Театральный матрос очень хорошо относится к своей матери и превосходно танцует харнпайп[4], что же касается настоящих матросов, то я никогда не видал, чтобы они танцевали харнпайп, хотя неоднократно наводил справки и просил их об этом.
Матрос на сцене обыкновенно очень веселый и производящий много шума господин; настоящие же матросы очень почтенные и чистосердечные люди, по крайней мере, очень многие из тех, которых мне приходилось видеть; они кажется скорее тихие и спокойные, чем веселые и никогда не производят никакого шума и никаких скандалов.
У театрального матроса на корабле во время плаванья масса свободного времени. Самая тяжелая работа, за которою я когда-либо видал матроса, состояла в том, что он сворачивал канаты и мыл палубу корабля. Но надо вам знать, что это считалось самым тяжелым моментом в его жизни. Обыкновенно же все время уходит на болтовню с капитаном корабля.
Заговорив о море, нельзя пропустить удобного случая, чтобы не рассказать о замечательно странном поведении моря на сцене.
И действительно, страшно трудно плавать по морю на сцене, ибо течение его так сбивчиво.
Что касается волн, то они настолько обманчивы и непостоянны, что положительно нет никакой возможности управлять кораблем. Сейчас они все бьют и наступают на бакборт, между тем как с другой стороны судна море совершенно спокойно, через минуту они переменяют направление и все разом атакуют штирборт и, прежде чем капитан успеет сообразить, как отразить их нападение и в какую сторону направить корабль, как вдруг вокруг со всех сторон начинает волноваться океан и катит целую массу воды в корму корабля.
— Никакое знание моря не может принести пользы при таком необыкновенном поведении моря и корабль неизбежно должен испортиться и в конце концов потонуть.
Буря на море (на сцене) представляет ужасное зрелище. Раскаты грома и молнии не перестают ни на минуту; люди бегают и суетятся, как угорелые, на палубе вокруг мачты; героиня с распущенными волосами, со слезами на глазах, держит на руках своего ребенка и, как сумасшедшая, бросается из стороны в сторону. Один только комик сохраняет полное спокойствие.
Через несколько минут волна заливает палубу, мачта ломается, вода проникает в пороховой погреб и всегда за тем происходит ужасный взрыв.
Шум от этого взрыва очень напоминает собою звук, когда рвут полотняные простыни; все пассажиры и прислуга стремглав бросаются к лестнице, которая ведет в каюты, очевидно, с целью удрать от моря, доходящего почти до самой палубы корабля.
Потом через несколько времени вы видите, что корабль рассечен пополам, как по середине остается одна небольшая шлюпка, в которой едва поместились героиня с ребенком, комик и один матрос.
Маленькие лодки, употребляемые на море (на сцене) еще более поразительны, чем море, по которому плавают корабли.
Начать с того, что все сидят на одном боку лодки лицом к правой ее стороне. Им и в голову не приходит грести. Один только человек, и притом заметьте одним только веслом, исполняет всю работу. Способ гребли тоже замечателен. Он взмахивает по воздуху веслом, опускает его и тотчас же поднимает обратно, лишь только оно коснулось поверхности воды.
«Какое глубокое море» — обыкновенно восклицает гребец.
Таким образом они работают, или, вернее сказать, работает один человек и плывут среди ужасной темной ночи, пока, наконец, с криками радости не приветствуют показавшиеся вдали огни маяка.
Сторож, живший на маяке, встречает их с фонарем. Лодку привязывают и все спасены.
После этого занавес опускается.
Дик, Дик, Данк, всегда попадается в капкан, выпил хересу стакан и вернулся домой мертвецки пьян. — Примеч. переводчика.
Часть Лондона, заселенная беднейшим классом. — Примеч. переводчика.
Аристократический квартал Лондона. — Примеч. переводчика.
Характерная английская пляска. — Примеч. переводчика.