Кухмистер нахмурился:
— Я же говорил.
— Но не будем обсуждать…
— Обратитесь к выпускникам Покерхауса. Они помогут колледжу. Вы небось еще не обращались?
Казначей покачал головой.
— Богатые джентльмены не перевелись, сэр, — заверил его Кухмистер. — Они не допустят перемен в столовой. Они спасут нас от самообслуживания. Попросите их.
Казначей уже и не знал, как вернуть Кухмистера к главной теме разговора:
— Придется сэкономить еще кое на чем.
— Продать Райдер-стрит, что ли?
— Ну… Да… И…
— Лорд Вурфорд такого не допустил бы.
— А что остается? Денег нет… — мямлил Казначей.
— Всегда деньги. Все валят на деньги. — Кухмистер встал и пошел к двери. — Значит, если у Вас нет денег, надо продавать мой дом? Права не имеете! Прежде такого не случилось бы!. — Он хлопнул дверью.
Казначей сидел за столом, смотрел вслед привратнику и вздыхал. «Придется написать ему», — думал он в отчаянии. Удивительно, почему он боится Кухмистера? Так прошло минут десять, вдруг в дверь постучали и на пороге вновь выросла фигура старшего привратника.
— Да, Кухмистер? — спросил Казначей.
Кухмистер сел на деревянный стул.
— Я думал о том, что высказали.
— В самом деле? — Казначей пытался вспомнить, что он сказал. Кухмистер ведь не дал ему и рта раскрыть.
— Я готов помочь колледжу.
— Вы очень любезны, Кухмистер, и все же…
— Не очень много, но больше у меня нет, — продолжал Кухмистер. — Только вам придется подождать до завтра, пока я схожу в банк.
Казначей вытаращил глаза:
— Уж не хотите ли вы сказать?!.
— Это принадлежит колледжу. Лорд Вурфорд оставил их мне. Всего тысяча, но…
— Это в самом деле… Ну, это необыкновенно благородно, но… я… мы… не можем принять такой дар… — заикался Казначей.
— Почему?
— Ну… Нет, невозможно. Деньги вам самому нужны. Они вам понадобятся. Вот уйдете на пенсию…
— Я не собираюсь на пенсию, — твердо заявил Кухмистер.
Казначей поднялся. Дело грозило принять скверный оборот. Надо гнуть свою линию.
— Как раз о пенсии я и хотел с вами поговорить, — сказал он, как в воду прыгнул. — Вам лучше поискать другую работу. Это вопрос решенный. — И Казначей отвернулся к окну.
Кухмистер обмяк.
— Уволен, — недоверчиво охнул он.
Казначей замахал руками.
— Вовсе не уволены, Кухмистер, — бросился успокаивать он. — Не уволены… просто… ну… для вашей же пользы… для нашей общей пользы… поищите другую работу.
Кухмистер обжег его таким взглядом, что Казначей перепугался вконец.
— Вы не имеете права, — объявил Кухмистер и встал. — Никакого права.
— Кухмистер… — одернул его Казначей.
— Меня — на улицу? — взревел Кухмистер, и его побледневшее было лицо налилось кровью. — После стольких лет, что я отдал колледжу…
Привратник навис над столом. Казначею показалось, что Кухмистер раздувается до устрашающих размеров, заполняет кабинет, угрожает ему.
— Ну-ну, Кухмистер…
Кухмистер пристально посмотрел в лицо Казначею, а потом повернулся на каблуках и бросился вон из комнаты. Казначей без сил рухнул в кресло.
***
Ничего не видя вокруг, спотыкаясь. Кухмистер пересек двор, пронесся по узкому коридору и остановился у двери в кладовую, в изнеможении прислонившись к косяку. Сорок лет, сорок пять лет он служил колледжу верой и правдой. Он был уверен, что необходим колледжу, как фундамент зданию, что вечно будет привратником Покерхауса. И вот эта уверенность его покинула — вернее, покидала. С трудом спустился он в старый двор и побрел в привратницкую, к своему излюбленному местечку у газового рожка, проскользнул мимо Уолтера и тяжело опустился на стул, все еще пытаясь уразуметь слова Казначея. Лорд Вурфорд говорил — Кухмистеры служили колледжу со времен основания, такая длинная-длинная шеренга Кухмистеров — и вдруг… Обрыв, пропасть, бездна. Кухмистер очнулся от своих размышлений. Да нет, быть этого не может. Приглушенно, как из-под воды, слышал он шаги бродящего по привратницкой Уолтера.
— Сэр Грязнер, лорд Подл! — вполголоса взывал Кухмистер к своим святым. Взывал машинально, снедаемый душевной болью.
— Вы что-то сказали, мистер Кухмистер? — отозвался Уолтер. Но Кухмистер не ответил, и Уолтер вскоре ушел, предоставив своему принципалу бормотать себе под нос и таращить глаза на огонь. «Крыша едет у старого ублюдка», — без всякого сочувствия подумал он.
Но Кухмистер вовсе не сошел с ума. Просто, когда он наконец осознал, что за несчастье на него обрушилось, гнев, копившийся со времени назначения сэра Богдера ректором, хлынул через край и от былой почтительности не осталось и следа. Теперь этот гнев владел всем его существом. Сорок лет, целых сорок лет он терпел нахальство и дерзости привилегированных сопляков и лебезил перед ними. Зато теперь он свободен. Он все помнил, помнил все назаслуженные обиды, все унижения, копил их, как скряга золотые монеты. И они пригодились, он расквитается с Покерхаусом, навсегда расквитается. Он свободен! Свободен? Ну уж нет. Это не правильно.
Машинально Кухмистер продолжал исполнять обычные обязанности. Студент пришел за посылкой, и привратник покорно поднялся, вынес ее, положил на стойку, но спокойно, без затаенной злобы раба, который дергает и не может порвать свою цепь. Внешне Кухмистер казался безобидным, враз одряхлевшим стариком, который шаркает в котелке по привратницкой и бормочет что-то себе под нос. Но внутри у него все кипело. Впервые за долгую жизнь Кухмистера его личные интересы и интересы колледжа разошлись, он разрывался на части, он роптал на выпавший ему жребий.
В шесть часов вернулся Уолтер, и Кухмистер надел пальто.
— Ухожу, — буркнул он и вышел, оставив ошеломленного Уолтера дежурить вне очереди.
Кухмистер повернул на Тринити-стрит, к церкви. Поколебался на углу, у «Сочного филея». Нет, не подойдет. Лучше «Лодочник Темзы», там ничего не изменилось, все как в добрые старые времена. Он прошел Сиднистрит, повернул на Кинг-стрит. Давно он здесь не был. Кухмистер заказал ирландский портер, сел за столик в углу и закурил «рубку.
Каррингтон трудился в поте лица: бродил по Кембриджу. Неискушенному туристу его маршрут показался бы весьма эксцентричным, но эксцентричность была тщательно продумана. Каррингтон подбирал архитектурный фон, декорации, в которых будет смотреться наиболее выигрышно. Думал было остановиться на капелле Кингз-колледжа, но тут же отмел эту мысль. Она слишком известна, опошлена и, что важнее, слишком громоздка, он потеряется рядом с ней. Корпус-Кристи компактней, больше отвечает его размерам. Каррингтон постоял на старом дворе, отдал должное его средневековому очарованию, перешел по деревянному мостику от Сент-Катеринз к Куинзколледжу, содрогнулся, глядя на чудовищное бетонное сооружение, перекинутое через реку. В Пембруке с неудовольствием осмотрел библиотеку Уотерхауса, "Викторианский стиль, фи, хотя — этот орнамент… Да и полированный кирпич все же лучше бетона", — размышлял Каррингтон, направляясь дальше. Утром он пил кофе в "Медном Котелке", позавтракал в "Капризе" и все время думал о программе. Чего-то не хватает, какой-то черточки. Просто путешествие по колледжам Кембриджа — этого мало. В передаче должна быть мораль. Не хватает задушевности, недостает трагедийной ноты, способной поднять передачу с эстетического уровня до уровня драмы. Ничего, он найдет ее, где-нибудь отыщет. У него был нюх на невидимые миру слезы.
Днем Каррингтон продолжил свое паломничество, побывал в колледжах Джонз и Тринити, разгромил мысленно огромные новые здания, просеменил по Модлин-колледжу и до Покерхауса добрался только к половине четвертого. Здесь, и только здесь во всем Кембридже время будто остановилось. Ни намека на бетон. Почерневшие кирпичные стены — такие же, как в его время. Мощеный двор, готическая часовня, газоны и столовая с витражами, в которых переливается, играет зимнее солнце. И Каррингтон, несмотря на всю свою славу, вновь почувствовал себя неполноценным. Никогда ему не избавиться от этого, въевшегося в кровь и плоть, комплекса. Он стиснул зубы, вздохнул, поднялся по истертым ступеням в вестибюль. Здесь тоже ничего не изменилось. Объявления за стеклом — гребной клуб, регби, сквош. Расписание соревнований. Да, конечно, Покерхаус — гребной колледж. Каррингтон отогнал тяжелые воспоминания, вышел в сводчатый проход и заглянул в новый двор. Ага. Здесь-то изменений более чем достаточно. Фасад башни затянут пластиковой пленкой, кладка совсем разрушена, кирпичи грудами валяются у подножия. Каррингтон хотел спуститься поглазеть на развалины, но тут маленькая фигурка, закутанная в теплое пальто, пыхтя, поднялась по ступенькам и стала у него за спиной. Журналист обернулся и нос к носу столкнулся с Деканом.
