— Да мы у них и не спрашивали толком… — валяться было приятно, но надо дела делать: вон, Агат на веранде поскуливает, намекает, что неплохо бы помыть ему лапы и впустить в дом. А потом сварганить что-нибудь съедобное. И перекусить. — Ты же сам настоял, чтобы мы их не мурыжили наводящими вопросами и подозрений не возбуждали. Перестраховались, так сказать.
— Перестраховались… — Андрей поднялся и пошел растапливать печь. Вздохнув, я последовал за ним. — Думаешь, зря?
— Не знаю: может, и зря, а может, и нет. Заметь, нас они не испугались. Значит, пока их местное лихо стороной обходит.
— А чего старым бояться…
— Тоже верно.
Беседа стихла сама собой, мы занялись делами: Андрей — печью и обедом, а я — собакой. Набрать в тазик воды из уличной бочки, по очереди окунуть туда каждую из четырех лап, после чего вытереть их — дело нехитрое. Агат недовольно ворчал — не нравилась ему холодная вода, — но лапы давал, слушался. Всего три недели прошло с тех пор, как я подобрал этого худосочного крысохвостого щенка с непропорционально большой головой, а он уже вырос в половину от прежнего, возмужал и похорошел. Куцая шерсть отросла, теперь можно было определенно сказать, что мой друг будет очень даже пушистым. Только очищать эту шерсть после прогулок по лесу было сущим мучением… А еще я все больше и больше убеждался, что Агат растет совершенно беззлобным, что очень меня радовало. Ведь он поедет домой вместе со мной. А пока я просто радовался, что мое одиночество скрашивает этот смышленый и (тут уже не могло быть сомнений) преданный мне щенок. Уже даже не щенок — молодой пес.
— А твоя Аня не заглядывает, и непохоже, что заглядывала, пока нас не было, — затопив печь и ожидая, пока она нагреется до состояния пригодного для готовки, Андрей вышел ко мне на веранду. — Боится она меня, что ли?
— Нет, видимо, у нее брат дома, она в эти дни не может приезжать.
— Жаль, жаль, а я хотел познакомиться с женщиной, которую ты зовешь во сне, — к Андрею, похоже, потихоньку возвращалось хорошее настроение. — А у нее, видите ли, брат дома, и все, гулять нельзя… Брат у нее дома… Брат дома… Брат… дома.
— Ты чего? Заело? — от удивления я даже забыл про собаку, и Агат замер нелепо с вытянутой лапой, которую я перед этим тщательно намывал.
— Кажется, у меня есть идея… Ты ведь не совсем еще устал? Хватит сил еще на одно дельце?
— С чего бы вдруг?
— А вот, с чего, — Андрей дождался, чтобы я домучил несчастного пса, после чего продолжил: — Если брат твоей новой пассии («Она не пассия!» — возразил было я, но тот только отмахнулся), так вот, если ее брат как-то завязан с Володиным, почему бы не выйти на их малину через него? Например, с помощью Ани?
— Аня не станет нам помогать, — я скептически покачал головой. — Она может помочь в поиске улик, но ровно до тех пор, пока это не затрагивает ее брата. Его она подставлять не станет, я уверен.
— Ясно, — уцепившись за свою идею, Андрей не был готов так легко с ней расстаться. — А не хочешь вечерком проехаться со мной до Толосцев?
— Нет. Я понял, к чему ты ведешь, и эта идея мне нравится еще меньше. Проследить за ним и Лопаревым мы все равно не сможем: они на машине. А шпионить за домом я не буду, ибо это глупо, и есть риск подставить Аню.
Андрею мои доводы едва ли пришлись по душе, но после недолгого спора он, все же признал их правоту.
— Ладно, черт с тобой… Придумаем что-нибудь еще.
Я был удивлен и польщен одновременно.
— Уже второй раз мне удалось тебя переубедить… Невероятно!
— Не принимай на свой счет, — похоже, хорошее настроение Андрея улетучилось так же быстро, как и появилось.
— Может, имеет смысл пройтись по озеру на лодке? Я пытался, но в одиночку это нереально: слишком долго грести.
— Может, — ответил он и ушел обратно в дом: готовить обед. А может, собираться в обратную дорогу.
Понедельник и вторник прошли в рутине и хлопотах: стирка, готовка, дрова, вода — все это стало привычным, как раньше было привычным ходить вечером в магазин или раз в неделю звонить домой в Смоленск. А еще работа позволяла отвлечься от негативных мыслей. И от скуки.
Ходя в течение дня от дома к бане и обратно, я то и дело бросал взгляд на свою «Пенелопу». Скрывавший ее брезент покрылся ровным слоем опавшей листвы, колеса слегка ушли в мягкий грунт, кое-где в местах сколов краски уже виднелась ржавчина. Машина всем своим побитым и запущенным видом словно говорила мне: Давай уедем! Вернемся в Москву! Ты снимешь там квартиру на месяц, можно будет даже выйти на работу. Кто нас найдет? Там дом, жена… А здесь? Что держит нас здесь? Воспоминания о счастливом детстве? Шестнадцатилетняя девочка, которая тебе вообще неизвестно кто? Великая миссия по спасению Зуево?
Но каждый раз я проходил мимо, не поддаваясь на безмолвные увещевания одинокой легковушки. Наконец, от соблазна подальше, я обставил ее старыми ящиками и досками, валявшимися возле бани. Куски рваного целлофана довершили маскировку. Если еще снежком сверху присыплет, то никто и не догадается, что под кучей древней рухляди спрятана машина.
Вечером во вторник я решил устроить себе баньку: прогреться, расслабиться. В виду недоступности медицинского обслуживания требовалось тщательно следить за своим здоровьем, пресекая все болезни еще на стадии их зарождения. И, конечно, в подобной ситуации баня была незаменимой вещью.
Всю вторую половину дня я регулярно подбрасывал дровишки в ревущий под котлом огонь. В конце концов, вода забурлила, а воздух накалился так, что волосы начинали трещать. Температура, что надо! Жаль, что веника нет: хотя, я и не очень люблю эту забаву, сейчас бы в охотку попарился березовым или дубовым.
Но не успел я поудобнее устроиться задом на раскаленной лавке, как за стеной послышалось знакомое чертыханье старого мотоциклетного движка. Чертыхнувшись в ответ, я спешно оделся и выскочил наружу. Приехала моя красавица! От радости хотел было ее обнять, но, увидев вблизи, невольно отпрянул.
— Что, так совсем не нравлюсь? — Аня скинула с плеча большой рюкзак. — Уже не нужна?
— О чем ты говоришь? Конечно, нужна… Ну, то есть, конечно, заходи… — я хотел взять у нее сумку, но она небрежным жестом отпихнула меня и прошла в дом.
В электрическом свете видимость была лучше, чем на улице, в вечерних сумерках. И я понял, что зрение меня не обмануло: под правым глазом девушки ярко переливался всеми оттенками фиолетового большой круглый синяк. Еще я увидел, что у Ани дрожат руки, а, наклонившись, чтобы снять обувь, она поморщилась, как от боли. Что же стряслось?
— Я ушла из дома, — просто ответила она на мои осторожные расспросы. — Мне надоело.
— Что надоело? — насколько я знал, Аня не была склонна к пустословию: раз она говорит, значит, действительно ушла. И откуда этот синяк? — Кто тебя так?
— А что, если скажу, пойдешь морду бить? — она с вызовом посмотрела на меня, но я выдержал взгляд. — Ну, Лопарев.
— Лопарев… — я почувствовал, как во мне поднимается клокочущая злоба. — Лопарев… снова Лопарев. Что ты ему сделала?
— Спать с ним отказалась. Надоел. Как нажрутся с Мишей, так он сразу ко мне, пока Миша в отключке, — от ее будничного тона веяло таким равнодушием и обыденностью, что я на миг потерял дар речи.
— Так ты…
Аня вскинула руки.
— Так, друг, давай только без этой твоей столичной утонченности и манерности. Лучше сразу определимся, чтобы потом не было вопросов друг к другу. Да, я давно уже не девочка и иногда сплю с мальчиками. Да, иногда я сплю с Лопаревым. Точнее, спала. В первый раз он меня особо не спрашивал, во второй тоже, а потом мне уже все равно было. До сегодняшнего дня. Сегодня они опять надрались, а вдогонку накурились, Сергей какую-то дрянь принес. Он снова полез ко мне, но я вырвалась. Тогда он избил меня. Я сбежала через окно, взяла мотоцикл и приехала сюда. Вот и вся история. Не надо на меня так смотреть. Если я тебе теперь неприятна, скажи, и я уеду.
Что я мой ей на это ответить? Ну да, я взрослый человек, и не должен придавать значение подобным вещам… Мы все взрослые люди. Но почему вдруг так погано стало на душе? Не из-за Ани ведь: вот она стоит прямо передо мной, такая же, как и всегда, и мое отношение к ней нисколько не изменилось… Но что же тогда не так?
— Ты всегда можешь остаться здесь… И не только здесь, а в любом месте, которое я могу считать своим домом, — только и смог ответить я.
— Спасибо.
— Ты позволишь, я отлучусь полчаса? Там просто баня стынет, я весь день ее топил…
— Конечно, иди, — Аня положила рюкзак на кресло. — Я пока переоденусь.
Наверное, даже если бы я узнал, что дом вот-вот взлетит на воздух, то испытал бы меньшее желание покинуть его, чем сейчас. Нужно было на время остаться одному, остаться наедине с самим собой, чтобы понять, почему от слов этой девочки мир вдруг покатился кубарем под откос.
