Как же можно из ЭТОГО делать грязную ругань, да еще и пользоваться ею в большинстве случаев категорически не по делу?..
Вот с чем я не согласен. И мой Шура прекрасно об этом знает.
У Водилы же, при всех моих к нему симпатиях, словарный запас конечно же меньше, чем у Шуры. Поэтому мат ему иногда просто необходим. Тут я его понимаю. И если я изредка берусь пересказывать события его словами, то лишь потому, что мне необходимо наиболее точно передать ЕГО впечатления от происходящего. Безусловно, с соответствующей корректировкой текста Водилы!
Не из ханжества, как вы понимаете. Из элементарной чистоплотности, свойственной всему Котово-Кошачьему племени — от саблезубых Тигров древности до сегодняшнего бездомного Кота-Бродяги.
— …мы, понимаешь, с Вебером расшнуровываем задник у фуры, а там, бляха-муха, сидит моя золотая Кыся и умывается, бля!
«Черт подери! Да заткнись ты! Неужели ты, дубина стоеросовая, не понимаешь, что я не так уж просто залез в фургон!» — с изрядной долей раздражения подумал я.
— Слушай, Кыся… Кстати!.. — вдруг насторожился Водила. — А какого хера ты вообще туда полез?
Ну, все… Услышал Господь мои молитвы. Мы — в Контакте!
Теперь осторожненько, небольшими щадящими порциями мне нужно поведать Водиле обо всем, что мне известно. И выработать совместный план действий… Только очень осторожно! Иначе переизбыток информации, идущей от меня, как от более сильной Личности, может Водиле только повредить. Заклинит, и все тут!.. Мне об этом Шура читал в книге доктора Шелдрейса.
— Уж не подложили ли мне чего-нибудь такое в фуру, когда загружали мою тачку этой ебаной фанерой? — подозрительно прищурился Водила. — В той ликеро-водочной шараге, мать их…
Нет, Водила определенно талантлив! Мне с ним просто очень повезло.
Я вообще из везучих Котов. Правда, я стараюсь не сильно обременять Судьбу и для своего «везения» многое делаю собственными лапами. Как, например, с Шурой…
Ведь Шуру Плоткина таким, каким он сейчас есть, практически создал я! Надо было посмотреть, что получил я шесть лет тому назад, будучи еще совсем Котенком, в лице Шуры Плоткина!
Это был какой-то кошмар: молодой, пьющий еврей-неудачник, нигде не работающий из-за уже сложившейся репутации и принадлежности к знаменитому «пятому пункту».
— Да, пишет очень неплохо, но… Вы же сами понимаете, — говорили про Шуру.
Ко всему, Шура был женат на хорошенькой злобной сучке, которой в свое время нужно было всеми правдами и неправдами после университета остаться в Ленинграде, а не возвращаться в свою Вологду. История примитивнейшая и банальная, но от этого не менее горькая…
Счастье, что тогда они не обзавелись детьми и в их доме появился Я!
* * *
— Во, гляди, Кыся, как они тут ездят, бля! — неодобрительно покачал головой Водила. — Мы ж с тобой на нашей «Вольве» не слабо идем — сто двадцать в час, а они, суки, на своих легковых «мерсах», «беэмвухах» и «поршах» нас как стоячих делают! По сто восемьдесят, по двести чешут, придурки немецкие!.. Единственная страна, Кыся, где скорость не ограничена, мать их. Вот они друг перед другом и выдрючиваются. А потом удивляются — откуда у них на автобанах такие аварии, машин по сорок за раз в хлам!..
Я с досадой отметил, что Водила, как сказал бы Шура Плоткин, явно «сорвался с крючка». То есть, неожиданно оборвал нить Контакта со мной и переключил свое внимание на чисто внешние, привычные ему раздражители. Но тут же я честно признался себе, что виноват в этом сам. Уж слишком не во время я стал вспоминать Шуру, себя и то время, когда мы были молоды… Слишком отвлекся.
«Водила! — мысленно сказал я и напрягся так, что у меня даже между ушей заломило. — Постарайся сосредоточиться и понять все, что я тебе скажу. Пожалуйста, вспомни опять про свою фанеру. Я тебя очень, очень прошу, Водила!!!»
— И знаешь, Кыся, что мне еще не нравится? — тут же, почти без паузы, проговорил Водила. — То, что меня пытались на наркоту проверить. Меня! Которого здесь столько лет знают как облупленного. И собачки эти чуть на говно не изошли… Ну, их еще можно понять — им службу служить, а тут мой Кыся им кислород перекрывает! А если они не только на тебя лаяли, а, Кыся?…
Я поощрительно положил ему на плечо лапу и даже муркнул. Но Водила ласково отодвинул меня и сказал:
— Отсунься маленько, Кыся. Я закурю. На хера тебе дымом дышать? Эх, жаль я твою зажигалочку посеял…
Я испугался, что Контакт снова прервется и опять напрягся до головной боли: «У тебя в фуре — минимум сто килограммов кокаина! Его погрузил в твою фуру Лысый. Осторожней с ним! Он вооружен. Он трус и от испуга может начать стрелять…»
Стоп, стоп, Мартын!.. Слишком много информации! Что я делаю?! Постепенно, постепенно…
— А не загрузили ли меня чем-нибудь этаким в той шараге? — Водила приспустил боковое стекло, закурил и уточнил: — Кроме фанеры… А, Кыся? Если пошурупить мозгами — в любую пачку фанеры можно килограмм сто кокаина спрятать. Вырезал в листах круг диаметром с метр, снизу и сверху по паре целых листов прихреначил, а в середку хоть слона запихивай! Дескать, водитель на этой машине проверенный, его трясти не станут. А если и стопорнут — все тут не при чем. Водилу — за жопу и в конверт. И пусть доказывает, что он не верблюд!
Признаюсь, я был ошеломлен. Не в обиду Шуре Плоткину сказано — теперь я никогда не поручился бы за то, что Шура понял бы меня лучше, чем Водила!…
— Конечно, — продолжал размышлять Водила. — Товар они потеряют… А это минимум по сотне баксов за грамм! То есть, — сто тысяч зеленых за кило… А за сто кило?! Охренеть можно!
«Ты молодец, Водила! Ты умница! — похвалил я его. — Но ты, как мудак, пропустил мимо ушей то, что я сказал тебе про Лысого!..»
На что Водила мгновенно отреагировал:
— И знаешь, что, Кыся? Если они мне, действительно, какую-нибудь срань в фуру подбросили — слово даю, что вон тот, — Водила показал на идущий впереди фургон Лысого, — наверняка, в этом деле хвост замочил!
Мне так понравилось это выражение — «замочил хвост»! Потрясающе! Нужно запомнить. Очень может пригодиться…
— Уж больно он шустрил при погрузке, — вспомнил Водила. — Я еще тогда подумал — чего он так суетится? И потом… Помнишь, Кыся, когда ночью Бармен вдруг про наркотики заговорил… Не, ты ни хрена тогда, наверное, не слышал — вы там с Рудольфом под столом по буфету гуляли. А я видел, как мой этот лысый сокамерник занервничал!..
«Да видел я все, Водила! — мысленно завопил я. — Во всем этом деле самый страшный человек — Бармен!!! Это он тебя подсунул той фирме, он тебя запродал Сименсу на месяц!.. Он велел Лысому пристрелить тебя, если ты не согласишься на их условия! Он дал Лысому пистолет с глушителем! Видел по телевизору такие?! Когда я сказал тебе, что Лысый вооружен, ты почему-то не обратил на это внимания. Думай, Водила, думай!..»
От волнения я даже не заметил, что дословно повторил фразу Кота-Бродяги, сказанную им мне тогда — в пилипенковском фургончике.
— Вот я и думаю… — почти впрямую ответил мне Водила. — Что за этим стоит кто-то очень крутой. Который и меня хорошо знает, и бабок у него хоть жопой ешь. Чтобы и за дурь отстегнуть, и вокруг всех купить. Ну, и не без своих людей здесь, конечно. В Германии. А может, и еще где… И из рук они свой товар так просто не выпустят. Если все и вправду так, кто же дирижирует всей этой филармонией?.. А, Кыся?
«БАРМЕН!!!» От злости я чуть не укусил Водилу за ухо!
— Неужто, бармен?! — вдруг спросил Водила и потрясенно посмотрел мне в глаза.
* * *
Чего делать на скорости сто двадцать километров в час, конечно, не следовало. Наша огромная машина непроизвольно вильнула из крайнего правого ряда в средний, и обгонявший нас бельгийский автобус от ужаса истерически засигналил и замигал всеми своими фарами.
Водила тут же вывернул руль вправо, вернулся в свой ряд и, глядя теперь только вперед, жестко повторил уже даже без намека на вопросительную интонацию:
— БАРМЕН…
И физиономия Водилы застыла в неподвижном, жутковатом и беспощадном выражении, как у рабочего со скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата». Я когда-то про такие скульптуры видел целую передачу по телевизору.
* * *
На подъезде к Ганноверу мой Водила знал уже все!
Последние полчаса, видимо на нервной почве, а попросту говоря, на обоюдном вздрюче, наш телепатический Контакт по доктору Шелдрейсу превратился в быстрый диалог двоих, понимающих друг друга не только «с полуслова», но и «с полувзгляда».
Так мы с Водилой в жилу настроились на одну волну! О чем этот симпатяга Ричард Шелдрейс даже и мечтать не мог в своей Англии. Он и не подозревал, что два обыкновенных, беспородных русских — я и Водила, — настолько расширят границы его теории.
— На чем зтот убивец должен за нами ехать? — спрашивал Водила и внимательно поглядывал по сторонам и в оба зеркала.
