— Ушли.
— Больше ко мне ни под каким видом не пускать.
Выйдя из мэрии на площадь, навстречу конным статуям императоров и сырому, косо летящему над мостовой карельскому ветру, Николай сказал:
— Дело дохлое. Писем у них не получить. Не судиться же с мэрией? В жизни я стоял перед судьей и двумя народными заседателями всего один раз. Пренеприятное, доложу я вам, дело. А ведь меня защищал знаменитый московский адвокат Пилсудский. Нелегальный провоз валюты. К счастью, наша судебная система уже тогда начала давать сбои. Отделался легким испугом… Вы хотите что-то спросить? Откуда у специалистов по недвижимости такая странная любовь к архивным письмам? А вы заметили, как ловко они нас выпроводили? И как разговаривала с нами секретарша? По мордам их бил еще Петр Первый, и все бесполезно… Делать нечего, обойдемся без писем.
Глава четырнадцатая КАРАМАЗОВ И БРАТЬЯ
— Привет председателю кооператива. Имею небольшое дельце. — Шпенглер, с которым до сих пор безуспешно пытался познакомиться поближе Николай, сам возник на пороге и, подняв над головой руки, как футболист, забивший гол, радостно покачал ими. — Тут ко мне придет небольшой грузовичок. Пускай постоит около дома. Возражений нет?
За окном начинался жидкий вечер. В кронах парка, опережая звезды, уже желтела зажженная до срока лампочка. Собаки, кончив выгуливать хозяев, молча покидали аллеи. Драматург присел на краешек стула и стал ждать ответа.
Оскорбленный приемом в мэрии, Николай решил подражать городским чиновникам и продолжил изучение составленной еще во времена правления Магариты инструкции по взиманию с жильцов квартирной мзды. Выждав несколько минут, он отложил ее.
— Так, говорите, небольшой грузовичок?
— Маленькая машинка. Она никому не помешает.
— А знаете, что вы — единственный, в чью квартиру я так и не смог попасть. Хотелось бы осмотреть. Мало ли какой нужен ремонт.
— О чем речь? Всегда рад. Давайте заходите прямо сейчас.
Бейсбольная шапочка исчезла раньше, чем хозяин кабинета успел сказать:
— Пошли!
А несколько минут спустя сын лейтенанта стоял перед дверью четвертой квартиры и, пеняя себе, раз за разом нажимал кнопку звонка. Равнодушное жужжание говорило о том, что неуловимый хозяин и на этот раз сбежал.
Ночь председатель товарищества спал плохо. Ему снились архивные письма в ящиках, персиковый человек, мраморный трудяга — фавн… Николай ворочался на своем жестком спартанском ложе до тех пор, пока не услышал, что за окном глухо зарычал какой-то зверь. Кто-то скреб лапой асфальт. Натянув штаны, председатель правления вышел на крыльцо.
В голубой джинсовой мгле перед домом двигался пароход. Жалобно вскрикнув, надломился и упал на землю сбитый железом молодой тополек, чавкнув, осела под колесом и рассыпалась клумба.
Перед домом разворачивался длинный, как железнодорожный вагон, прицеп, из тех, которые шоферы-дальнобойщики называют «шаландами».
— Ты что делаешь? — крикнул Николай, подбегая к авточудовищу.
Над ним в воздухе парила, подобно будочке у небесных врат, освещенная изнутри кабина. В ответ на вопрос из нее донесся небесный глас:
— Отойди, козел!
После чего с неба по металлической лесенке спустился в синем спецфартуке широкомордый в клетчатых рукавах ангел. Он, кряхтя, забрался под колеса, лязгнуло железо, ангел снова взлетел в кабину. Зарычал мотор, кабина качнулась и поплыла чудесным образом отдельная от прицепа, а тот, упираясь стальной ногой в землю, остался неподвижным, загораживая теперь подъезд к дому.
— Ты что делаешь? Немедленно убери ее! — закричал Шмидт, прыгая как обезьяна рядом с удаляющейся от дома кабиной.
Небесный глас повторил:
— Уйди, недомерок, задавлю! — после чего кабина скатилась на четырех огромных колесах с тротуара на мостовую, описала петлю и, плюнув в председателя длинной струей синего дыма, умчалась.
— Ничего себе — маленькая машинка! Небольшой грузовичок. Травить таких надо, — возмущался председатель, вернувшись в правление.
Спать ему больше не пришлось. Всю ночь около шаланды возникали какие-то тени, сходились и расходились, постукивали по металлическим стенкам, щупали колеса, возились около замков, но каждый раз, когда председатель правления включал свет или выходил на крыльцо, — легко, как летучие мыши, разлетались.
Утром вместе с первыми лучами солнца в комнату проник тощий человек с плоским серым чемоданчиком.
— Козьма Прутков — это вы? — осведомился он. — Накладные на груз. Джин. Распишитесь в получении… — С ловкостью фокусника он извлек из чемоданчика гроздь разноцветных листиков.
— Никакого груза я не заказывал и расписываться нигде не буду.
— Ваша фамилия Шпенглер?
— Я — здешний ворон.
Оперу Даргомыжского «Русалка» тощий человек не знал и потому продолжил настаивать:
— Тут сказано: «Старовоздвиженская, 17. Получатель — Правление кооператива». Печать у вас гербовая?
— Немедленно уберите свой автопоезд. И уходите сами.
— Как знаете. — Тощий вздохнул, сгреб со стола листики, сказал загадочно: — Бурнет будет недоволен. — И исчез.
— Бурнет! Кто такой Бурнет? Губернатор Аляски? Производитель жидкости против клопов? Президент телекомпании «5-й канал»? Не хватает только, чтобы он оказался…
Чего не хватает, председатель товарищества так и не успел придумать. Зазвонил телефон. В трубке переливался девичий голос:
— Господин Шмидт? Это я, Капа. Вы просили меня узнать, кто взял письма. Те, что вы искали… Так вот, я нашла расписку. Письма взял человек по фамилии Шпенглер.
Первой же мыслью предводителя галеасцев, когда он положил трубку, было: «Вот это да! Немедленно к нему».
И снова ни на звонки, ни на стук, квартира номер 4 не ответила.
Глубоко задумавшись, председатель вышел на улицу.
Перед крыльцом, скрестив руки на груди, стоял дворник и с большим интересом наблюдал, как Малоземельский и его брат пытаются починить мотор у «Москвича».
Стоя у открытого капота и запустив руки по локоть в механическую утробу, пушкинист настойчиво убеждал:
— Ремень у тебя не тянет. Если мотор греется, первым делом всегда смотри ремень.
Увидав председателя правления, критик помахал рукой и сделал бровями: «Вот видите, что с моей лошадкой».
Пока председатель и дворник осматривали шаланду, пытаясь разобрать надписи на бортах и на пломбах, до них доносились обрывки разговора, который вели между собой заложники отслужившего свой век механического экипажа.
— Ты почему противоугонное не сменил? — выговаривал младший брат старшему. — Кто теперь ездит с таким противоугонным? У тебя только блокирует двери, а качок, а звук? Запиши, дам адресок.
— Может, обойтись без звука? — слабо отбивался критик.
— Не обойдешься, надо идти в ногу со временем. Мой человек тебе как хочешь сделает: машина стоит, сигнал молчит. Заведут мотор — как завоет! Можно отрегулировать — будет кричать на подъезд, или — на ауру, на магнитное поле. Слабо?
Наконец председателю и дворнику удалось на одной из пломб прочитать английское «Piterhed».
— Издалека шла, — с уважением произнес Кочегаров. — Импорт внутри.
О визите человека с серым чемоданчиком председатель промолчал. «Что, если попросить Малоземельного разыскать Шпенглера?» — пришло ему в голову. Николай подошел к помятому «Москвичу».
Там братья продолжали развивать тему борьбы с угонщиками.
Владелец аварийного «Москвича» замялся:
— Неудобно вмешиваться. Шпенглер этого не любит, а он фигура неоднозначная. Ну, да ладно, рискну. Сегодня в полдень он должен быть в магазине «Карамазов и братья». А вечером у него билет в театр «Кирпичная стена». Дают «Евгения Онегина». Если не встретите днем, вечером могу составить компанию.
— Спасибо.
Полдень застал Николая на заднем дворе дома, выстроенного в начале века в центре города вологодским коммерсантом, который решил таким образом отметить свое вхождение в элиту столичного купечества. Изрядно обтрепанный и ободранный революционными и перестроечными бурями, он, кроме своих обязательных для столицы пяти этажей, отличался еще двумя грифонами над парадным подъездом и многопудовыми чугунными воротами. Ворота были щедро обклеены бумажками, сообщавшими об услугах, которые оказывают всем желающим жильцы этого дома: «Излечиваю от алкоголизма и табакизма»; «Опытный венеролог дает советы вступающим в брак»; «Авторские права. Могу восточную мудрость и тайны тибетской медицины». Над дверью, где когда-то была дворницкая, висела вывеска «Ремонт телефонов». Тут же кучковались продавцы аппаратов. Они мрачно молчали, на груди у каждого светилась табличка «Автоответчик». «Имею память» и даже совсем таинственное «Дешево врублюсь».
