— Ну, ведь я же прав?
— Прав, прав, — отмахнулся Насреддин; в этот момент он уже придумал способ расправы с толстым судьей.
Когда сосед ушел, то продавец инжира растерянно спросил Насреддина:
— Не могут же быть правы в споре оба спорщика?
— Что? Что? — очнулся ходжа. — О чем ты спрашиваешь меня, друг?
— Час назад одному соседу ты сказал, что он прав. Сейчас то же самое сказал другому. А ведь они спорят меж собою! Разве может так быть? Это невозможно!
— Да, и ты тоже прав, — снова погружаясь в раздумье, пробормотал Насреддин.
…Когда ходжа пришел во дворец, то застал там большой переполох: только что поймали вора, который хотел украсть из эмирской конюшни самого лучшего коня.
Очевидно, вор был мастером своего дела: он так ловко проник в стойло, так тихо взнуздал коня, так неслышно выехал через ворота мимо спящей стражи, что потом все только диву дались. А попался вор случайно: он забыл заплатить у городских ворот налог за выезд. Стража его задержала и привела на эмирский суд.
— Ты казнишь меня, о пресветлый, — завопил вор, — а мои товарищи все равно выкрадут твоего коня, потому что мы знаем секрет бесшумной кражи лошадей!
«Хитер и смышлен», — подумал Насреддин, но вмешиваться не стал.
— Если ты мне раскроешь этот секрет, — сказал эмир, умирая от любопытства, — то я тебя не казню.
— Дайте мне этого коня и перстень с крупным брильянтом, — попросил вор, — ивы увидите сейчас очень интересное зрелище.
Коня оседлали, эмир снял со своего пальца кольцо. Вор надел кольцо, пошептал что-то, влез в седло.
«Ах, какой хитрец! — мысленно ахнул Насреддин. — Ай-яй-яй! Клянусь, я знаю, что он задумал»…
А вор сначала поездил задумчиво по двору, потом вдруг пришпорил коня, перескочил через ряд стражников! стоявших у ворот, и… только его и видели!
Эмир обезумел от гнева.
— Поймать! Отрубить голову! — заорал он так, что даже медные щиты стражников загудели.
Насреддин молчал. Он с утра пребывал в немилости у «пресветлого». Во время утреннего купания в бассейне эмир, находясь в хорошем настроении, спросил ходжу:
— Сколько, по-твоему, я стою?
— Десять монет, — ответил Насреддин, фыркая под струями фонтана.
— Что? — рассмеялся эмир. — Да ведь это цена моего пояса! — И он щелкнул пальцем по красивому поясу, который только что надел.
— Я как раз его и имел в виду! — спокойно отвечал Насреддин.
— Значит, — покраснел от гнева эмир, — я, по-твоему, и его не стою?!
Конечно, «повелителю правоверных» ничего не стоило посадить ходжу в яму, но эмир боялся, что заключение может отразиться на здоровье Насреддина и, следовательно, в конечном итоге, и на сроках его «пресветлой» жизни.
В виде наказания эмир приказал ходже составить список дураков, проживающих в столице.
«Пусть-ка потрудится, а потом я впишу его имя первым», — думал эмир.
После того, как стало ясно, что вору удалось бежать и стража, понурив, головы, возвращалась с погони, ходжа подошел к эмиру и сказал смиренно:
— Список дураков составлен, о великий из великих!
— И кто же первый дурак?
— Ты, о любимец аллаха! — поклонился Насреддин.
— Как ты смел? — возопил эмир, у которого еще не улегся гнев после дерзкой кражи.
— Кто же еще может сделать такую глупость, какую сделал ты сегодня? Дать пойманному вору перстень, коня и свободу! Так может поступить лишь выдающийся дурак!
— А если его все-таки поймают, этого вора? — спросил эмир.
— Тогда я вычеркну тебя и вставлю его, — снова поклонился афанди.
— Почему же именно вора?
— Потому что, имея на руках такие ценности, любой твой подданный сможет подкупить твоих стражников. И если он не сумеет сделать такого пустяка, то он заслужит звание первого дурака страны.
— Я его поймаю! — заявил эмир гордо.
Прошло несколько дней, но эмир не мог выполнить своего обещания. Придворные всё еще посмеивались — разумеется когда эмир их не мог слышать и видеть. Ремесленники же и горожане смеялись так громко, что их смех слышался даже в дворцовых покоях.
Эмир вызвал Насреддина и взмолился:
— Помоги, ходжа! Я выполню любую твою просьбу! Поймай вора!
— Хорошо, — сказал Насреддин. — Если он еще не уехал куда-нибудь в Персию или Аравию, то я его добуду. Но ты, о любимец аллаха, должен будешь отпустить меня из дворца на все четыре стороны.
— Да-да, я согласен, — нетерпеливо сказал эмир, — но принимайся немедленно за поимку…
…Вскоре по всем городам глашатаи и стражники объявляли угрозу Насреддина-ходжи:
«Укравший эмирского коня и перстень немедленно явится во дворец к ходже Насреддину. Иначе Насреддин поступит так же, как в подобном случае поступил его отец. И тогда пусть вор пеняет на себя».
И вор ночью разбудил Насреддина.
— О ходжа, — сказал он, — я не боюсь ничего: ни ленивых стражников эмира., ни гнева продажных мулл, ни зверств палача. Я боюсь только тебя — ты один можешь опозорить своими насмешками и меня и весь род мой. Я привел коня. Вот возьми перстень. Какую мне казнь придумает эмир?
— Об этом ты поговоришь с ним самим, — усмехнулся Насреддин. — Пока же ты в моих руках. И в полной безопасности. Вот если бы ты посмел позариться на скарб ремесленника или дехканина, на вещи, нажитые потом и кровью, то тебе лучше было бы попасть к палачу эмира, чем ко мне, потому что я бы придумал тебе страшную кару! Но так как ты украл у эмира — у самого главного вора страны, — так пусть он сам и ловит тебя и наказывает. Но воровство — всегда воровство. Поэтому оставь коня и кольцо, а сам убирайся…
— Да будет благословенно твое имя, ходжа! — упал на колени вор. — Я ведь занялся этими грязными делами из за нищей жизни. Жена болеет, дети едва ходят от голода. Я разорен налогами и эмирскими поборами… Но, клянусь аллахом и жизнью детей моих, я больше не украду и пушинки!
Насреддин был добрым человеком. Он отдал вору все деньги, которые у него были при себе. Но вор не уходил.
— Что еще тебя мучает? — спросил ходжа.
— Я хочу знать, что бы ты сделал, если бы я не явился, — спросил вор. — Что в таком случае сделал твой отец, да будет благословенно и его имя?
— Мой отец, — рассмеялся Насреддин, — поступил очень просто: он посоветовал богатому беку, у которого вор также украл коня…
— Что, что? — переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, спросил вор. — Что он посоветовал?
— Купить нового коня и заказать новое кольцо, — сказал Насреддин. — Теперь уходи, дай мне спать. И не забудь своей клятвы — ни одной чужой пушинки!
…И случилось то, что случилось: утром эмир получил назад коня и перстень.
— А с вором я расправился сам! — сказал Насреддин. — Я его уничтожил! Его больше не существует! Одним вором в твоем царстве стало меньше. Теперь я могу, ехать, как мы договорились?
И эмир простился с ходжой. И придворные чуть не плакали от счастья.
Насреддин оседлал эмирского ишака, которого он обязан был научить чтению и многим другим наукам в ближайшие десять лет, поглубже засунул в рукав бумаги Абдуллы и затрусил к воротам.
Ворота распахнулись перед ним. Улицы столицы разбегались от ворот в разные стороны.
Эмирский ишак хотел было привычно шагнуть к богатому дому сборщика налогов, но ходжа круто повернул его в другую сторону.
— Мы поедем к бедной хижине! Хватит с нас дворцов!
В доме продавца инжира Насреддин взял своего верного старого ишака, а эмирского подарил другу.
— Бей его сильнее, если заупрямится! — советовал ходжа. — Он весь в своего бывшего хозяина: упрям и глуп.
Прощание длилось долго. Насреддину на дорогу надавали лепешек и фиников. Но больше всего было хороших пожеланий, Наконец ходжа выехал на улицу.
— Гляди-ка, какие мы с тобой сытые! — потрепал ишака по шее Насреддин. — Но что ж, у нас будет время похудеть — дорога длинная. Шагай веселее — нас ждут друзья! Лучше голодать в доме друга, чем объедаться в доме врага! Беги веселее!
История восьмая и последняя, повествующая о возвращении ходжи Насреддина от эмира, о подарке сборщика налогов, о волшебном зайце, о спасении чеканщика, а также объясняющая причины отъезда Насреддина и толстого судьи из города
“…и когда смех стих, то Насреддина нигде не могли найти. Только вдали на дороге клубилась пыль. Кто-то из молодых уже вскочил на коня, чтобы броситься в погоню, но старейший сказал:
— Ходжа сам знает, когда ему появляться, когда исчезать. Он один, а городов и сел много…”
Из анекдотов о ходже Насреддине
Ходжа надеялся, что происшествие с баем Абдуллой послужит предостережением для друзей бая. Правда, — как сообщил встретившийся Насреддину караванщик, — мулла вел себя тихо, но толстый судья и сборщик налогов Улымас совсем озверели.
