— А что с тобой, Вадик? — встревожилась Юлия.
— Сбоку что-то болит. Может, межреберная невралгия… А может, к погоде… Кстати, прогноза на ближайшие дни ты не слыхала?
— По телефону справлялась. В общем, нам не везет: переменно, дожди и грозы.
— Да-а… — протянул Сизов. — Шлепать по грязи не самая большая радость. По азимуту, пожалуй, не пойдешь. Это только для Кваснецкого удовольствие…
— Ты что, раздумал?
— Нет. Ну, пока!
Разговор был продолжен, когда Сизов вернулся с работы.
— Как у тебя эта самая… межреберная? Болит? — спросила Юлия.
— Не говори! А сегодня как узнал, что в понедельник с утра комиссия в отделе будет работать, еще больше разболелась…
— А я туфли походные начала разнашивать. И знаешь — жмут!
— Жмут? — обрадовался Сизов. — Все одно к одному…
— В общем-то, я могла бы пойти… Но если ты не хочешь… Смотри. Решай.
Когда Юлия сказала «решай», у Сизова было такое ощущение, какое испытывает человек, впервые забравшийся на парашютную вышку: и хочется прыгнуть, и страшно.
Вместо ответа Сизов спросил:
— Юля, а что будет по телевизору?
— «Мечты на дорогах».
— О-о! Черт возьми, я давно хотел увидеть этот фильм! Ради него готов жертвовать всем!
Юлия знала, что столь пылкой любви к итальянской кинематографии Вадим раньше не проявлял.
— В общем, дело ясное, — заключила жена. — Лежи на диване и читай путеводитель. Помнишь, как ты красиво декламировал: «Спишь в палатке, на земле, пьешь воду из родника, купаешься в дикой речушке…»? Ха!
— А ты не смейся! Не сейчас, так в другой раз пойдем!
— Но надо же предупредить Лысюка и Кваснецких.
— У них телефона нет. Поедем прямо в Химки, проводим их. Иначе будет не по-товарищески. А о себе скажем… ну… обстоятельства не позволили.
…На пристани знакомых не было. Зашли в ресторан и увидели Лысюка.
— Понимаю, — сказал Сизов, — заправиться решил перед дорогой. Мы тоже можем присоединиться.
Потом присоединились опоздавшие Кваснецкие.
— Знаете, обстоятельства сложились так, что мы пришли вас только проводить, — заявила Кира.
— И я тоже… проводить… обстоятельства… — пробормотал Лысюк, потупя взор. И скрылся за дымовой завесой.
— Если так, то мы одни не пойдем. Какой интерес! — разочарованно заключил Сизов. — Только не понимаю, почему у Кваснецкого на руке компас…
Кваснецкий растерянно покраснел и стал снимать с руки прибор, столь необходимый для хождения по азимуту и ориентировки.
— Это… я… того… когда еще думал, что пойду, надел, а потом забыл оставить дома…
Компас лежал на столе. Стрелка его плавно дрожала и наконец остановилась в направлении буфетной стойки.
С пристани доносился шум голосов. Потом загудел пароход.
— Поехали люди. На лоно природы, — ни к кому не обращаясь, сказал Сизов.
И в ответ прозвучало мечтательно-грустное:
— А мы живем…
Семицветов вырос за один день.
Впрочем, так оно нередко бывает.
Сидит человек в «низах», на скромной должности, за скромным узким столом с одним телефоном — и вдруг его вызывают «наверх»…
Он идет «наверх» и «вниз» не возвращается. Он оставлен там, «наверху». Ему предложены высокая должность, широкий стол — и на нем уже не один, а три телефона.
Нечто подобное произошло и с Семицветовым. Правда, его не так уж резко повысили. Но все-таки… Был заведующим клубом, стал начальником управления культуры.
Будучи вызван «наверх», он имел несколько бесед.
Сначала с товарищем Пяткиным, который сказал, что он проведет Семицветова к товарищу Коленкину. Потом с товарищем Ручкиным, который внимательно прочитал анкету, поговорил с Семицветовым о жизни, о погоде и в конце заключил:
— Так вот, мы вас выдвигаем.
Последняя встреча происходила в кабинете товарища Лобова.
Лобов анкеты не читал: ему было достаточно короткого доклада Ручкина. Говорить с Семицветовым ему было некогда: звонили телефоны.
После того как Семицветов прослушал несколько телефонных разговоров, Лобов поднялся с кресла и пожал Семицветову руку. Это означало: все, вопрос решен.
Семицветов вышел из кабинета Лобова вместе с Ручкиным. Когда оба оказались в коридоре, Ручкин облегченно сказал:
— Ну вот и все в порядке. Работайте. И прежде всего — подберите крепкие кадры. У вас много вакансий.
Их оказалось действительно много: вместе с предшественником Семицветова из управления была уволена целая группа сотрудников. Как выяснилось, работники они были негодные. Для предшественника важны были не дипломы и характеристики, а телефонные звонки. Разумеется, не всякие, а только «сверху».
— Оформите инструктором Марью Ивановну. Хорошая женщина, жена Ивана Ивановича.
Но вот Ивана Ивановича сняли, имя его уже перестало быть священным, и пришел Николай Николаевич. По фамилии Лобов.
— Спит наш отдел культуры, перешерстить его надо, — сказал Лобов.
И перешерстили. Начальником в результате стал Семицветов.
Первые дни он от зари до зари проводил в своем новом кабинете: курил, думал, как подобрать кадры.
Но очень долго думать ему не дали.
Позвонил Лобов:
— Возьмите к себе в управление товарища Ручкину. Хорошая женщина, жена товарища Ручкина. Занималась домашним хозяйством, теперь хочет гореть на работе. К культуре тянется. Надо поддержать.
Потом позвонил Ручкин:
— Зачисли Коленкину. Энергичная девушка, дочка товарища Коленкина. Литературу любит, и вообще…
А дальше и от Коленкина звонок был:
— Пяткину прими, пожалуйста. Есть такое мнение. Найди местечко. Сноха его, понимаешь… желает участвовать в общественно полезном труде.
Куде было деваться Семицветову? И он зачислял, оформлял, находил местечки. Да иначе и не поступишь: Лобов поддерживал Ручкина, Ручкин — Коленкина, Коленкин — Пяткина. И все вместе — Семицветова. Но управление культуры должно было еще и работать. А работать оно не могло.
— Слушай, Семицветов, — звонил Лобов, — дай, пожалуйста, жене Ручкина отпуск на пару недель. Для ухода за мужем.
— Семицветов? Ручкин говорит. Освободи-ка на десяток дней Коленкину. Сам он в командировку едет, хочет и ее прихватить.
А со снохой Пяткина положение создалось еще более сложное: Пяткину надо было освобождать сразу на несколько месяцев, ибо — о, какой это был сюрприз для начальника управления культуры! — ей полагался декретный отпуск.
Семицветов тяжело вздыхал, подписывая приказы: кто же работать будет? Но тут ему приходила успокоительная мысль: а больше ли пользы, если все его сотрудницы будут действующими единицами? Толку все равно нет.
Ручкина действительно тянулась к культуре и посему отлучалась в косметический кабинет. Коленкина ежечасно демонстрировала свою любовь к литературе и не расставалась с журналами. Журналы были разные: «Годы и моды», «Манекены и ламбрекены».
А Пяткина заинтересовалась наукой. Не вообще, а медицинской.
— Где же у нас Пяткина сегодня? Время к обеду, а ее все нет.
— К врачу побежала. Тут светило какое-то новое объявилось. Ужасно любит она с ними советоваться.
— Ну и работнички! — сокрушенно вздыхал начальник.
А потом ему надоело вздыхать. Ему захотелось призвать работников к порядку, объяснить им, что люди они ответственные и трудятся не где-нибудь, а в управлении культуры.
Ближайшим поводом к такому разговору послужило письмо из колхоза.
«Уважаемый тов. Семицветов, — писал автор, молодой агроном. — Я послал Вашему управлению письмо, в котором делился некоторыми мыслями о пропаганде живописи. И зачем я только делился! Прочитав ответ, подписанный тов. Пяткиной, я понял, что писал не туда. Объясните тов. Пяткиной, что эпохи Росинанта не было. Была эпоха Ренессанса. А Росинант — это лошадь Дон-Кихота…»
Семицветов рассвирепел. Он вызвал Пяткину и долго объяснял ей, в чем отличие лошади от эпохи. Не преминул сказать нелицеприятные слова и о трудовой дисциплине.
Эта беседа несколько омрачила настроение других сотрудниц отдела. А потом и настроение Семицветова.
Начальника управления культуры пригласил к себе сам товарищ Лобов.
— Плохо действует ваше управление, — сказал Лобов. — Не развернулись, понимаешь. Спите, как говорится.
— Да я… да мы… — пытался оправдаться Семицветов.
Но Лобов его не слушал.
— Вы с коллективом не сработались. Народ недоволен вами. Не умеете вы работать с народом…
…Семицветов вырос за один день: был заведующим клубом, стал начальником управления культуры. Снизу пошел наверх.
После беседы с товарищем Лобовым он совершил обратный путь: сверху — вниз. Хорошо, что место заведующего клубом оставалось еще не занятым.
