Георгий Марчик - Наследник фаворитки

Юраша сидел съежившись, не смея шелохнуться. Больше всего сейчас ему не хотелось быть изгнанным, ибо в эти минуты он находился у врат рая и привратник в образе Алика еще не сказал своего последнего слова.

Юраша напрягся в ожидании. Лицо его ничего не выражало, только алчно поблескивающие глазки неотрывно смотрели на стол. Расширяющимися ноздрями он улавливал ароматы печеного мяса, индейки, ленинградского рулета, свежего балычка, швейцарского сыра, маринованных огурчиков, средиземноморских сардин и прочих даров моря и суши.

Алик, намеренно не торопясь, закурил сигарету, уставился на Юрашу и пустил ему прямо в лицо клуб дыма. Тот даже не моргнул. Он был готов все стерпеть, все вынести. Алик саркастически усмехнулся. Юраша, при его нетерпеливом и невыдержанном характере, вел себя безупречно. «Я еще вышколю его, — подумал Алик. — Мать родная не узнает. Ох и трусливый малый! А жадный — сил нет. На сегодня, пожалуй, хватит. А то еще мой раб взбунтуется и сбежит».

— Юрашка! — патетически воскликнул Алик. — Что же мы сидим и ждем, как обездоленные, черствой корки? Почему ты не наполняешь бокалы? — глаза его весело смеялись.

— Другой бы спорил, — оживленно вскинулся Юраша, — а я и говорю — давно пора закусить. — Он подергивал руками и плечами, словно удерживая на месте сползающие плечики майки.

Он схватил бутылку с коньяком и вилкой быстро выковырял пробку. Жадно выпил полстакана и стал есть, заглатывая крупные куски. Алик, напротив, не торопился, а вкушал со смыслом, почти с любовью, пользуясь ножом и вилкой, с ласковой улыбкой наблюдая за своим дружком. Наконец тот отвалился от стола. Глаза его застыли, словно были обращены взором внутрь себя. Он тяжело дышал. Виновато улыбнулся:

— Если есть в жизни счастье, то это хорошая жратва. Давно я так вкусно не едал.

— И все-таки счастье — это жизнь духа, — рассудительно заметил Алик, — а не набитый желудок. Впрочем, каждому свое.

— Может быть, — кивнул Юраша, — но когда я голоден, мне ничего нейдет на ум.

— А в чем, собственно, твое представление о счастье? В чем предел твоих мечтаний? Ведь не ради хорошей жратвы ты живешь на земле. Я в это просто не поверю.

— Конечно, — с достоинством кивнул Юраша. — Дай подумать. Сейчас скажу. — Он нахмурил брови, выпятил далеко вперед губы, важно покачал головой. — Я хочу одеться по самой последней моде, отпустить усики и баки, — Юраша провел по щеке пальцами, показывая, какой длины должны быть его баки, — жениться на красивой невинной девушке…

— Обязательно на невинной? — подмигнул Алик.

— А что еще? Ну, сам понимаешь, квартира, дача, машина. Это уж как полагается.

— Конечно, не ахти что, но не так уж мало, — сказал Алик. — Не так уж мало. Да… да… — Он задумался. После короткой паузы решительно протянул руку в сторону Юраши: — Со мной ты будешь иметь все это и еще кое-что.

Юраша неопределенно пожал плечами. Он не хотел обидеть Алика, но ему хотелось бы решить свои проблемы собственными силами.

Они закурили. Разговор не клеился. Юраша поминутно вскидывал голову, терзаемый позывом задать вопрос, но все не решался.

— Ну, телись, — снисходительно кивнул Алик. Ему показалось, что сейчас Юраша, в свою очередь, спросит, о чем он мечтает. — Не робей.

— Алик, — начал Юраша, — что это был за комиссионный рубль, который ты брал на вокзале у легковерной публики?

— Я сделал ставку на доверие. Как видишь, чутье меня не обмануло. Нужно знать психологию, если не хочешь отстать от жизни. Я, например, решил всерьез заняться самообразованием. Читаю «Рефлексы головного мозга» Павлова и «Элементы мысли» Сеченова.

Юраша вытаращил глаза. Алик, снисходительно улыбаясь, взял из промасленного кулечка греческую маслину и стал сосредоточенно обсасывать ее. Юраша терпеливо ждал.

— Видишь ли, дружок, пока ты там зарабатывал свою грязную кучку денег, я тоже не терял даром времени. Я тоже посетил далекие края. Откровенно говоря, эта поездка кое-чему научила меня. Вся моя прошлая жизнь — проказы беззаботной молодости. Но пора наивных лет миновала. А как жить дальше? Бражничать, водиться с отребьем, таскаться по улицам? И всю жизнь собирать крохи? Ну-с, что скажешь?

Юраша чувствовал, как начинает возбуждаться. Он даже сам не знал, что его наэлектризовывает — непривычная серьезность Алика или пугающая картина, нарисованная им? Он съежился, как мальчишка, который ожидает, что его вот-вот безжалостно оттаскают за чуб.

Алик был преисполнен гордости. Он вдохновенно играл преуспевающего дельца, пробивного, твердо знающего, что ему нужно, умеющего по-современному жить и мыслить. Но главное — легко доставать деньги и так же легко расставаться с ними. Он принял соответствующую театральную позу — скрестил на груди руки, забросил ногу за ногу и надменно закинул назад голову. Щеки его раскраснелись, глаза горели. «Видишь, какой я современный деловой человек, — тыкал он в нос Юраше всем своим видом. — Что твои жалкие мятые трешки, заработанные ценой таких усилий! Учись, как надо жить!» Алик нравился сам себе. Пристыженный Юраша не узнавал его. Перед ним был уже не тот робкий и застенчивый, слегка нагловатый Алик, которого он знал раньше. Сейчас перед ним раскрывал свои карты крупный игрок, настоящий деляга.

— Безделье — не мое амплуа, — напыщенно продолжал Алик. — Видел я бездельников. Безвольные, пассивные, скучные типы. Людишки — сорная трава. Заживо гниют. Нет, такой участи я не хочу. Потрогай мои мускулы. Железо. А сердце как необузданный зверь. Я должен что-то делать. Я хочу жить, действовать. Понял? Жить… Я работал дежурным, ассистентом, методистом и еще бог весть кем. Я видел, как валят деревья рабочие леспромхоза. В любой момент тебя может прихлопнуть упавшим стволом — стоит лишь ему повалиться не в ту сторону. Ха-ха-ха! Я хочу жить, понял — нет, академик? И не хуже, а лучше других, — с пафосом, словно артист на подмостках театра, ораторствовал Алик. Похоже было, что он убеждает и сам себя. — Быть или не быть? Нет. Только быть. Но кем? Мелкой конторской крысой? Как твой папа? Скажи честно, ты хочешь прожить такую же серую и пыльную жизнь, как твой папа?

— Не хочу, — встрепенулся Юраша и изо всех сил покачал головой, отчего глаза его, как стеклянные шарики, тоже метнулись туда-сюда. — Не оскорбляй моего отца. Он ни разу — понял — нет? — не взял чужого. А ты, того и гляди, запустишь руку в чужой карман.

— Ну что ты! — деланно возмутился Алик. — Я могу взять, если бесхозно лежит, но украсть… Ни за что в жизни! Так вот, ты сам говоришь, что твой папа всегда был идеально честным человеком. Допустим, мы поднялись на ступеньку выше. Стали артистами, инженерами, прорабами или еще черт знает кем. Надо ежедневно являться на службу. А я, заметь, органически не выношу даже кассы взаимопомощи. Я убежденный индивидуалист, презираю людей и считаю всех их ослами. Так как же быть?

— Как же быть? — как эхо повторил Юраша.

— Объявить войну обществу? Зачем? Оно сотрет нас в порошок, едва шевельнув мизинцем. Мы жалкие одиночки-примусники. И заметь, чем дальше в лес — тем больше неприятностей. Значит, остается изыскивать другие возможности. Но какие?

— Какие? — снова, как эхо, повторил Юраша.

— Вот именно — какие… Я и сам не знаю еще. Мне нужно много денег. Но не они цель моей жизни. Жить ради того, чтобы добывать деньги, — значит жить одним днем. Это жалкий удел жуликов и простофиль. Для меня деньги — средство стать на ноги, жить на широкую ногу.

— А где ты возьмешь столько денег? — Юраша показал насмешливые зубы.

— Плевать! Самое главное — цель. А как она достигнута, не имеет никакого значения, — фыркнул Алик.

— Послушай, Алик, — с уважением заговорил Юраша, хлопая ресницами. Глазки его несколько помутнели и вразнобой косили, ему сильно хотелось спать. — Ты так и не ответил на мой вопрос, что это был за комиссионный рубль?

— Рубль? — повторил Алик. — Я ведь уже сказал, что сыграл на инстинктах. Ты был кассиром, который — ха-ха-ха-ха — за мелкую мзду согласился прокомпостировать билеты этим обезбилеченным пассажирам.

— И женщине с большими глазами?

— Какой женщине? — не понял Алик. — Да, да, была какая-то женщина. Ты же видел, я не хотел брать у нее деньги, но она так пристала. Ладно, не мучайся. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Получай свою десятку, ты честно ее заработал. — Алику не хотелось быть тем учителем, который охотней ругает, чем учит.

Юраша в нерешительности покачал головой. Его точил червь сомнения. Потом он взял червонец и спрятал в карман, где лежали трешки. В этот самый момент, как видно, и свершился тот психологический перелом, который исподволь готовил Алик, — одна десятка перетянула все трешки. Глаза Алика удовлетворенно блеснули.

— А теперь на боковую! На наш век простаков хватит. Деньги не пахнут. Это не я придумал. Пускай общество воспитывает всех граждан честными. Лично я ничего не имею против. А мы будем решать собственные проблемы, по возможности избегая конфликтов с законом.