Енё Рэйтё - Три мушкетера в Африке

Енё Рэйтё, пожалуй, самый популярный в Венгрии писатель. Его романы пронизаны духом романтики и авантюризма, пропитаны искрометным жизнеутверждающим юмором и доброй иронией. В общем, заряд бодрости и хорошего настроения читателям гарантирован.

Кроме того, в книгах писателя присутствует детективный элемент, что заставляет читать их с не меньшим интересом, чем детективы Агаты Кристи. Только в отличие от последних романы Енё Рэйтё оптимистичны и всегда заканчиваются хеппи-эндом.

Енё Рэйтё прожил до обидного мало – всего тридцать восемь лет, но его литературное наследие насчитывает около тридцати романов, большинство из которых переведены на многие языки мира. Судьба этих книг чем-то схожа с судьбой книг наших замечательных авторов – И. Ильфа и Е. Петрова, – их читают и перечитывают уже многие поколения, их экранизируют, а реплики персонажей давно стали крылатыми выражениями. Настало время познакомить и российских читателей с творчеством Енё Рэйтё. Уверены, что знакомство это будет приятным.

За столом были представлены четыре нации: американец пехотинец, француз ефрейтор, англичанин пулеметчик и русский мясной салат. Пехотинец, ефрейтор и пулеметчик разместились на лавке, мясной салат – на столе, в миске.

Время действия: семь часов вечера.

Место действия: Африка, Ракмар, дальний гарнизон, затерянный в глубинах Сахары близ одного из оазисов, весь наличный состав которого – несколько забытых Богом и начальством легионеров да жалкая кучка аборигенов.

Действующие лица: безликие.

Характер действия: полное бездействие.

Оазис Ракмар примечателен тем, что это самый непримечательный из всех оазисов Африки.

В центре оазиса располагается обнесенный глинобитной стеной военный лагерь, который безо всякого на то основания, всего лишь по привычке носит громкое название «крепость».

Относительно обороноспособности упомянутой «крепости» дает представление недавний случай, когда пьяный капрал в сердцах пнул стену ногой, в результате чего угодил в лазарет, поскольку на башку ему рухнул кусок стены.

Но тем не менее это глинобитное чудо фортификации считается крепостью и в реестре среди аналогичных сооружений Сахары значится под номером семьдесят два.

За глиняной загородкой – «здание штаба» (одноэтажный домишко из необожженного кирпича) и два барака для рядовых. В бараках – солдаты, погруженные в глубокую летаргию по причине усыпляющей жары и монотонного течения времени.

Крепость опоясана кольцом из пяти десятков пальм – пропыленных и безжизненно поникших, по верхушкам которых сомнамбулами ползает парочка обезьян. Они бы и рады переселиться в более плодородные края, но не знают, как туда добраться.

Среди пальм затерялись с десяток глиняных хижин, именуемых дуарами, назначение коих неизвестно, так как туземцы, хозяева этих жилищ, годами не переступают их порога. Зато от порога – ни ногой. Да и куда податься в раскаленной пустыне или чем заняться в хижине? Впрочем, столь же неясно, с какой стати рассиживаются туземцы у порога своих хижин, и оазис вовсе не обязан во всех отношениях жить по законам логики.

Словом, туземцы едят, пьют, спят и предаются скуке у входа в свои хижины.

И то сказать, что они забыли там, в дуаре? Треснутый горшок, щербатые плошки, прогнившую циновку на утрамбованном земляном полу? Ну, и несметные полчища мух – эти не дадут о себе забыть, а коза сама выйдет, как проголодается.

Вся жизнь оазиса Ракмар сосредоточена в «Гранд-отеле», только в отличие от одноименных европейских заведений здешний «Гранд-отель» являет собой убогое дощатое сооружение. Хозяин его, одноглазый грабитель, честь по чести отбыл десять лет каторги и, пожиная плоды своей усердной деятельности, обосновался в Ракмаре в качестве трактирщика.

Направляющиеся в Тимбукту караваны и компании заезжих охотников сулили немалый доход, а парочка жандармов-арабов и наличный состав гарнизона – примерно сотня человек – обеспечивали бесперебойность бизнеса.

«Гранд-отель», как говорит уже само название, привносил в Сахару иллюзию великосветской жизни. Правда, дощатые стены его толщиной в полдюйма были изъедены термитами и прочими насекомыми, а саманная облицовка и деревянные скамейки даже отдаленно не напоминали обстановку одноименных европейских заведений, но радиоприемник здесь был, чуть ли не каждые два месяца поступали свежие газеты, и роковая женщина Лейла услаждала публику танцами.

Популярности этой художественной программы наносил некий ущерб тот общеизвестный факт, что Лейла (демоническая восточная женщина) давно разменяла шестой десяток. Возраст и складной нож одного слабонервного туземца оставили на ее физиономии глубокие следы, а посему танцевать Лейле почти не приходилось, и вся ее развлекательная программа ограничивалась игрой на обтянутом кожей инструменте, отдаленно напоминающем тамбурин. Впрочем, и это длилось недолго – лишь до тех пор, покуда решительный протест посетителей не вынуждал музыкантшу прекратить свои попытки развлечь их. Тогда она уединялась в дальнем углу и, оскорбленная в своих лучших чувствах, раскуривала трубку. По вечерам Лейла помогала хозяину перевязывать раны пострадавшим в драке.

Клиентуру заведения составляли в основном легионеры. Они играли в кости, пьянствовали, писали письма домой, иные здесь же приводили в порядок свое оружие и начищали пуговицы и пряжку ремня. Ну а по вечерам дрались. Этот пункт программы соблюдался неукоснительно, так что некий остряк, угодивший в Легион с художнической стези, не поленился изготовить новую вывеску, которую владелец заведения великодушно оставил на двери:

Представители трех национальностей (за исключением русского мясного салата) чуть слышно вели деловой разговор. Они сидели у стола с полудня и, стоило только приблизиться хозяину, мигом замолкали.

Одноглазый бандит, некогда фигурировавший в розыскных списках под фамилией Брижерон, став почтенным ресторатором, трепетно заботился о своей репутации кулинара и сейчас со всей предупредительностью кружил возле компании, пожелавшей отведать мясного салата. Конечно, Легион – необычное место, куда иной раз попадают и господа из благородных, а потому неудивительно, что и блюда они заказывают изысканные. Но Брижерон чувствовал, что на сей раз превзошел самого себя.