— Вот, Семен Егорыч, — сказал Мартушкин, кладя на стол редактора исписанные страницы. — Всю ночь писал.
— Что писали?
— Фельетон «Нигилист на трибуне».
— Нигилист на трибуне? Любопытно. О чем же это?
— О безответственных выступлениях некоторых безответственных товарищей. Вот что значит звездная болезнь. Поднимали мы Фигуркина, поднимали — и пожалуйста! До того зазнался, что решил, дескать, ему все дозволено. Выступил с призывом закрыть Горназ. Он, видите ли, математическим путем высчитал, что от Горназа никакой пользы.
— И предлагает его ликвидировать?
— Вот именно!
— Интересно, — сказал Семен Егорыч. — А ты, Мартушкин, сегодня центральную прессу читал?
— Да нет как-то… Я же фельетон писал.
— И напрасно. Журналист должен быть в курсе. Вот что сегодня написано в передовой статье центральной газеты. Читай вслух, — и редактор указал Мартушкину на обведенный красным карандашом абзац.
— «Пришла пора, — начал читать Мартушкин, — упразднить некоторые отслужившие свою службу учреждения и промежуточные инстанции. Об этом ярко свидетельствует хотя бы тот факт, что наиболее сознательные, передовые коллективы отдельных ненужных инстанций, не дожидаясь указаний сверху, сами, по собственной инициативе, поднимают вопрос о ликвидации своих учреждений».
— Ну, как? — спросил Семен Егорыч.
— Так я же не знал, — пролепетал Мартушкин.
— Надо знать! В нашем городе проявляется такая своевременная золотая инициатива! Фигуркина следовало бы всемерно поддерживать, а ты о нем фельетоны пишешь! «Нигилист на трибуне»! Побольше бы таких нигилистов!
— Так я же… — снова начал журналист.
— Эх, Мартушкин, Мартушкин! Есть в тебе молодой задор. И нет всего остального. Я как раз статью пишу о закрытии ненужных учреждений. Так что спасибо тебе за положительные факты. — Семен Егорыч похлопал по фельетону. — Молодец Фигуркин!
— Молодец твой Фигуркин! — говорил по телефону начальник Примеровой. — И ты, Примерова, молодец! То кибернетику у себя внедрила, то новый почин родила. Правильно действуешь!
— Спасибо, Иван Иваныч, — растерянно отвечала Примерова. — Только я не совсем понимаю, что вы имеете в виду?
— А ты в сегодняшнюю газету загляни. Там твоего Фигуркина до небес поднимают!
Примерова от неожиданности бросила трубку и, раскрыв лежавшую перед ней газету, прочитала: «По собственной инициативе. Ценный почин работников конторы Горназ».
В кабинет вошли незнакомые люди.
— Здравствуйте. Мы из радиокомитета. Нам хотелось бы побеседовать с автором замечательного почина товарищем Фигуркиным.
— Видите ли, его нет…
— А когда он придет?
— Понимаете, он, собственно, сюда не придет…
— А где его можно найти?
— Как вам сказать… Я точно не знаю… Но если нужно, я сама могу ответить на ваши вопросы.
— Ну, конечно! Если вы не против, мы будем записывать нашу беседу на пленку. Это получится естественно и непринужденно.
Говоря это, один репортер установил магнитофон, а второй, поговорив в микрофон: «Раз-два-три, даю пробу», начал:
— Мы находимся в городской конторе по составлению названий. В той самой конторе, где родился новый замечательный почин, о котором сегодня пишет газета и говорят во всех учреждениях Шумиловска. У нашего микрофона управляющая конторой Зинаида Васильевна Примерова. Расскажите, пожалуйста, Зинаида Васильевна, как в вашем коллективе родилась идея закрыть вашу контору.
— Мысль упразднить наше учреждение родилась у нас не случайно. Мы много думали об этом, советовались, взвешивали…
17…— даже самые приблизительные подсчеты показывают, что ликвидация ненужных контор и устаревших учреждений может дать государству огромную экономию средств, высвободит большое количество специалистов, занятых сейчас во всякого рода промежуточных бесполезных инстанциях… — Голос Примеровой звучал по радио, и Сычкин слушал ее выступление, нервно расхаживая по комнате. — …Вот почему наш коллектив решил просить вышестоящие организации о закрытии Горназа.
— Ну, Борис Петрович, поздравляй! — воскликнул, входя в кабинет, Рыбацкий.
— С чем?
— Как с чем? Во-первых, Горназ закрывают, а мы, значит, остаемся. А во-вторых, уговорил я знаменитого Фигуркина. Он согласен.
— На что согласен?
— Работать у нас.
— Ты что, Рыбацкий, шутишь?
Но упоенный успехом Рыбацкий не заметил, как побагровел его начальник. И вопрос его он растолковал так, что, мол, Сычкин просто не в силах поверить такой удаче.
— Честное слово, уговорил! Ты еще, Борис Петрович, Рыбацкого не знаешь!
— Да кому он нужен, твой Фигуркин? — закричал управляющий. — Да я его за миллион рублей не возьму. Сегодня по его почину Горназ закрыли, а завтра он у нас почин устроит? Да это же не работник… Это… Это бомба замедленного действия! — четко сформулировал Сычкин.
18Осенний дождь сбивал с деревьев последние осенние листья. Фигуркин отряхнул плащ и с небольшим чемоданом в руках вошел в подъезд музея.
— Давненько вы у нас не показывались! — сказала билетерша у входа. — В отъезде были?
— Вот именно.
Он прошел по залам и, как обычно, присоединился к группе экскурсантов.
Девушка рассказывала о картинах, и он снова слушал ее голос.
— Ну вот и все, товарищи! — сказала она. Экскурсанты разошлись, и впервые за все время Костя и девушка, которую Фигуркин называл Леной, по-настоящему остались вдвоем.
— Здравствуйте, — подошла к Фигуркину девушка. — Почему вы так долго не приходили?
— А разве вы меня знаете? — удивился Костя.
— Конечно. Вы тот самый Фигуркин. И вы были у нас в музее двадцать три раза.
— Двадцать четыре, — уточнил Костя.
— Значит, я вас не сразу заметила. Почему вы так долго не приходили?
— Я работаю теперь в другом городе. Ну и вот… приехал повидать вас.
— И очень хорошо сделали. Меня зовут Тоня. А далеко вы теперь работаете?
— Меня зовут Костя. И работаю я недалеко. При желании часа за три можно добраться.
— Поездом?
— Самолетом…
Они шли по улице. И дождь, отступая перед ними, переставал моросить…
— А когда вы уезжаете?
— Еще нескоро. Ночью.
— Жаль. Я думала, вы к нам надолго приехали.
— Так я еще приеду! Надолго приеду. Насовсем. Вот только кончу работу над одним интереснейшим прибором — и приеду.
— А что это, если не секрет?
— Я, Тоня, знаю, кажется, как сделать такой прибор, который будет абсолютно точно определять, годится ли человек для той должности, которую он занимает, или нет. Понимаете?
— Понимаю, что у вас скоро начнутся новые неприятности.
Костя рассмеялся.
— А вот тот самый магазин уцененных товаров, где я купил тогда ВКУС. Зайдемте? Может, там еще что-нибудь интересное найдется.
А в магазине было все по-прежнему. Те же картины, те же люстры и те же юные продавцы, без устали оттачивающие искусство игры в настольный теннис.
— Пусть победит сильнейший! — сказал Фигуркин.
— Спасибо! — дружно ответили продавцы, не прекращая игры, но стараясь быть взаимно вежливыми с покупателями.
Костя огляделся.
Вместо громоздкой мебели повсюду были расставлены разногабаритные уцененные телевизоры. И со всех экранов, больших и малых, неслась какая-то очень модная, но явно уцененная песня.
— А сейчас, — сказал диктор, — прослушайте выступление начальника главного управления по ликвидации ненужных учреждений.
И на всех экранах, больших и малых, появилась красивая, мило улыбающаяся Примерова.
— Все шире и шире, — начала она, — развертывается движение за закрытие излишних инстанций и ненужных учреждений. Достаточно сказать, что только за последнее время у нас в Шумиловске закрыты контора по составлению названий, контора по составлению наименований и ряд других подобных контор. Огромную поддержку в этом важном и серьезном деле оказывают нам сами работники ненужных учреждений…
Примерова, как всегда, была на уровне и говорила легко и гладко…
— Теперь, Тоня, вы понимаете, над каким важным прибором я работаю? — серьезно спросил Костя.
— Понимаю, — так же серьезно ответила Тоня. — Это, наверное, один из самых нужных приборов… Только нельзя ли его сделать поскорей?
— Я постараюсь, Тоня, я обязательно постараюсь…
ЗА ГРАНЬЮ ФАНТАСТИКИ
(Фантастические пародии)
Это произошло со мной не то в Париже, не то в Чикаго. Во всяком случае, это было на Западе, где и случаются разные неприятные истории.
Я не знаю почему, но меня всегда раздражал один из самых известных антропологов, доктор со странной двойной фамилией Гааль-Пеерин.
