Я только один раз опоздал в школу с понедельника; сегодня среда, и это, конечно, похвально. Я только один раз за эту неделю положил жабу учителю в ящик; она выскочила, а он подпрыгнул, как будто сам был жаба. Я только два раза сунул репейник в волосы Кэти; ей пришлось обрезать их немножко, чтобы его вытащить. Нечего так хвастать своими волосами; маленькие девочки очень легко делаются тщеславными, как я слышал. Дядя Самсон хотел переехать в гостиницу, но я так исправился, что он решил остаться пока у нас. Я всегда ему рассказываю, что говорят наши потихоньку. Ему ужасно хочется узнать, что они говорят. Я не могу доставить ему большего удовольствия, как рассказав ему, как его ругают: старый скряга, старый мешок с деньгами, старый скупердяй и т. п. Он говорит, что я умный парень для моих лет и что он не забудет позаботиться обо мне. Он все еще беспокоится насчет своих глаз, потому что стекла Сюзанны ему не подходят.
Но возвратимся к ребенку, как говорится в книгах. Я его видел — нет, вот умора! Зачем они не выбрали себе, по крайней мере, такого, который умеет ползать; у которого есть волосы и который может играть в мяч со своим маленьким дядей? Это совсем негодный ребенок. Такой стыд для Гаккеттов! Вероятно, они взяли его потому, что он был самый дешевый или последний оставшийся ребенок. Лили обнимает и целует его, будто бы он лучший из всех детей. Девочка зла на меня, как кузнечик: я ущипнул ее, чтобы убедиться, не резиновая ли она. Я думаю, что она будет призовым боксером, когда вырастет; она ударила меня сегодня прямо в глаз точно брала уроки бокса; я даже удивился, так она сильно ударила.
Лили гостит теперь у нас, чтобы показывать всем своего ребенка; поэтому я больше бываю во дворе: не люблю детского крика. К тому же скоро четвертое июля, большой праздник, и нам, мальчикам, предстоит много забавы с ракетами и тому подобными вещами. Мои два зятя, телеграфист и дядя Самсон дают мне достаточно карманных денег, так что у меня больше ракет, чем у других мальчиков. На углу перед городской ратушей стоит старая пушка. Четвертого июля из нее делают сто выстрелов. У меня, у Чарли и у других мальчиков есть куча пороха, и мы хотим устроить нечто очень забавное: как то, что сделал человек в цирке. Это глубокая тайна, но тебе я ее поведаю, милый дневник.
Клоун в цирке выстрелил из пушки человеком. Наша пушка недостаточно велика для взрослого, но для маленького ребенка очень удобна. Мы возьмем Лилино бэби, потому что оно такое маленькое. Но она не должна этого знать, потому что она смотрит за ним, как курица за яйцом. Мы будем ждать, когда стемнеет, и как только она положит его спать и пойдет в залу, я проскользну туда, заверну его в одеяло, снесу вниз, и мы убежим. Пушка заряжена целой кучей пороха и, по крайней мере, двадцатью пулями. Мы взяли кусок свинца из нашей водопроводной трубы, распипили его, и у нас вышли хорошенькие пули, величиною с грецкий орех. Я надеюсь, что бэби не будет очень больно, по крайней мере, я так думаю; человек, которым стреляли из пушки в цирке, ни капельки не пострадал.
Джимми Браун хочет достать пуховую перину своей бабушки, чтобы ребенок попал прямо на нее. Когда мы выстрелим бэби из пушки, мы тотчас же отнесем его домой и потом мы зажжем еще бочки со смолой — это будет чудная забава.
* * *
Мне хотелось бы, чтобы люди больше занимались своими своими собственными делами и не мешали мальчикам иногда поиграть. Наш план был исполнен отлично: мы успели вынести бэби из дому и удобно положить его в пушку. Все было готово, оставалось только поднести фитиль, и я хотел уже дать сигнал, как вдруг мы услышали такой страшный крик, что можно было подумать, что кто-нибудь раздавил себе пальцы. Это Монтэгю кричал: «Жоржи, Жоржи, остановись!»
И вот мы видим — папа, мама, Сусанна, Лили, Монтэгю, Бетти и кухарка бегут во весь опор, как будто спасая свою жизнь. Монтэгю выхватывает бэби из пушки, Лили падает в обморок, точно мертвая, а с Сусанной делается истерика — такой гвалт из-за маленькой девчонки, которой и покупать-то не стоило!
Впрочем, у нас не было ни малейшего намерения причинить ей боль — пуховую перину мы приспособили отлично. Мне кажется, Бетти была так низка, что заглянула в тебя, мой милый дневник, и прочтя то, что я написал вчера вечером, пошла посмотреть, на месте ли ребенок, а когда не нашла его, то подняла на ноги весь дом. Столько шуму из ничего! Я теперь не такого хорошего мнения о Бетти, как прежде. Она не имела права читать то, что я написал, хотя Лили говорит, что благословляет ее за то, что она это сделала, а то что было бы с ее милым, милым ребеночком!
Четвертое июля, должно быть, будет очень хлопотливым днем.
Городской совет будет стрелять из пушек, звонить в, колокола, а вечером будет пущен фейерверк в пятьсот долларов — ракеты, римские свечи[46], огненные колеса, треугольники. Я хорошо позабавлюсь. С пяти часов утра и до полуночи мне будет уйма дела, как пчелке. Я должен был торжественно обещать папе, что я не буду играть с порохом, что на десять шагов не подойду к мальчикам, у которых будут пистолеты, и что сам не буду стрелять из пистолета, а он купил мне прекрасный фейерверк, кроме тех двух пачек ракет, которые у меня уже были. Я могу пустить зараз, сколько хочу. Мне жаль, что я не смею взять пороху, но папа говорит, что не желает, чтобы его единственный сын потерял пальцы или зрение, что было бы очень неприятно, и это совершенно верно.
Мне кажется, правительству следовало бы продолжить четвертое июля на целую неделю, тогда я мог бы поглядеть на все развлечения. Впрочем, у нас и без того будет достаточно забавы. Всевозможные лавки кругом открывают торговлю. На прошлой неделе снова приехал фокусник, но папа не хотел пустить меня. Он говорит, что подобные вещи заразительны, как корь. Зато завтра, накануне четвертого, ровно в три часа с народной площади поднимется воздушный шар. В нем будет сидеть человек; это очень интересно. Наш учитель говорит, что этим опровергается закон тяготения, так как вещь, которая легче воздуха, не хочет оставаться внизу, когда ее не держат. Газ легче воздуха, поэтому человек наполнит шар газом, войдет в него, отрежет веревку и подымется вверх, всем курам на смех, все выше и выше. О, это должно быть великолепно! Я отдал бы свой новый карманный ножик, только бы подняться вместе с тем человеком. Если он возьмет меня, я поднимусь.
* * *
Ура! Я лечу! Я положил перо и побежал в гостиницу; я сказал дома, что пойду навестить мою сестру Сюзи, но постарался увидеть профессора, которому принадлежит шар, и он сказал, что если мои родители мне позволят, то ему доставило бы удовольствие взять меня с собою. О, это будет чудесно! Надеюсь, что мои родители не будут так жестоки и пустят меня. Это будет нечто совсем новое, что испытали немногие мальчики моих лет. Как смешно будет выглядеть земля, когда я подымусь так высоко, что люди будут казаться не больше мух! Шар сделан из шелка и стоит несколько тысяч долларов. В ночь на праздник будет много бумажных шаров, но разве их можно сравнить с настоящим?
Игрушечная карусель с воздушными шарами
Завтра утром мне нужно будет еще о многом поговорить с профессором, чтобы знать, как управлять шаром. Я перепрыгнул в соседний сад, когда мать Джонни ушла в город, и долго, долго искал стекла дядиных очков, пока не нашел их. Я принес ему немножко глазной воды в бутылочке и сказал, чтобы он ею по вечерам смачивал себе глаза. Еще рано утром я вставил прежние стекла в его очки, и он опять стал видеть по-прежнему и был так доволен, что подарил мне золотой доллар. Он написал другое завещание в мою пользу, и говорил, что я хороший маленький мальчик.
А теперь, милый дневник, я запру тебя в мой письменный стол, чтобы любопытная Бетти ничего не узнала о шаре и не разрушила моих планов. Покойной ночи! Я должен идти спать.
Глава 25. На воздушном шаре
Мой дорогой, дорогой дневник, возможно ли, что я опять вижу тебя? Я испытал гораздо больше, чем ожидал. Думаю, что Робинзон Крузо и Жюль Верн желали бы быть на моем месте, ведь для мальчика моих лет не шутка одному подняться на шаре — это гораздо любопытнее, чем я думал.
В первые полторы минуты это страшно весело, но потом просто ужасно. Я спрашивал Бетти, не поседели ли мои волосы; я думал, что это случится. Я уверен, что больше не буду тем беспечным, неосторожным ребенком, каким был до полета. Мой план подняться одному на шаре имел слишком большой успех.
Я сказал профессору, что родители разрешили мне полететь с ним. Он был очень занят приготовлениями, не стал меня даже расспрашивать и сказал, чтобы я влез в корзину воздушного шара. Я не заставил себя упрашивать и мигом очутился в корзине. Профессор наблюдал за наполнением шара газом, и, не знаю, как это случилось, — он ли развязал ли веревку, которая удерживала шар, или она развязалась нечаянно, этого никто не может сказать, — но когда шар был наполнен газом, и профессор хотел приостановить газ и войти в корзину, в которой уже гордо восседал маленький Жоржи, огромное шелковое чудовище вдруг рванулось и, прежде чем можно было схватить висевшую веревку, поднялось ввысь. Теснившаяся внизу толпа увидела бедного мальчика, махающего платком, в то время, как его несло вверх с ужасающей быстротою.
