Нам стало не по себе.
– Первым делом надо спрятать карту и дневник…
– И поскорей уносить отсюда ноги, – добавил Хопкинс.
Однако наши опасения оказались напрасными: правительственный посланник не унизился до мелочной мести всякой шушере.
Послышался отдаленный треск мотора, и мы увидели, как от берега отчалила моторная лодка и, сделав разворот, направилась к крейсеру. Даже издали нетрудно было узнать высокую фигуру маркиза.
Ламетр понятия не имел о разыгравшейся сцене: он находился довольно далеко от нас, в повозке. Но даже если бы и услышал какие-то обрывки разговора, все равно вынужден был бы молчать, чтобы не выдать себя перед больными.
Обратный путь в лагерь оказался менее приятным. Наступил вечер, и в зарослях по обеим сторонам тропы то тут, то там поблескивали зеленовато-желтые глаза хищников.
– Наш Альфонс – молодец, каких поискать! – восхищенно заметил Чурбан Хопкинс.
– А я?
– Что с дурака взять! – отмахнулся Хопкинс.
Хотел я ему достойно ответить, да передумал. Серость она и есть серость.
Хопкинс поставил повозку в укромном месте и отправился на поиски диетического питания для больных – короче говоря, прихватить что плохо лежит.
С Альфонсом Ничейным мы разбежались в разные стороны, чтобы нас не видели вместе.
Я околачивался возле ангара и вдруг, смотрю, ко мне направляется женщина – судя по одежде, из простых. Ну, думаю, какая-то маркитантка. Лавка тоже прибыла вместе с нами, а при ней завсегда женщины состояли.
– Джон… – прошептала она. Графиня Ла Рошель собственной персоной!
– Дорогая! – растроганно пролепетал я, обретя наконец дар речи, и нежно сжал ее руку.
– Тс-с! Из-за вас я ввязалась в опасную игру… Если дело всплывет, обвинения в шпионаже мне не избежать…
– Как же вы решились пойти на такое?…
– Из любви к тебе…
Я рванулся было заключить ее в свои объятия, мужественные и нежные одновременно…
– Осторожнее! – шепнула она и выскользнула у меня из рук. – Нам следует вести себя осмотрительно… Будь через час у буфета артиллерийской части… Там, где танки стоят…
– Буду как штык!
Не успел я опомниться, как она исчезла. Я огляделся по сторонам: короткая сцена не привлекла ничьего внимания.
Господи, что за женщина! К тому же любит меня!
С облаков меня спустил на землю тычок в бок.
– Бумажка какая-то… Не вы потеряли часом?
«Рядовому сорок пятому из первой роты»
– Спасибо, это мое…
Кто накатал мне послание, было ясно, как божий день. Но как оно здесь очутилось?
Я глянул вокруг – никого подозрительного, а уж Турецкого Султана и подавно нет в помине.
В записке было следующее:
«Скотина ты бизмозглая, Акавалок, вот хто ты такой! Писал же вить тибе, што ета баба как есть ведьма, змиюка паткалодная и акрамя таво шпиёнка миждунороднава класа. Тибе велено было am ние за вирсту диржацца, а тибе фее нипачом. Патаму как ты – асел тоже миждунороднава класа, дурной и упертый.
Хто писал, ни рат сам!»Знать бы, где он затаился, Султан этот! Тоже мне умник нашелся, лезет со своими советами непрошеными! Почем ему знать, как с женщинами обращаться? Да ежели ты задуришь ей голову, она и тайны твои выпытывать не станет, а не то чтобы требовать от тебя в лебедя превратиться! Но откуда Турецкому Султану дотумкать до таких тонкостей? Эх, попался бы он мне, я бы ему живо башку задом наперед переставил!
– Чего по сторонам зеваешь? – отвлек меня от интересных мыслей Альфонс Ничейный, позади которого стоял Матеас со своей лимонной рожей. Эти, похоже, стакнулись, я еще вчера обратил внимание, как они за едой рядышком уселись. Видать, помогла моя проговорка, и они промеж себя объяснились. Поверил испанец, что Альфонс не убивал его брата.
Желторожий бороду отращивает – сразу видно, дня три подбородок не брил, только усы. Какое отношение имеет щетина на лице к кровной мести, поди разбери!
Новоявленные дружки попрощались, и Альфонс сделал мне знак идти с ним.
– Никак вы с ним помирились? – поинтересовался я.
– Да. Ты проговорился, а вышло к лучшему. Но прежде всего о главном: надо бы потолковать с Ламетром и Хопкинсом и распределить копии.
– А где наши парни?
– О том и речь.
Повозка пуста, рядом – никого. Отправляемся к суданским стрелкам, заглядываем в пяток буфетов: оба как сквозь землю провалились.
– Пошли туда, где танки стоят, – ненавязчиво предлагаю я. Близится час свидания, а я вынужден соблюдать конспирацию перед Альфонсом.
– Там их быть не может. При каждой машине несколько человек технического персонала, и все друг дружку знают, как облупленные. Но заглянуть туда, конечно, можно.
Поодаль от лагеря, на невозделанной прибрежной полосе, простаивали без дела боевые машины. Солдаты в комбинезонах, сбившись группками, ужинали.
– Здесь их тоже нет, – установили мы без труда.
– Хэлло!
Мы вскинули головы. Люк пушечной башни стоящего рядом танка откинулся, и оттуда высунулась перепачканная машинным маслом знакомая рожа.
– Чего вы тут без дела ошиваетесь?! – обрушился на нас капрал в замасленном комбинезоне. Чурбан Хопкинс собственной персоной!
– Торчу здесь битый час, жду, когда меня сменят, а они знай себе прохлаждаются! Это вам не променад на курорте, чтоб вам пусто было!
Хопкинс поносил нас почем зря, зато мы по крайней мере поняли, что должны выдавать себя за бригаду технарей, которым надлежит сменить заждавшегося капрала.
Механики у костра, горланившие песни, не обращали на нас внимания.
– Честь имею доложить, наряд в составе двух человек прибыл! – отрапортовал Альфонс Ничейный.
Взобравшись по стальной лесенке, мы нырнули вглубь танка и захлопнули за собой крышку люка.
Щелчок, и внутри зажегся свет.
Превосходный танк новейшей конструкции, снабженный 75-миллиметровой скорострельной пушкой. Здесь без труда смогли разместиться четверо – поскольку капитан Ламетр, естественно, был среди нас.
– Дельце провернуто на славу! – довольным тоном сообщил Хопкинс. – Четверку механиков я спровадил, капрала они не посмели ослушаться. Послал их вперед, километров этак на двадцать, велел оборудовать наблюдательный пункт и освещать рефлекторами джунгли. Припасы они с собой взяли, так что раньше чем через трое суток не вернутся обратно.
– А если заявится командир?
– Не заявится. Он в лазарете.
– Тогда кто же здесь командует?
– Я! – ответил Хопкинс, удивленный самой постановкой вопроса.
– Ловко же ты продвигаешься по карьерной лестнице!
– Друзья мои! – обратился к нам капитан. – После полуночи тронемся в путь.
– Прошу вас! – Альфонс Ничейный вручил ему копии дневника и карты.
– Вы сами сняли копии?
– Да. Нельзя терять ни минуты.
Капитан долго изучал бумаги, затем перевел взгляд на Альфонса.
– Вы человек образованный, не так ли?
– Окончил несколько классов… Полагаю, сейчас не время для долгих бесед. Не исключено, что нас уже разыскивают. Итак, мы последуем за вами завтра. Где встретимся?
– Нигде. Идите по карте в Тамарагду, главное поселение фонги. До тех пор или я докопаюсь до разгадки тайны и тогда мы сможем без опаски вернуться все вместе, или же не встретимся вообще. Явлюсь в трибунал с повинной – может, это смягчит участь Квасича, приговоренного к десяти годам заключения. Если вас схватят одних, без меня, то обвинят в дезертирстве. Если же вместе со мной – запишут в изменники родины. На этом наше совещание заканчивается.
Капитан снова пожал руку каждому из нас.
– Знаю, – сказал он, – что вы идете на риск не только из-за алмазных рудников, но – в какой-то мере – ради меня и в интересах правого дела… Благодарю!
Растроганные, мы стали выбираться наружу, а Хопкинс заорал нам вслед:
– Не хватайтесь за перила, кретины! Я их чуть ли не целый час надраивал!
Графиня приняла меня в комнате позади буфета – роскошной по сравнению с условиями джунглей. Она обвила мою шею руками и приникла ко мне.
– О, Джон! Куда ты запропастился? Я тебя заждалась!..
– Охотно верю… Но я задержался с другом…
Графиня грустно понурилась.
– Прости, что задала вопрос… У меня и в мыслях нет выпытывать твои тайны! Сам расскажешь, когда сочтешь меня достойной сподвижницей во всех твоих делах… Когда проникнешься ко мне доверием…
В глазах ее заблестели слезы. Я был тронут до глубины души. Помнится, священник одной из скандинавских тюрем сказал однажды, что глаза – это зеркало души.
А сейчас в этих глазах отражалась истинная любовь.
– Мне кажется, Джон, – сказала графиня чуть позже, – что вся моя предыдущая жизнь ровным счетом ничего не стоила: ведь тогда я не знала тебя!
Ну, как тут не поверишь!
– Видишь ли, дорогая, если до сих пор я не мог доверять тебе безгранично и старался быть сдержанным, ты сама тому причиной. Но теперь я убедился, что ты любишь меня и жить без меня не можешь.
