Кухня мне сразу понравилась. Она была очень просторной, с многочисленными шкафчиками, низким абажуром и простенькими ситцевыми шторами на окнах.
— Сейчас будем знакомиться, — голос прогремел прямо за моей спиной.
Мне стало страшно, как в приемной у врача.
Но выхода не было, пришлось оборачиваться. Ба пристально смотрела на меня поверх своих больших очков. У нее оказались светлые карие глаза и седые вьющиеся волосы, которые она стянула в пучок на затылке. Она была достаточно грузной, но, как потом оказалось, совершенно легкой на подъем и несла свое большое тело с невероятным достоинством. Еще у нее была родинка на щеке — кругленькая и смешная. Я вздохнула с облегчением. Это была обычная бабушка, а не огнедышащее чудище!
Маня подошла к Ба и обняла ее за талию. Прижалась щекой к ее животу.
— Скажи, Нарка — ПРЕЛЕСТЬ? — спросила.
— Вы все прелестные, только когда спите, — отрезала Ба и обратилась ко мне: — Ну что, девочка, будешь со мной здороваться или как?
— Здрасссьти, — пискнула я.
— Здравствуй, коль не шутишь, — Ба фыркнула, а потом коротко рассмеялась.
Я чуть не лишилась чувств — Ба смеялась так, словно где-то у нее в животе терзают несчастное животное.
— Тебя как зовут? — спросила она.
— Ба, ну я же тебе говорила, — встряла Маня.
— Помолчи, Мария, не с тобой разговаривают, — одернула ее Ба. Манюня надулась, но промолчала.
— Наринэ, — пискнула я, а потом, мобилизовав остатки сил, добавила: — Очень приятно с вами познакомиться!
Видимо, несчастное животное внутри практически домучивали, потому что хохот, который издала Ба, больше напоминал агонизирующий хрип.
— Долго репетировала речь? — спросила она меня сквозь свой апокалипсический смех.
— Долго! — призналась я виновато.
— А что это у тебя в руках?
— Пакет, это подарок вам!
— Ты мне в подарок пакет принесла? — прищурилась Ба. — Это до чего же дефицит людей довел, что в подарок уже пакеты несут!
— Там еще конфеты и наш семейный альбом, — я сделала нерешительный шаг и протянула пакет.
— Спасибо, — Ба заглянула в пакет, — ооооо, трюфели, это же мои любимые конфеты!
У меня словно камень с души свалился. Я счастливо вздохнула и выпятила грудь.
— Ты чего такая худющая? — Она подозрительно окинула меня взглядом с ног до головы и сделала пальцем круговое движение. — Ну-ка повертись!
Я повертелась.
— Мама мне по две пары колготок надевает, потому что ноги у меня такие тонкие! Она боится — люди скажут, что меня дома голодом морят, — пожаловалась я.
Ба расхохоталась, да так, что стало ясно — палач, сидевший в ее животе, взялся за новую жертву. Отсмеявшись, она снова принялась меня изучать. Мне очень хотелось произвести на нее хорошее впечатление. Я вспомнила, как мама учила нас держать спину правильно, — задрала плечи к ушам, отвела их сильно назад и опустила — теперь моя осанка была идеальной.
Видимо, Ба оценила мои старания. Она еще с минуту глядела на меня, потом хмыкнула:
— Грудь моряка, жопа индюка!
Я решила, что это комплимент, поэтому вздохнула с облегчением и смело подняла глаза.
Тем временем Ба достала из шкафчика большой розовый фартук и протянула его мне.
— Это мой фартук, надень его, ничего страшного, что он тебе велик. Заляпаешь свое красивое платье — мама потом по головке не погладит, верно?
Я виновато кивнула и напялила фартук. Манюня помогла мне завязать его сзади. Я прошлась по кухне — фартук болтался на мне, словно флаг на мачте корабля при сильном ветре.
— Сойдет, — благосклонно кивнула Ба.
Потом она усадила нас за стол, и я впервые в жизни попробовала ее выпечку.
Вы знаете, какое восхитительное печенье пекла Ба? Я больше никогда и нигде в жизни не ела такого печенья. Оно было хрупкое и тоненькое, почти прозрачное. Берешь аккуратно двумя пальцами невесомый песочный лепесток и испуганно задерживаешь дыхание — иначе ненароком выдохнешь, и он разлетится в пыль. Нужно было отломить кусочек и подержать его во рту — печенье моментально таяло, и язык обволакивало щекочущее тепло. И только потом, по маленькому осторожному глоточку, можно было это сладкое счастье отправлять себе прямиком в душу.
Ба сидела напротив, листала альбом и спрашивала меня: а кто это, а это кто?
Потом, узнав, что мамина родня живет в Кировабаде, всплеснула руками: «Так она моя землячка, я ведь родом из Баку!»
Потребовала наш домашний телефон, позвонить маме.
— Как ее по отчеству? — спросила.
Я от волнения забыла значение слова «отчество». Глаза заметались по лицу, я густо покраснела.
— Не знаю, — пискнула.
— Ты не знаешь, как твоего деда зовут? — глянула поверх очков на меня Ба.
— Ааааааааа! — Я моментально вспомнила, что означает злополучное слово. — Андреевна она, Надежда Андреевна.
— Чудо в перьях! — хмыкнула Ба и стала важно крутить диск телефона.
Сначала они с мамой общались на русском. Потом Ба, покосившись на нас, перешла на французский. Мы с Маней вытянули шеи и выпучили глаза, но ни одного слова не поняли. По ходу разговора у Ба постепенно расцветало лицо, сначала она улыбалась, потом разразилась своим катастрофическим смехом — мама, наверное, на том конце провода выронила от неожиданности трубку.
— Ну, до свиданья, Надя, — закончила Ба разговор, — в гости придем, конечно, и вы приходите к нам, я испеку свой фирменный яблочный пирог.
Она положила трубку и посмотрела на меня долгим, чуть рассеянным взглядом.
— А ты, оказывается, хорошая девочка, Наринэ, — сказала.
Мне до сих пор удивительно, как я в тот момент умудрилась не лопнуть от распиравшей меня гордости!!!
Пoтом мы по второму кругу ели печенье. Потом мы ели мороженое. Потом мы пили кофе с молоком и чувствовали себя взрослыми, потом Ба пригладила рукой выбившуюся у меня прядь волос. «Горе луковое», — сказала, и ладонь у нее была большая и теплая, а Маня поцеловала меня в щечку, и губы у нее были липкие, а кончик носа совсем холодный.
ГЛАВА 2
Манюня, иди Тумбаны бабы Розы
— У меня, кажется, завелись вошки, — задумчиво протянула Манюня. Мы сидели у нее в комнате, и я, перегнувшись через подлокотник кресла, доставала с полки шашки.
— Откуда ты это взяла? — На всякий случай я отодвинулась от Мани на безопасное расстояние.
— Я чувствую ШЕВЕЛЕНИЕ у себя в волосах, — Манюня многозначительно подняла вверх указательный палец, — какое-то ТАИНСТВЕННОЕ ШЕВЕЛЕНИЕ, понимаешь?
У меня тоже сразу таинственно зашевелилось в волосах. Я потянулась к голове и тут же отдернула руку.
— Что же нам делать? — Манюня была обескуражена. — Если кто узнает об этом, то мы опозоримся на весь город!
— А давай наберем полную ванну воды, нырнем туда с головой и будем сидеть на дне тихо, пока вошки не задохнутся! — предложила я.
— Сколько понадобится времени, чтобы они задохнулись? — спросила Маня.
— Ну, не знаю, где-то час, наверное.
У Маньки заблестели глаза, видно было, что идея ей пришлась по душе.
— Давай, — согласилась она, — только, чур, ни слова Ба, а то она запретит нам залезать в ванну.
— Клянусь всем, что у меня есть, — я не знала в годы моей глубокой молодости клятвы страшнее!
— Да? — засомневалась Маня. — А что с тобой будет, если ты не сдержишь своего слова? Тебя за это посадят в тюрьму и отберут все, что у тебя есть?
Я растерялась. Интересно, какая участь ожидает людей, нарушивших клятву? Воображение рисовало усеянные червями склизкие стены тюрьмы и мучительную, но заслуженную смерть в пытках. Мы какое-то время озадаченно помолчали. Манька убрала шашки обратно на полку.
— Не будем клясться, — решительно сказала она, — давай так: кто проболтается бабушке, тот говнюк!
— Давай, — с облегчением согласилась я. Перспектива быть говнюком пугала куда меньше, чем мучительная смерть в тюрьме.
Мы тихонечко выползли из комнаты подруги. Маня жила в доме весьма своеобразной планировки — чтобы попасть в ванную, нужно было спуститься на первый этаж и через большой холл, мимо кухни, и гостиной, пройти по длинному коридору со скрипучим деревянным полом к совмещенному санузлу.
Манина бабушка Роза стряпала на кухне. Мы бесшумно, по стеночке, крались мимо. Пахло мясом, овощами и жареными грецкими орехами.
— Во шуршит! — прошептала мне Маня.
— Чего шуршит? — не поняла я.
— Ну, папа ей сегодня сказал: мам, ты там пошурши на кухне, вечером к нам Павел зайдет. Вишь, как шуршит, — над Маниным лбом кривеньким ирокезом развевалась непокорная челка, — она обещала еще пахлаву к вечеру нашуршать, чувствуешь, как орехами пахнет?
Я принюхалась. Пахло так вкусно, что рот у меня мигом наполнился слюной. В животе громко заурчало, но я усилием воли придушила предательский звук в зародыше.
