссариан резко выпрямился. Только сейчас он заметил на воротнике у капеллана тонкий серебряный крестик. Он был крайне удивлен — еще ни разу в жизни ему не доводилось разговаривать с капелланами.
— Вы капеллан? — воскликнул он восторженно. — А я и не знал, что вы капеллан!
— Ну разумеется, — ответил капеллан. — Неужели вы не знали?
— Конечно же нет. Понятия не имел, что вы капеллан… — Йоссариан завороженно смотрел на него, широко улыбаясь. — Честно говоря, я еще ни разу в жизни не видел настоящего капеллана.
Капеллан вспыхнул и принялся разглядывать свои руки. Это был человек хрупкого сложения, лет тридцати двух, с рыжеватыми волосами и робким взглядом карих глаз, с лицом узким и бледным. На щеках его розовели ямки, оставшиеся от былых прыщей. Йоссариану стало почему-то жаль капеллана.
— Не могу ли я все же что-нибудь сделать для вас? — повторил капеллан.
Йоссариан, по-прежнему ухмыляясь, покачал головой:
— Нет, вы знаете, у меня есть все, что нужно. Мне очень хорошо. Честно говоря, я даже и не болен.
— Это хорошо, — произнес капеллан и тут же пожалел о сказанном. Он прикрыл рот двумя пальцами и нервно хихикнул.
Йоссариан молчал.
— Мне нужно еще навестить других больных из нашего полка, — виновато сказал священник. — Я к вам еще зайду. Может быть, даже завтра.
— Пожалуйста, заходите.
— Я приду, если вы действительно хотите, — проговорил капеллан, скромно наклонив голову. — Я заметил, что многим как-то не по себе в моем присутствии.
Йоссариан горячо запротестовал:
— А мне как раз хочется, чтобы вы зашли. Вы меня нисколько не стесняете.
Капеллан весь засветился благодарностью. Затем скосил глаза на листок бумаги, который все это время прятал в руке. Шевеля губами, он сосчитал койки в палате, и взгляд его нерешительно остановился на Данбэре.
— Разрешите узнать, — прошептал он тихо, — это не лейтенант Данбэр?
— Да, — ответил Йоссариан громко, — это лейтенант Данбэр.
— Спасибо, — прошептал капеллан, — большое спасибо. Мне надо с ним поговорить. Я должен проведать в госпитале всех наших однополчан.
— И в других палатах тоже?..
— Да, и в других тоже.
— Будьте осторожны в других палатах, отец, — предупредил Йоссариан. — Там держат людей с психическими расстройствами. Там полно сумасшедших.
— Можете не называть меня отцом. Я анабаптист, — пояснил капеллан.
— Я не шучу насчет других палат, — мрачно продолжал Йоссариан. — Там вам не поможет и военная полиция. Там собраны отъявленные психопаты. Я проводил бы вас, но сам чертовски боюсь. К тому же безумие заразно. Тут во всем госпитале одни мы нормальные. Кроме нас, все идиоты. Может быть, наша палата — единственная в мире, где лежат нормальные.
Капеллан поспешил подняться. Отойдя от Йоссариана, он примирительно кивнул головой и пообещал вести себя с подобающей осторожностью.
— А теперь мне надо поговорить с лейтенантом Данбэром, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Как поживает лейтенант Данбэр?
