Андрей Колесников - Фарс‑мажор 2

В общем, мы видели перед собой человека, который знал, как помочь людям, но на галерах был рабом обстоятельств.

Премьерский кортеж был настроен миролюбиво: за пять минут до его проезда можно было безболезненно проехать по Рублево‑Успенскому шоссе. То есть можно было по сути возглавить этот кортеж и въехать в пансионат на волне авторитета лидера партии.

Господин Путин уехал так же, как и приехал: за рулем, на служебном «Мерседесе», с Виктором Зубковым, на переднем сиденье справа.

Если так пойдет и дальше, скоро уже никого не будет удивлять, что у нас президент возит премьер‑министра.

Несколько минут Владимир Путин отвечал на вопрос, как он оценивает первые месяцы на посту премьера. Он признал эту работу очень полезной для себя.

— Приходится вникать в детали, — пояснил он, — до них раньше не доходили руки. Видишь сразу много развилок — и надо принимать правильное решение, которое будет работать десятки лет…

— То есть это хороший опыт на будущее? — спросил я.

— Вы о своем будущем подумайте, — ответил Владимир Путин после пары секунд молчания.

— Это зависит, — сказал я.

— Все друг от друга зависим, — закончил этот разговор Владимир Путин.

— Да, пускай губернатор выбирает мэра!.. — сказал кто‑то из рабочих.

— То, что касается прямого назначения, — произнес господин Путин, — связано с нашими международными обязательствами…

— Демократия… — медленно и с отвращением уточнил кто‑то из рабочих.

— Да… — вздохнул премьер.

Господин Путин исчерпывающе высказался о плюсах и минусах проводимой правительством политики в области демографии, образования, здравоохранения.

— Многие решения из тех, которые мы приняли, сработали. Я сейчас не буду говорить о плюсах, они очевидны, из скромности о них умолчу. О минусах тоже умолчу (из ложной, надо полагать, скромности. — А.К.).

Писателю Морису Дрюону в ответ на его нелегкое признание, что он любит Владимира Путина, российский премьер счел своим долгом сообщить:

— А меня все любят.

Владимир Путин быстро покинул зал. Он шел так быстро, словно боялся не успеть выполнить к 2020 году поставленные задачи.

Владимир Путин вышел к залу со сцены, чтобы прочитать Послание Федеральному собранию. Его встретили как самого дорогого артиста: публика, все верные поклонники его таланта, встала, зааплодировала и отказывалась садиться, даже когда он делал ей знаки.

Кто‑то даже прокричал: «Браво!». Конечно, «Бис!» кричать было еще рано.

— Так случилось, — сказал председатель Госдумы по делам ветеранов Николай Ковалев, — что совпадают два больших праздника: Рождество Христово и столетие Государственной думы. Это, конечно, не случайно.

При входе в Госдуму слева перед мраморной лестницей я увидел стеллаж с книгами, с которыми, как очевидно, рекомендуется ознакомиться каждому уважающему себя депутату. Бросалась в глаза аналитическая брошюра «Не нам сидеть?!», а также заботливо выставленная «Хронология объявления амнистии в России». Мне тоже показалось, что вряд ли что‑то еще может так заинтересовать депутатов Госдумы, как эти прикладные инструменты их рутинной ежедневной работы, о которых не стоит забывать ни на секунду.

Руководители Совета Федерации — люди прямого действия. Если они видят фотокорреспондента, то уверены, что он должен их сфотографировать. Если он их не фотографирует, они понимают: значит, пока не может. Другого разумного объяснения тому, что объектив фотокамеры не направлен на них, они найти не могут — и готовы подождать. Но до бесконечности они ждать не готовы. Если они видят, что фотокорреспондент и не собирается их фотографировать, они сами скажут, что ему нужно делать.

— Фотографируй нас! — сказали фотографу «Российской газеты» два члена Совета Федерации.

И они развернулись к нему вместе со стульями, на которых сидели.

Космическая деликатность фотографа господина Завражина состояла в том, что он несколько раз передернул затвор фотоаппарата и поблагодарил сенаторов за любезность (которую он им оказал).

— Не «спасибо», — практически хором ответили они ему, — а ты у нас в Совете Федерации бываешь?

— Бываю, — вздрогнул фотограф.

— Ну вот, туда фотокарточки и принесешь.

Владимир Путин говорил 47 минут, время от времени отрывая глаза от текста. В рядах членов Федерального собрания РФ царили разные настроения. Большинство внимательно слушали. Некоторые пытались записывать, и соседи их отговаривали, шепча, что им на выходе дадут готовый текст, но те все равно записывали, шепча в ответ, что от президента страны в любую минуту можно ждать важного экспромта. Без риска ошибиться можно было предположить, что эти люди представляют фракцию «Единая Россия». Несколько человек криво улыбались чуть не на каждое слово президента (фракция КПРФ). Один, конечно, спал (независимый депутат).

Многие депутаты в зале Рады уже не могли сидеть от охватившего их возбуждения. Оранжевые торжественно поигрывали в руках апельсинами. Это была недвусмысленная демонстрация силы.

Больницы — любимое место отдыха от повседневной суеты практически всех участников политического процесса на Украине в случае резкого обострения обстановки: членов конституционного суда, Центризбиркома, депутатов Верховной рады…

Я пришел в 14‑й корпус Кремля пораньше, чтобы не пропустить появление депутатов‑коммунистов, которые накануне в Государственной думе отказались встать, чтобы почтить память первого президента России. Я не то что хотел посмотреть им в глаза. Смотреть им в глаза бессмысленно: все равно ничего там нет, кроме внушающей адский трепет пустоты.

Геннадий Зюганов говорил долго и скучно. Так ведь и должен говорить лидер политической партии, уверенный в себе.

Выступивший после группы «Високосный год» Григорий Явлинский отметил, что собравшиеся на площади давно должны были на ней собраться. Его выступление было настолько отшлифованным по форме и по сути, что поневоле закрадывалось сомнение, будто господин Явлинский также выступает «под фанеру».

Господин Зюганов рассказывал, что «мы будем предлагать отставку тех (министров. — А.К.), кто не справился», и подтвердил, что господин Кудрин, разумеется, входит в число этих людей как первый среди равных.

— А премьер справляется? — спросили его журналисты.

Лидер коммунистов задумался. Ответ был гораздо сложнее вопроса.

— Он пока мало работает, — сказал наконец господин Зюганов.

Ответ засчитывался. Причем засчитать его мог и премьер, и товарищи господина Зюганова по партии.

— А почему не видно Геннадия Зюганова? — спросил кто‑то из журналистов.

— А вместо него Валентин Купцов, — откликнулся Борис Немцов.

Господин Купцов, сидящий к нам спиной, как‑то резко дернулся, словно подтверждая, что так оно и есть. Ну и что, мол, дальше?

— Вот он, главный коммунист, — продолжил Борис Немцов. — А не тот, кого вам по телевизору показывают.

Господин Купцов, не оборачиваясь, опять мучительно дернулся всей спиной, словно говоря, что, мол, и не надо нас показывать, не очень‑то и хотелось.

— Так где же Зюганов? — спросил я эту так много говорящую спину.

Спина на этот раз даже не дернулась.

— Да в отпуске он! — с готовностью продолжал отвечать на все поступающие вопросы Борис Немцов.

— А куда поехал, не знаете?

— Как куда? В Северную Корею! — резвился лидер СПС.

Валентин Купцов неожиданно повернулся лицом к Борису Немцову и вполоборота ко мне. Он должен был, конечно, что‑то ответить. И что‑то очень веское. Что‑нибудь про то, где сейчас отдыхает Ирина Хакамада.

Но, увы, полемистом господин Купцов оказался никаким. Он долго и страшно, с какой‑то невыразимой в словах болью, смотрел на господина Немцова, а потом отвернулся от него — да и все. В этот момент в зал вошел главный рефери, и бой был прекращен за явным преимуществом одного из противников.

— А я буду продолжать отстаивать свою позицию, — заявил один из лидеров «Единой России» Андрей Исаев. — В рамках социально‑консервативной политики могут быть зафиксированы оба подхода — и левый, и правый… И вообще, мы же не страна индивидуалистов! Левое крыло, правое… Я и так уже себя чувствую как в союзе орнитологов!