— А! Вы, право, можете выбрать по своему вкусу, — с досадой заметил Клинков. — Мы здесь все одинаковые.
— Нет, — не обращая внимания на тон, возразил незнакомец, — может быть, вы все и были одинаковые, но с этого момента один из вас будет резко отличаться от других.
— Кто? — отрывисто спросил Подходцев.
— Господин Клинков.
— Послушайте, — угрюмо пробормотал Подходцев, — если с ним случится что-либо плохое — я вас испорчу; мне теперь все равно…
— Плохое? Что вы… Господин Клинков! Я поверенный вашего покойного отца… Он вчера скончался и оставил вам (гром все усиливался, крепчал и вдруг обрушился самым оглушительным образом), как единственному наследнику, два дома и около трехсот тысяч процентными бумагами!!! Я рад, что имел честь первый поздравить вас.
— Вы меня поздравляете? — странным тоном спросил Клинков.
— Да! Конечно. Вы сейчас богатый наследник.
— А знаете, я даже рад, что отец умер…
— Клинков! — укоризненно вскричал Громов.
— Рад за него, что он умер. По крайней мере, ему не придется иметь с вами дела…
Он ушел в угол и долго простоял там, лицом к стене. Отошел. Спросил глухо:
— Вспоминал меня перед смертью?
— Да. Говорил, что был неправ по отношению к вам. Еще раз — приношу мои искренние поздравления…
— Мне очень жаль… — промямлил Клинков.
— Чего?..
Клинков подумал и сказал искренним тоном:
— Что не вы умерли вместо него. Ступайте! Заходите завтра. Сейчас мне не до вас. У меня — Громов. Ясно? Прямо и налево!
Глава 20
Гибель Клинкова
Последняя шалость
Рыжий, похожий на лисицу человек, не смущаясь резким тоном Клинкова, заулыбался, завертелся и, изгибаясь хребтом, сказал медовым голосом:
— О, конечно! Я понимаю. Господи! Улетучусь, как дым. Но, вы простите, — передо мной, как перед духовником, стесняться нечего: может быть, вам сейчас нужны деньги?
— Как деньги? Сейчас? Можете дать? — недоверчиво спросил Клинков.
— Да, ведь это ваши же деньги. Я, так сказать, дам авансом…
Клинков расставил массивные ноги, погрузил руки в карманы и впал в глубокую задумчивость. Очнулся.
— Десять тысяч можете дать?
— Сделайте одолжение… У меня дома на всякий случай приготовлено…
Клинков что-то промычал, взял Громова под руку и отвел его в угол:
— Послушай, Громушка… Ты меня знаешь: я мужчину ценю в десять тысяч раз больше любой женщины… На днях я продал Подходцеву довольно красивую девушку за рубль. Мне сейчас пришла мысль: я куплю тебя за десять тысяч. Довольно?
— Бедняга, — вздохнул Громов, сочувственно поглаживая плечо Клинкова. — Богатство отуманило твой обычно не богатый мозг.
— Ты не понимаешь меня. Скажи: она уступила бы тебя за десять тысяч?
— Кто?!
— Жена. Можно даже без развода. Черт с ней.
Громов нахмурил брови и энергично замотал головой.
— Нет-нет! Ничего не выйдет. Кажется, что она не возьмет и ста тысяч.
— Почему?!!!
Громов застенчиво пробормотал:
— Дело в том, что… что…
— Ну?!!!
— Дело в том, что…
И закончил с милым смущением женщины, сообщающей, что она скоро будет матерью:
— Дело в том, что… она… меня, кажется, любит!
Клинков досадливо крякнул и засвистал.
— Угораздило тебя, действительно. Послушай…
— Ну?
— А может быть, ты слишком много о себе воображаешь?
— То есть?
— Может быть, она тебя не любит?
В глазах Громова мелькнула и погасла безысходная тоска:
— Нет, брат… любит. Уж я знаю наверное.
— А ты не мог бы… отравить ее, что ли?
— При водянке головы нужно провертеть буравчиком дырку на темени и, опрокинув человека вверх ногами, вылить скопившуюся воду. Мы с Подходцевым устроим тебе это.
— Я говорю серьезно. Ну, напейся пьян и избей ее до полусмерти.
— А вдруг после этого она меня еще больше полюбит. Сердце женщины — загадка.
— Ну, хочешь, я ее увлеку?
— Она только вчера сказала, что твоя фигура напоминает ей диванный валик, с розеткой вместо головы.
— Гм! Надеюсь, ты оборвал ее?
— О, неужели ты сомневаешься? Я с негодованием возразил, что ты больше похож на галапагосскую черепаху, ставшую на задние лапы.
— Господа! — перебил их Подходцев. — В обществе не принято шептаться. Этот золотистый молодой человек и я — мы скучаем без вас.
— Сейчас-сейчас, — обернулся Клинков. — В таком случае мне, господин доверенный, не понадобится десяти тысяч. Давайте пока пятьсот рублей, чтобы я мог похоронить своего друга по первому разряду.
— А! — с преувеличенным сочувствием подхватил рыжий человек. — У вас умер друг? Какое несчастное событие.
— И не говорите. Его убила одна женщина с волосами цвета пакли.
— Не надо отчаиваться, — подхватил рыжий доверенный. — Ему там будет лучше.
— Вы думаете?
— Я уверен. Раз он ваш друг, значит, это — светлая личность.
Громов подошел и пожал ему руку.
— Спасибо, голубчик. Видно, что вы знаете людей.
— Когда же похороны? — осведомился обстоятельный доверенный. — Я бы тоже пришел отдать последний долг.
— Да зачем же вам беспокоиться. Отдайте через меня.
— Что?
— Вы говорите, должны ему что-то?
— Нет, это вообще такое выражение, — ласково захихикал рыжий, изгибая стан. — Так вам нужно пятьсот? Я распоряжусь по телефону. Здесь телефон близко?
— Внизу у швейцара.
Делая змеиные движения спиной, доверенный вышел из номера.
Подходцев печально оглядел обоих друзей и промолвил, вздыхая:
— А все-таки лучше, если бы этот рыжий паренек совсем не приходил сюда.
— Почему? — возразил Клинков. — Он даст нам денег. Я сегодня справлю пышную тризну по Громову!
— Боюсь я, — со зловещим спокойствием отчеканил Подходцев, — что тризну придется справлять по двум.
— А второй кто? — смутился Клинков.
— Ты.
— Я? Что за вздор. Наоборот, мы теперь будем богаты и заживем хорошо.
— Мы? Нет, это ты. Ты будешь богат и, конечно, имеешь полное право жить хорошо.
— Вздор-вздор. Мы не расстанемся, — растерянно бормотал Клинков, пытаясь обнять и поцеловать ледяного Подходцева.
Подходцев вернул ему поцелуй, но продолжал тем же решительным тоном:
— Видишь ли: это совершится чисто автоматически, как нож гильотины отделяет голову от плеч… Тебе, конечно, не будет смысла жить со мной в этом полутемном, гробового вида номере. Мне никак нельзя поселиться в одном из твоих палаццо…
— Почему?!! — зарычал бледный от злости Клинков.
— Зачем объяснять, когда ты сам понимаешь. Я тебе напомню один штрих, один пустяк: помнишь, когда я был женат, имел квартиру с портьерами, сверкающими салфетками и лопаточками для свежей икры, а вы пришли с Громовым ко мне, с подведенными животами, стыдящиеся своего голодного вида и брюк с бахромой… Что удержало вас от откровенного разговора со мной? Почему вы стали хвастаться роскошной сытой жизнью?! Ага?
Подходцев с видом смертельно усталого человека бросился в кресло, вытянул ноги и, освещенный светом камина, заговорил, полузакрыв глаза:
— Дело в том, дорогие мои, что мы все трое горды, как знатные, но нищие испанцы. И все у нас идет хорошо, пока, мы в одинаковом положении и состоянии…
— Я не гордый, — пробормотал Клинков.
— Ты?! Я ведь знаю, что ты мог бы получать от отца солидное содержание, и ты не взял у него ни копейки только потому, что он был сух с тобой!! Разве это не гордость? Почему я разошелся со своей женой? Из гордости! Почему Громов не разойдется со своей женой? Из гордости!! Нет, хлопчики, наше преступное сообщество расшаталось вконец, я это чувствую. Не надо закрывать глаза! Первый удар нанесла своей нежной, но жестокой рукой высокочтимая Евдокия Антоновна, второй — эта противоестественная помесь лисицы и очковой змеи, это доверенное лицо, этот погубитель Клинкова, чтоб его там у телефона убило током высокого напряжения!
— Хотите, я спущу его с лестницы и откажусь от наследства? — донесся из дальнего угла голос притихшего Клинкова.
— Э, нет, братку. Этого уж я не позволю. Дружба хороша, когда она — вольное лесное растение, а не оранжерейная штучка, выращенная искусством опытного садовника. Мы расходимся — я люблю иногда взглянуть в глаза старухе-правде — над нами сейчас разразилась гроза с ливнем, грянул гром… и… и долго мы не обсушимся!
— Летние грозы коротки, — с усилием выдавил из судорожно сжавшегося горла Громов.
— Возможно. Жена твоя может разлюбить тебя или, наконец, не дай ей Бог этого, умереть. Клинков — любитель женского пола — может спустить все свои капиталы на какое-нибудь алчное, розовогубое, золотоволосое существо, а я…
— Ты? Что же ты? Почему ты остановился?
