Ознакомительная версия.
Гувернеры… Гувернантки…
Копаться в мусоре не стыдно, мальчик. Стыдно быть от этого счастливым.
* * *
Лучшее средство против неразделенной любви – неизлечимый понос.
* * *
– Как проехать к центру?
– Очень просто.
И ушел.
* * *
Я понимаю, как трудно составлять пятилетние планы, добиваться их выполнения. Но почему они так быстро летят?!
* * *
И еще я думаю: почему с переездом в другой город у тебя не появляются друзья? Вот и сорок. Вот и сорок восемь. И люди вокруг, и есть умнее тех, прежних, и уж куда образованней. Что ж там такое в том далеком детстве? Почему ты с ними можешь молчать?! Почему тебе не нужно платить ему вниманием, талантом, услугой? Мы же тогда их не выбирали.
Видимо, все надо захватить с собой смолоду. Потом раздавать, а приобретать поздно.
* * *
Я придумал телефон, который не пропускает скверные новости. Он молчит уже две недели… Ага, вот и звонок: что вы говорите, куда вы меня приглашаете? Черт! Опять надо настраивать. Он не понял, какое это приглашение, вот ужас.
* * *
Сколько нужно при капитализме денег, столько при социализме – знакомых.
* * *
Когда наутро я открыл дверь из моей комнаты на балкон, два голубя сдохли. Хотя я им кричал: «Отойдитя!»
* * *
А вы пробовали принять слабительное одновременно со снотворным? Очень интересный эффект.
* * *
Жизнь человека – миг, но сколько неприятностей.
Я не знаю, как для вас, но для меня Восьмое марта второй день рождения. Я холостяк. Не старый. Мне восемнадцать до семнадцатого года плюс пятьдесят один минус подоходные плюс бездетность. Я по профессии бухгалтер. Итого мне… шестьдесят девять с копейками.
Все друзья хотят меня женить, потому что люди не выносят, когда кому-нибудь хорошо. Но я не спешу. Шестьдесят девять – время еще есть. С моим возрастом, о котором я сказал выше, с моими данными, о которых я скажу ниже, я мог бы женить на себе весь балет Большого театра, но я не тороплюсь.
Мне говорят:
– Слушай, Сигизмунд, для тебя есть девушка в Ташкенте, стройная, как козочка, ароматная, как персик.
– В Ташкенте. Улица Навои, шестьдесят пять, вход со двора, налево, отдельная квартира с отцом?
– Да.
– С черными глазами, заикается?
– Да.
– Тетя болела желтухой в тридцать шестом году?
– Да.
– Хорошая девушка, но зачем привязывать себя к одному месту?
Я всю жизнь менял адреса и места работы, менял, когда мне не нравился пейзаж за окном или голоса сотрудников. Зачем же мне затихать вдали? И я сказал себе: «Сигизмунд, тебе рано отдавать, ты еще не все взял от жизни».
И я сбежал к одной врачихе. Доцент. Вот такая толстая диссертация, и тема очень интересная – что-то там в носу.
Такая умная женщина. Бывало, по радио: «Буря мглою небо кроет…»
– Откуда это, Сигизмунд?
Я только открывал рот и напрягал память, как она говорила:
– Ты прав – это Пушкин.
С ней я пошел дальше всех, с ней я дошел до загса. У меня уже был букет, мы с ее мамой перешли на «ты», а папа подарил мне белые тапочки. И тут я сказал себе: «Стой, Сигизмунд. Она чудная женщина со всеми удобствами, с горячей водой, в прекрасном районе, но умна угнетающе». С таким же успехом можно жить в библиотеке или спать в машиносчетной станции.
И я бежал к третьей. Та ничего не соображала, и я почувствовал себя человеком. Я сверкал остроумием, я пел и решал кроссворды. А она сидела, раскрыв рот. Когда человек, раскрыв рот, смотрит на вас целый день, это приятно. Но через месяц это начинает раздражать. Я ей говорю: «Закрой рот, я уже все сказал». И хотя был ужин, и нас поздравляли, и ее папа подарил мне белые носки, я сказал себе: «Стоп, Сигизмунд, шутки шутками, но могут быть и дети». И я бежал домой… где из живых людей меня ждет только зеркало.
Но сегодня, женщины, у нас с вами большой день… Я чувствую, что я созрел. Сегодня я выгляжу как никогда. У меня еще стройная фигурка, блестящая в некоторых местах голова, слегка подкашивающиеся ноги, небольшое пришепетывание при разговоре, посвистывание при дыхании и поскрипывание при ходьбе. Но если меня в тихом месте прислонить к теплой стенке, со мной еще очень, очень можно поговорить! О Восьмом марта, о весне, о вас, женщины…
Готовьтесь, птички! Я еду к вам на трамвае!
Сосредоточенные размышления
Зарядку себе придумали, лишь бы не работать! Лишь бы дурака валять! Здоровый бугай поднимает гири впустую – воздух перемешивает. Пускай камни таскает или вагонетки с углем. И платить ему не надо: он же за гири денег не берет!
Если весь народ по утрам вместо гирь будет яму копать, знаете, какая колоссальная экономия будет?! А если другие туда воды накачают и гусей пустят… На каждого получится по два гуся.
Я ж не один день думал!
А этот футбол – двадцать два бугая мяч перекатывают. А если им вместо мяча дать каток, они ж за полтора часа все поле заасфальтируют. А зрители еще по рублю дадут. Бешеные деньги пойдут.
А марафонца видали? Страус. Сорок километров дает бегом. Его кто-нибудь использует? Он же бежит пустой! А если он почту захватит или мешок крупы в область? У нас же составы освободятся. Я уже не говорю про штангистов. Человек полтонны железа поднимает и обратно кладет. Так дайте ему груз, чтоб он его наверх подавал. Бочки с селедкой, раствор, ящики с кирпичом пусть выталкивает. И рекорды ставь: ты – две бочки, я – четыре, чемпион мира – шесть!
Кто у нас остается? Артисты, художники, ревматики, склеротики и прочий боевой отряд физически недоразвитых людей. Их надо использовать на тонких работах. Вот балерина – крутится. Крутится, крутится, аж в глазах рябит. Прицепить ее к динамо – пусть ток дает в недоразвитые районы. А ты, иллюзионист, у тебя из пустого ведра курица вылетает. Иди, обеспечивай народ курями. Ведра у всех есть, куры не у всех. Тебе каждый спасибо скажет, если честно будешь работать. А писатель пишет. Ходит туда-сюда, обдумывает. Что он там напишет, никому не известно, а пока ходит – прицепить к нему рычаг, пускай воду качает. Хоть какая польза будет…
Вот так каждого использовать. Такое будет! Такое состояние благо. Такой прогресс. Такой урожай. Вместо голубей этих дурных на крышах индюки будут сидеть, и тогда сразу вперед скакнем. Я ж не один день думал, что я, дурак?!
Я за углом в тресте работаю, говорят, у нас начальник – того… Не очень соображает… Но вы мне объясните: он что, вообще не соображает или он на своем месте не соображает… Возьмем нашего… У него диплом, он инженер. Сейчас все с дипломами. Он заочно инженером стал… Сейчас все заочно инженерами становятся. Правда, курсовой ему весь техотдел считал, а дипломный все конструкторское бюро чертило в рабочее время, но он все равно инженер. Но он не дурак.
Он ходит на работу с мешочком, гуано собирает голубиное… Это очень хорошо для виноградничка… У вас нет виноградничка, а у него есть виноградничек… Он его заборчиком, штакетником огородил, досточками, и все вручную, все сам. А коза у него – Брижит Бардо, ни единой блохи – сам купает, все сам! Кабанчик для него как сын… Для навоза бетонированный вывод вывел сам, все сам… И не потому, что все себе, себе… На работе увидел: два маляра сидят на ставке, ворота коверкают. Он тех маляров прогнал, сам встал и ворота покрасил, и что бы вы думали – третий год стоят как куколки… Вот он у нас какой! Так чего же люди к нему с чертежами лезут… Он же дворник в душе. И какой – первоклассный. Дворник-педагог. Вы только объясните ему, что это тоже ответственная работа… А как же.
Во-первых, лед сколоть уметь надо?.. Надо!.. А там горку залить, чтобы пионерчикам было легко скользить, а пенсионерчикам, наоборот, песочку подсыпать… А если у ворот стоять… Ведь можно по-разному стоять… Можно и так стоять, а можно и так. А наш бы так стоял… из-за границы приезжали бы смотреть. Фигура у нашего как раз представительная. Красивый мужчина – невозможно… А голос… Вот жилец идет:
– Здравствуйте, Харитон Иванович!
– Здравствуйте, Петр Сергеевич!
– С праздничком вас, Харитон Иваныч!
– И вас также, Петр Сергеевич!
А вот профессор идет, уже не жилец, в другой дом переехал. Ну все равно:
– Мое почтение, Харитон Иваныч!
– Наше вам, Григорий Владимович!
А тут вертихвостка, уличная продавщица, Машка:
– Здравствуйте, дядя Харитон. С праздником вас, дядя Харитон.
Ну с ней можно попроще:
– И тебя же!
Вот какая у него могла бы быть работа… По призванию! А он сидит в кабинете, смотрит на других и тоже за стул держится.
А тут же в управлении интеллигент на побегушках громыхает. Дохлый такой червь… Мозгами как раз хорошо шевелит, но руками никак не может… Уж до чего беспомощный… шланг не может удержать… Послали лед скалывать, так он сначала тяпкой себе ноги переломал, а потом его послали пьяного скручивать – зрелище было: «Голубой огонек». Где шляпа, где очки?.. Того интеллигента червивого по частям и вынесли, а наш директор этого пьяного одной рукой скрутил…
Ознакомительная версия.
