— Бежали в Иорданию, — пояснил мой новый гид. — Осталось лишь несколько стариков да больных. Сейчас сюда стараются заполучить новых переселенцев…
Неудача не обескураживает истинного исследователя. Мне не терпелось познакомиться теперь с жизнью бедуинов. Любопытно было бы взглянуть на их личные автомашины, которым так завидовал лютеранский поп-расстрига. Поколесив по знойной пустыне, разлинованной следами танковых гусениц, мы набрели, наконец, на этакую берлогу, сооруженную из старых ящиков, кусков жести и верблюжьих шкур. Рядом стояли еще два таких же шалаша, а невдалеке на открытом месте верблюды жевали сухие колючки. Жизнь поводила меня по трущобам, я видел лачуги бедных и отверженных, но такого человеческого жилья, пожалуй, не встречал никогда.
Бедуины отнеслись к нам холодно. Не ответили на мое приветствие, не хотели сперва вступать в разговор. Один из них подозрительно спросил:
— Ты не из этих… не из наблюдателей ООН?
— Нет, я журналист. Прибыл из северной страны, хотел бы для начала познакомиться с марками ваших автомашин.
Моему спутнику пришлось нелегко, пока он растолковывал вопрос хозяину лачуги. Наконец, тот захохотал и показал на лежавшего рядом верблюда.
— Вот она, наша любимая автомобильная марка. Других марок не знаю.
С разрешения бедуина я заглянул внутрь шалаша. Подумалось трафаретной фразой: «убого, но чисто». У стены лежали сложенные друг на друга матрацы, их к ночи расстилали на полу. Этим и ограничивались все удобства жилища. Хозяин хотел было вскипятить чай, но я вежливо отклонил гостеприимное предложение и попросил рассказать о жизни племени.
— А чего о ней рассказывать. Для них, — собеседник показал куда-то вверх, — мы, бедуины, люди третьего сорта. Наш дом пустыня. Здесь мы рождаемся, пасем овец и умираем…
— Но живется, конечно, лучше, чем до 1967 года?
— Все шутите, — усмехнулся бедуин. — Раз приехали — смотрите сами.
Я смотрел во все глаза, но как ни напрягал зрение, не мог разглядеть на шкуре верблюда никелированного значка автофирмы «мерседес-бенц», а в первобытной архитектуре лачуги — обещанных листовкой дворцовых аркад и колонн.
5. Пророки есть, а будущее?..
Читатель помнит, что эту хронику своего паломничества в Израиль я начал с рассказа о царящем там «библейском буме». Выдранные из Ветхого завета и размноженные в миллионах экземпляров карты, которыми торгуют на каждом углу, иллюстрируют «первую в истории супердержаву». Они воспроизводят библейский Ханаан, который занимал — это-то и приводит в восторг тель-авивских географов — практически весь Ближний Восток и большую часть Египта.
Мифологические карты и статьи на темы из священной истории призваны освятить недавний и вполне реальный захват арабских территорий. Израиль-де только вернул себе земли, которых его лишили древние вавилоняне, ассирийцы и прочие, не отмеченные милостью божьей «варвары».
По подсказке властей над библейской темой здесь бьется и научный мир. Даже собственные фельетоны не веселили меня так, как диалог с местным сионистом — он же хозяин отеля и двух ресторанов, — всерьез утверждавшим, что израильтяне в свое время взяли Иерихон, трубя в трубы.
— Вы своими глазами можете увидеть развалины этих стен, — горячился он.
— Уже видел, — ответил я. — Меня лишь удивляет разрушительная сила труб.
— Что тут удивительного? Наши ученые исследовали вопрос и пришли к заключению, что народ, избранный господом богом, уже тогда владел силами расщепленного атома.
Моя скептическая улыбка словно подхлестнула хозяина одного отеля и двух ресторанов. Неожиданно он спросил:
— Симон Визенталь вам знаком?
— Слышал это имя. Не он ли заправляет австрийским филиалом израильской разведки?
— Может быть, но он занимается кое-чем еще. Это исследователь, историк и писатель. Рекомендую вам обязательно прочесть его «Паруса надежды».
— Роман или путевые заметки?
— Напротив, это достоверный исторический труд об открытии Америки. Визенталь доказывает, что крещеный еврей Христофор Колумб отправился за океаны исключительно на поиск новых земель для тех же евреев. Пионерами американских прерий были, таким образом, евреи… Они-то и отвоевали страну у варваров.
— Значит у вас две «святые земли»? — заметил я. Собеседник заговорил о погоде. На этом встреча закончилась.
Мифы — стержень духовной жизни израильтян. Об этом заботятся раввины, которые частенько ходят здесь в погонах. В октябре 1972 года, например, главным раввином Израиля был избран генерал-майор Шолом Горен. Циники острили тогда, что между богом и Шоломом Горе-ном остался только Моше Даян. Горен во всех отношениях больше солдат, чем раввин. Военное руководство глубоко чтит центральный принцип его учения — «огнем и кровью».
В то же время религиозные секты евреев бесконечно ссорятся по вопросу о том, как отправлять те или иные обряды. Ортодоксальные иудеи следуют букве законов Моисея, по которым, в частности, пост обязателен. Но полное соблюдение поста порой затруднительно.
Характерный пример: на окраине Хайфы построена на американские деньги современная мельница с огромными элеваторами. Во время поста в зернохранилищах не должно быть зерна — по поверью, оно может закиснуть. Но опорожнить элеваторы просто так, одной веры ради, дорого и сложно. И хозяин нашел поистине гениальный выход. Вся мельница с зернохранилищами продается до окончания поста неевреям, а затем покупается обратно.
Атомный век и тысячелетние суеверия — таким предстал передо мной сегодняшний Израиль. Правда, молодое поколение израильтян пробует идти своим путем и пытается строить то, что модно здесь называть «государством равноправия». Однако это лишь голубые мечты.
Ну, а как в наши дни представляют рядовые израильтяне будущее своей страны? В поисках ответа на этот вопрос я провел серию интервью с «человеком с улицы».
— Будущее? — мрачно переспросил швейцар ресторана в Иерусалиме. — Оно во мраке неизвестности. Обстановка немыслимо запутанная. Ближний Восток, словно адская машина с часовым механизмом, — взрыв может произойти в любой момент…
— Молодой фотограф, только что сменивший военное обмундирование на штатский костюм, отвечал на мои вопросы скептически посмеиваясь:
— Я вам не пророк. Отправляйтесь туда, в старую часть Иерусалима, там и найдете ясновидцев.
— Кто они? — не понял я.
— Те одержимые, кто проводит дни у Стены плача. Они верят, что чтением Торы можно решить все проблемы. Но плачем тут не поможешь. Мы живем в огнеопасной зоне. Как уверяет правительство, война закончена, но нашу армию держат в состоянии боевой готовности, налеты на соседей продолжаются. На прошлой неделе убит в бою мой друг детства… Да что там говорить, лучше купите-ка у меня почтовых открыток…
Торговец резьбой по дереву, араб, отвечал на мои вопросы неохотно, то и дело поглядывая по сторонам.
— О будущем лучше помалкивать, — отрезал он. — Сам-то я не жалуюсь. У отца маленькая мастерская, где мы вырезаем эти игрушки. Ждем не дождемся мира. Но миру не быть, пока миллион палестинцев без родины… Кстати, вам, случайно, платит не ООН?
В Израиле меня спрашивали об этом не впервые. Я покачал головой: «нет». Резчик опять оглянулся и шепнул:
— Наши сионисты плевать хотели на ООН. Боюсь, как бы война не охватила всю страну. Слышали: на Fo-ланских высотах вчера опять грохотало? Вот так. Возьмите эту безделушку. Она стоит шестнадцать фунтов, но вам отдам за четырнадцать.
Я купил верблюда, вырезанного из дерева. Было бы неосмотрительно продолжать дебаты, когда за спиной у меня уже маячил израильский военный патруль. Солдаты внимательно прислушивались к нашему торгу.
Где святые земли, там, понятно, нет недостатка в ясновидцах. Но кто из них может сегодня предсказать будущее израильского государства, собирающегося скоро праздновать свое 25-летие? Простой трудовой люд — будь то иудеи, мусульмане или христиане — жаждет мира и лучшей жизни. А эти дали им застилает сейчас туман сионистских идей и гарь бомбовых взрывов.
Когда Мартти Ларни смеется
(Послесловие)
Трудно точно определить, когда человек обнаружил, что смех (а некоторые толковые словари скромно определяют его как «короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными прерывистыми звуками»), что этот обыкновенный смех — тоже оружие, что он может разить наповал не хуже меча или секиры. Уже Гомеру было известно выражение «сардонический смех». Оно обязано своим происхождением названию ядовитого растения Sardonia herba, произраставшего на острове Сардиния, ядом которого древние пропитывали наконечники стрел и поражали своих врагов. Отравленный умирал в страшных судорогах с лицом, обезображенным гримасой, напоминающей смех.
