…Мы несем в мир тепло, — что может быть лучше этого? И пусть мы сгорим…
Краеугольный Камень оказался камнем обыкновенным.
Пень стоял у самой дороги, и пешеходы часто спотыкались об него.
— Не все сразу, не все сразу, — недовольно скрипел Пень. — Приму сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ — шагу без меня ступить не могут!
Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с ней. Даже могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.
И это понятно: у Пломбочки хоть и веревочные, но достаточно крепкие связи.
В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.
— Ей бы только добраться до своего потолка, — говорили настольные лампы. — Тогда в мире сразу станет светлее.
И долго еще, уже заняв свои места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь — ого! — стала большим светилом.
А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собственным блеском, прожигала за вечер столько, сколько настольным лампам хватило бы на всю жизнь.
Но от этого в мире не стало светлее.
Неизвестно, кто первый высказал мысль, что в расположении комнаты находится Ломаный Грош. Как бы то ни было, решено было его найти.
Старший Советник Всевозможных Дел Молоток в ударном порядке стал снаряжать экспедицию на розыски Ломаного Гроша. Специально для этой цели из стены был отозван Гвоздь, который раньше поддерживал там Вешалку. Вешалка рухнула, но не похоронила под собой блестящей идеи отыскания Ломаного Гроша.
Затем стали подбирать членов экспедиции. Кто-то высказался за кандидатуру Веника, «который превосходно знает местность и у которого специальное образование». Но эту кандидатуру сейчас же отвергли по вполне понятной причине: у Веника родственница в передней — Половая Тряпка. А у Половой Тряпки, как известно, подмоченная репутация.
После долгих раздумий и советов в экспедицию наконец попали три члена: кристально чистый Стакан, полированный Шкаф (у него было все гладко) и Плевательница. Последняя хоть и не была особенно чиста, но за нее ручался кристально чистый Стакан.
Долго работала экспедиция. Долго, но безуспешно. Кристально чистый Стакан в самом начале розысков разбился где-то под кроватью, Шкаф принимал участие в экспедиции только косвенно, давая разные советы, потому что не мог без посторонней помощи сдвинуться с места, а Плевательница хоть и могла сдвинуться, да не хотела, потому что отнеслась к делу несерьезно и наплевательски.
Стали искать новых кристально чистых членов экспедиции, в результате чего все стаканы, чашки, тарелки и блюдца закончили свое существование на славном поприще отыскания Ломаного Гроша.
Веник, которому прибавилось работы — убирать останки мучеников науки, решил покончить с этой историей, и сам, не включаясь ни в какие экспедиции, нашел то, чего все так долго искали.
Ура! Ломаный Грош найден! Но теперь возникла новая забота — что с ним делать, зачем он нужен?
Об этом раньше, в суматохе поисков, как- то не успели подумать.
Тупая Патефонная Игла жаловалась:
— Когда-то я пела и меня с удовольствием слушали, а теперь вот — уши затыкают. Еще бы! Разве это пластинки?! Разве это репертуар?!
— Табуретка! Табуретка! — позвал кто-то из комнаты.
Только что купленная Электрическая Лампочка испугалась: она лежала в кухне на Табуретке и могла разбиться, если бы Табуретке вздумалось сдвинуться с места. Поэтому Лампочка откликнулась:
— Кому это нужна Табуретка? В чем дело?
Чайник, который всюду совал свой нос, услышал это и удивился. «Какая странная Табуретка!» — подумал он, глядя на Электрическую Лампочку.
Когда стемнело, Лампочка решила, что пора ей приступить к своим обязанностям.
— Я хочу устроиться к вам на работу, — обратилась она к Пустому Патрону.
Пустой Патрон только собирался с мыслями, а Чайник уже опять сунул свой нос:
— Вы — на работу к Патрону? Ха-ха! Ведь вы же не Лампочка, вы же Табуретка!
— Какие глупости! — возмутилась Лампочка. — Меня можно проверить на работе. Во мне целых двести свечей.
— Ишь ты, проверить! — ухмыльнулся Чайник. — Ты справку представь. Удостоверение личности. С круглой печатью.
— Правильно! Нечего тут! — вмешался Электрический Утюг. Он был лицом заинтересованным, потому что сам работал в этой сети благодаря своему другу Жулику.
Пустой Патрон все еще не успел собраться с мыслями, поэтому он произнес рассеянно:
— Да, да, пожалуйста… С круглой печатью.
Картина дает оценку живой природе:
— Все это, конечно, ничего — и фон и перспектива. Но ведь нужно же знать какие-то рамки!
Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже ведра, кастрюли и миски, которые, как известно, только и существуют для этого, сказа? ли в один голос: «Нет, с нас довольно!»
Но у Крана была Раковина — верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и даже временами захлебывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием ее исправности.
Как хорошо, что у испорченных кранов есть такие исправные раковины! Иначе было бы очень трудно избежать потопа.
С точки зрения Печной Трубы, у всех ее кухонных домочадцев довольно-таки нелепые заботы. Кран с утра до вечера наполняет водой одни и те же ведра, Газовая Плита подогревает одни и те же кастрюли, чайники и сковородки, Топор, кроме дров, ничего не хочет рубить.
И только Печная Труба стоит выше этих узких кухонных интересов: она снабжает дымом всю вселенную.
Прищепка впервые попала в комнаты, и для нее это было просто сказочное царство. Куда ни посмотришь — всюду ковры, красивая мебель, салфеточки, занавески. А если хорошенько задрать голову, то можно увидеть представителей «высшего света». Они никогда не смотрят вниз, а знают только свои сферы.
— Бонжур, месье Абажур, — скрипит маркиз Карниз; это его любимая фраза, потому что ею ограничивается весь его словарный запас.
Абажур в ответ только сдержанно улыбается: его словарный запас и того меньше.
Но Прищепке все эти великосветские тонкости были непонятны. Она происходила из простого, незнатного рода, изъяснялась на кухонном диалекте, но больше молчала, потому что стоило ей открыть рот, как моментально с веревки падало белье.
Сделав несколько шагов по комнате, Прищепка вдруг увидела свою знакомую. Это была Нейлоновая Блузка, с которой Прищепка изредка встречалась на веревке.
— Здравствуйте, а вы как сюда попали? — спросила наивная Прищепка. При этом она по своей профессиональной привычке ухватила Блузку за ворот.
Блузка хотела ответить грубостью: вокруг было столько знакомых, и они могли бы подумать, что Прищепка ее приятельница или, чего доброго, родственница. Но Блузка не успела ничего сказать, потому что в разговор вмешался Галстук.
— Послушайте, Блузка, — сказал Галстук, — я вижу, у вас новая брошка. Это очень оригинально, — продолжал он, разглядывая Прищепку. — Я готов вам отдать за нее свою бриллиантовую булавку.
И Блузка, которая только что не знала, как отделаться от Прищепки, ответила:
— Нет, что вы, она мне самой нужна!
Слава об оригинальной «Блузкиной брошке» облетела всю комнату, достигнув самых высших сфер. И, глядя на Прищепку, маркиз Карниз шептал восторженно: «Бонжур, месье Абажур», — а месье Абажур сдержанно улыбался.
И только одна Прищепка ничего не понимала. Ловя на себе восхищенные взгляды, она робела, смущалась, не знала, куда себя девать. Она, бедняга, стала жертвой моды, о которой не имела никакого понятия.
На штатную должность в курятник был назначен Петух-массовик.
Это был дельный, опытный Петух. В свое время он подвизался в качестве штатного поэта в популярной газете «Быка за рога», потом возглавлял какую-то спортивную организацию, и вот теперь, в связи с развернувшейся кампанией за повышение вылупляемости цыплят, был брошен в курятник.
Петух собрал вокруг себя наседок и принялся разучивать с ними песню. Куры, взявшись за крылышки, ходили по кругу и пели:
Мы выполним, высидим долг до конца,
Яйцо — нашей жизни опора.
И если наседка уйдет от яйца —
Она не уйдет от позора!
Культурно-массовая работа была в полном разгаре.
