— Нет, но… А жить мы где будем?
— Можно пока у меня… Я уже говорила с родителями, они выделят нам комнату. С балконом. Ну что… Ты согласен?
— Да, конечно… Я же тебя люблю…
Когда дежурный опер, вернувшийся с задания, распахнул дверь камеры, он увидел на нарах задержанных, слившихся в страстном поцелуе прямо под рекламным плакатом милицейского спонсора — «Веселого молочника».
С билетами разобрались быстро. Оказалось, что Вадик с Леркой не первые. Фальшивки выбросили ушлые работнички супермаркета, а настоящие толкнули перед концертом с рук за полцены. Задержанные написали объяснительные, опер проверил их по учетам и с миром отпустил, предупредив, чтобы в следующий раз они в камере не целовались. Потому что, простите за тавтологию, камеры оборудованы камерами, и вся дежурная часть отвлекалась от выполнения прямых обязанностей. А кое-кто даже делал ставки, ограничатся ли узники поцелуями или пойдут дальше.
С тех пор ни на какие концерты Вадик с Леркой больше не ходили. А на следующий день подали заявление во Дворец брака и сочетания. Побывав на настоящих нарах, они стали авторитетными людьми и за базар отвечали.
Да, получалось, что Вадик ничего для своего счастья и не предпринимал. Все было сделано за него.
Сигаретный дым пощекотал бронхи, Вадик закашлялся. Потом спросил:
— А как вы поняли, что она к другому ушла? Сама сказала?
— Чего ты мне «выкаешь», как замполит на совещании?.. Ну, вообще-то, — Паша за вторую затяжку полностью уничтожил «Петра Первого», — случайно вышло. Я на два дня раньше из Чечни приехал. С летчиками договорился, взяли на борт. Ну и застукал. Как в анекдоте. Сучка… Сидели в обнимочку с этим пердуном старым, Малахова смотрели.
— И что? Как ты отреагировал?
— Ну как, как? Хорошо, пистолета при себе не оказалось. А то обоих бы, на месте…
— Что, серьезно? Убил бы?
— И рука б не дрогнула. Повезло им… Но челюсть я ему красиво своротил. С одного удара. Меня потом полгода в ментовку таскали. Но он заяву забрал. Сам же виноват, не хрен с чужими женами Малахова смотреть. А я на эмоциях был, понять можно…
— И что, развелись?
— А куда деваться? Не с рогами же жить. Ленка в ногах не ползала, а я ее не уговаривал вернуться.
— А дети есть?
— Не… Проблемы у нее по женской линии. Усыновить думали. Не успели.
— И ты не жалеешь, что разошлись?
— Ну, не знаю, — расчувствовавшись, Паша полез за свежей сигаретой, — если честно, до сих пор, зараза, снится. Как-то я ее не представляю с этим менеджером. Все думаю, не погорячился ли я тогда?.. А Ленку Боженька наказал. Через пару лет менеджера инсульт разбил. Реально так — ни рукой, ни ногой не шевелит. В колясочке катают и кормят с ложечки. Три тысячи по инвалидности и никаких «лендроверов». Грех, конечно, но я тогда очень обрадовался… А у тебя что, похожие проблемы?
— Ну, в общем, да… Так, а здесь ты с кем?
— Со студенткой одной… Я ж из армии после той истории демобилизовался, к приятелю в «Газпром» устроился… Охранником. С Машкой вон познакомился. Живет у меня. Она и не скрывает — ей прописка питерская нужна. Зато честно. Мне с ней и поговорить-то не о чем. Про войну ей не интересно, а мне про ее тусовки и шмотки. Вот, вытащила меня сюда. Ну и какой здесь цимиз? Бабы на шестах? Или ее подружки-студентки?
— Так чего ты ее не прогонишь?
— А с кем останусь? Так я хоть кому-то нужен… Даже для прописки.
Паша вздохнул и чиркнул «зипповским» бензиновым огнивом, едва не опалив брови.
— А у Ленки знаешь почему ничего с этим папиком не получилось? Потому что она не мне, она себе изменила. А это самое поганое. Перед собой-то не оправдаешься. Ну, ты знаешь, воевал. Там это быстро понимаешь… Сам на дембель не собираешься? — Он перевел базар в другую плоскость.
— Собираюсь… Надоело. Только обещаниями кормят.
Вадик телевизор смотрел, газеты читал, поэтому знал, что в армии далеко не шоколад.
— Это верно. Никому мы, на хрен, не нужны. Только когда заваруха начнется, бегут, как детишки к мамкиной юбке… Гляди, если никуда не пристроишься, обращайся. Порекомендую. Им охранники толковые нужны. С боевым опытом. Вон, с Украиной каждый год проблемы. А кто в бой за газ пойдет, если что? Работенка не пыльная, в офисе торчать сутки через трое. И по деньгам с армией не сравнить. Это ж «Газпром».
— Спасибо, обращусь.
После истории в бане слово «Газпром» вызывало у Вадика исключительно негативные эмоции.
— Я тебе телефончик потом оставлю… Ну что, братишка, пойдем вмажем за знакомство. — Отставник швырнул окурок в писсуар, и они покинули место общего пользования.
В зале ничего принципиально не изменилось. Разве что прибавилось рабочей молодежи. У некоторых под воздействием стимулирующих таблеток или веселящего дымка уже начался ЭБН — эффект беспокойных ног, или просто эбанутость. Лерка как-то рассказывала, что это реальный медицинский термин. Когда человек под воздействием препаратов или просто так, по характеру, без передыху носится туда-сюда. Когда ноги не подчиняются мозгу.
Опять Лерка…
Паша ледоколом пробился к столику, расчищая путь брату по оружию. За столиком сидели три девицы. Без окна.
— Малыш, ну что ты так долго? — воскликнула одна из них. — Мы уже волноваться стали.
— Подвинься, — не ответив на вопрос, приказал малыш, — садись, Вадюха. Машка, это Вадик. Воевали вместе.
— Очень приятно. — Девица положила руку на шею своему «газпромовскому» кавалеру.
— Здрасте, — как-то скромно, не по-офицерски поздоровался Вадик со всеми девушками сразу.
Паша взял графинчик, выплеснул содержимое Машкиного бокала на пол и налил в него жидкость, похожую на водку.
— Давай, братишка… За нас, за нормальных мужиков.
Он стукнул свой бокал о бокал Вадика и залпом опорожнил. Вадику пришлось тоже, хотя сделал он это неумело, с трех заходов. Но сделал. Вес взял. Все сто пятьдесят граммов. Водка отдавала карамелью и возвращала в детство.
— О, чувствуется десантная закалка! — одобрительно похлопал Паша по его тощему, совсем не десантному плечу. — Нам, настоящим «газпромовцам», бухать, вообще-то, не рекомендуется. Но я выходной завтра. Имею право.
Он придвинулся поближе к Вадику и принялся что-то рассказывать про недальновидную политику прежнего правительства на Северном Кавказе. Вадик практически ничего не слышал — мешали музыка и гомон окружающих. Но периодически кивал, мол, мне крайне интересно. Но вряд ли бы он уловил суть рассказа, даже если бы музыку выключили совсем. Разобрал только слово «проститутки», но о ком конкретно шла речь, не понял. Водка, никотин, бессонная ночь превратили его в прекрасного вечнозеленого зомби.
Он закрыл глаза и уже не отвечал кивками на рассказ дорвавшегося до добровольного слушателя нового знакомого.
…Приоткрыв веки снова, он вдруг увидел Лерку. Она сидела за соседним столиком с этим культуристом. Они пили разноцветные коктейли и весело щебетали. Она была в своем голубом платье, которое так нравилось Вадику, и в белых босоножках с тесемочками, перевязанными вокруг лодыжек. Кажется, Лерка тоже заметила его, но никак не отреагировала, продолжая хихикать. Ни намека на раскаяние или тоску. И культурист заметил. Но даже бровью не повел, сволочь накачанная, чтоб тебя изжога извела!
Вадику стало еще досадней, чем тогда в квартире. Как же так? Это же его Лерка! С которой они собирались поехать на выходные к их сыну! И с которой они прожили больше пяти лет, на минуточку! Что же она делает?! Нельзя же так демонстративно! Он же любит ее! Зачем она притащилась в этот вонючий клуб?! Будто знала, что он тоже придет сюда!
К ним подскочил официант, культурист сделал какой-то заказ и протянул пластиковую карточку. Кажется, банка, где служил Вадик. Карточку платиновую, для избранных. Значит, у гада на счету побольше двадцати тысяч. Неужели Лерка из-за денег повелась? Тоже решила кризисом прикрыться?.. «Извини, Вадик, но в такой тяжелый для мирового сообщества час я должна думать о будущем…» Зараза!
Официант взял под козырек и помчался выполнять заказ, словно зайчик, которому в задницу вставили свежий «Дюрасел».
Диджей запустил новую тему, заелозив пластинками. Вернее, тема была старой, кажется, «Марш коммунистических бригад», но в современной, кислотно-клубной обработке. Старых танцовщиц сменили новые, абсолютно голые, и в такт музыке принялись неспешно одеваться. Причем шмотки были какими-то подержанными и совершенно неэротичными. Стриптиз наоборот.
Паша продолжал бубнить про Хасавюрт, Лерка продолжала хихикать. Облизнула краешек бокала, словно дразнясь. И закинула ногу на ногу.
С потолка повалил снег. А может, не снег. А просто включили спецэффект. Но Вадику показалось, что снег был настоящим, — на лицо падали холодные хлопья и таяли. Он сунул руку в боковой карман бушлата, чтобы достать платок и утереться.
