Вова-референт и не отвечал: он хватал губами воздух и медленно покрывался красными пятнами.
— В общем, давай мы румына еще немного сдвинем во времени, — предложил ему я. — Что у меня, допустим, в 19 часов? Молчишь? Ты вообще там дышишь? А, ладно, сам посмотрю. Давай сюда график. И чем писать давай. — Я взял из рук референта папку, а затем вытащил из его нагрудного кармана шариковую ручку, расписанную под Хохлому. — Так-так-так… В 19–10 что у меня? Павильон «Животноводство» на ВВЦ? Видишь, я рядом здесь делаю пометку: «На хер!» План по зверушкам я сегодня уже перевыполнил… А в 20–15? Выставка в Центральном Доме Художника? Нет уж, на сегодня хватит с меня художеств… Опять пишу на полях: «На хер!» Гляди, освободилось почти два часа… — Я вернул Вове папку и свежие обломки ручки. — А теперь беги, объясняйся с румынами. Разрешаю соврать, что у президента России был острый приступ… Короче, сам придумай, чего приступ, хоть геморроя… Ты что, еще здесь?
Вова-с-папкой вылетел из кабинета, а на освободившееся место влетели Вова-с-карандашами и Вова-с-телефоном. Пока мне подключали новый аппарат взамен разбитого, я для разминки сломал три карандаша об колено и три — об угол стола. Мне чуть полегчало. Тир утих. Чугунная вредина расстреляла все цели и теперь просто каталась взад-вперед: отыскивала недобитые мишени и лениво, без фанатизма, их добивала. Чпок! Чпок! Чпок!
Хотелось бы знать, мрачно думал я, репрессируя карандаши, кто у меня директор ФСБ. Но заранее выяснять не буду из принципа, потому что боюсь. А вдруг окажется, что я успел назначить на должность какого-нибудь Борю Моисеева? Меня же инфаркт хватит…
К моему облегчению, главным чекистом всея Руси оказался тот же самый, кто и был им до моей инаугурации, — Каркушин.
— Вызывали, Денис Анатольевич? — Только что в моем кабинете его не было и вот секунду спустя он словно бы телепортировался: невысокий, близорукий, весь состоящий из округлостей, но при этом, пожалуй, не толстый, а лишь уютно-пухлый. Если бы мне взбрело в голову поискать ему родственников среди кондитерских изделий, лучше всего подошла бы, наверное, ромовая баба.
— Вызывал-вызывал, садитесь… — Я доломал последний карандаш, пожал пухлую руку гостя и указал ему на кресло у стола.
В кремлевских кулуарах Сергей Каркушин считался интеллигентом номер один — причем не только из-за очков и мягких манер. Как рассказывали знающие люди, Сергей Васильевич однажды и навсегда принял близко к сердцу определение, рожденное кем-то из наших поэтесс (то ли Ахматовой, то ли Агнией Барто): «Интеллигент — человек, который делает гадости без удовольствия». С той поры безрадостная гримаса стала его визиткой, и чем выше поднимался он по служебной лестнице, тем недовольней делалось его лицо.
В краткую эпоху экономического бума чиновник с таким выражением стал явно неуместен и был убран на пустяковую должность главы Комитета по учету; когда же на планету обрушилась первая волна финансового кризиса и оптимизм смотрелся уже неприлично, то же самое лицо оказалось нарасхват. Предыдущий президент поручил Каркушину рулить госбезопасностью, имея намерение в дальнейшем двинуть его в вице-премьеры по экономике. Однако не успел.
— Мне доложили, что наш спутник засек грибного олигарха Шкваркина возле дома Березы в Лондоне, — без лишних предисловий сообщил я гостю. — Вы понимаете, что это значит для страны?
— Береза хочет контролировать российский рынок грибов, — со страдальческой миной на лице предположил главный чекист России. — Враг запускает лапу в нашу продовольственную корзину.
Я покачал головой:
— Грибы, к вашему сведению, сегодня не только продовольствие. Вопрос стоит шире. Вы случайно не были у Потоцкого в его «Биотехнологиях»? Я вот сегодня побывал. У него там крошечные древесные грибы научились гнать солярку. А шампиньоны, между прочим, в десятки раз крупнее. Значит, при желании они могут вырабатывать хоть ракетное топливо… Поняли теперь?
— Береза тянет лапы к стратегическому сырью, — сообразил директор ФСБ. — Посягает на государственную монополию.
— Верно. Ну и… — Я в упор посмотрел на Каркушина. — Мы так и будем хлопать ушами? Вы госбезопасность или Институт Красоты? Есть у нас какие-нибудь планы по нейтрализации господина Б.?
Щеки гостя поникли, и директор ФСБ был вынужден признать: пока масштабные оперативные мероприятия с участием бойцов спецназа — равно как и агентов влияния из боевого крыла Ирландской Республиканской Армии — невозможны без риска засветить Контору.
Оказывается, за последние четыре месяца хитрый сукин сын Береза лично организовал три фальшивых покушения на себя, в том числе взрыв маломощной вакуумной бомбы в своем палисаднике и ракетный обстрел загородной резиденции с вертолета без опознавательных знаков. В последнем случае, ради убедительности, провокатор даже пожертвовал мочкой левого уха. Так что теперь его одновременно охраняют армия Ее Величества, Скотланд-Ярд, МИ-5, МИ-6 и почему-то Стражи исламской революции: возможно, Береза затеял вместе с иранским аятоллой тайную многоходовую…
— Да чихать я хотел на аятоллу! Пусть они вместе хоть в бане парятся! — сердито перебил я. Похоже, запас карандашей я уничтожил преждевременно. — Вы лучше доложите, как к Березе подобраться? У вас есть план? Мы целым континентам перекрываем газ, а вы не можете прищучить одного-единственного злодея! Или перевелись на Руси настоящие герои и ледорубы?
Теперь уже все лицо директора ФСБ излучало одну только печаль.
— У нас разрабатывается перспективный сценарий, — поведал мне Каркушин. — Нам удалось завербовать охранника супермаркета на улице Найтсбридж, рядом с офисом Березы. Оперативный псевдоним нашего нового агента — Морячок Поппинс. Примерно раз в неделю Береза с женой и телохранителями заходят в этот супермаркет. По нашему сигналу агент Морячок Поппинс может на выходе незаметно подложить ему в тележку один пакетик с чипсами…
— Отравленными? — уточнил я.
— Нет, самыми обычными.
— А смысл?
— Наш отдел экономических диверсий все рассчитал. Сработает принцип домино. Представляете реакцию Сити, если Береза будет задержан при попытке украсть чипсы в супермаркете? Сразу поползут слухи, что его бизнес переживает упадок. На лондонской бирже начнут сбрасывать его акции, фьючерсы поползут вниз, начнется паника, его активы подешевеют как минимум втрое… В общем, пройдет не больше года, и мистер Вадим Березин из миллиардера превратится в самого обычного миллионера…
— Изящно, — оценил я замысел. — Стильно. Тонко. С выдумкой. Но год ждать — это долго. Нельзя ли что-то сделать уже сейчас?
По лбу Каркушина пролегла глубокая траурная складка.
— Можно подбросить к его дверям черную кошку, — предложил он. — Это сильно подпортит ему настроение: по нашим данным, Береза в последнее время стал очень суеверен. Боится плохих примет.
— Что ж, вариант отличный, — одобрил я. — Правда, я бы его творчески развил, в смысле суеверий: черных кошек должно быть тринадцать. И пусть они будут дохлыми, а еще лучше — дохлыми и радиоактивными. Вот это будет по-настоящему плохая примета.
Не без удовольствия я представил себе, как по Кингс Роуд ходят озабоченные «бобби» в респираторах и с дозиметрами, а где-нибудь на другой стороне улице еще и митингуют защитники животных. Думаю, беглый Шкваркин пожалеет, что вообще оказался здесь.
Береза, естественно, догадается, от кого пришла «черная метка», но доказательства где? Нет их. На кошках не написано «made in Russia», а изотопы мы повесим на аятоллу. Он хотел мирного атома — вот пускай и расхлебывает его на здоровье.
Обсудив с Каркушиным все детали, я отпустил директора ФСБ и понял: настроение мое улучшилось. Вроде и небольшая пакость задумана, а до чего бодрит! Давно бы так. В висках еще ломило, но чугунная разбойница определенно давала мне передышку. Энергичное тарахтение в голове сменилось легким жужжанием, как будто по кабинету летала чрезвычайно тактичная муха.
Жизнь налаживалась. У меня даже проснулся аппетит, дремавший со времен гаданий Славика на колобках. Я поискал в ящиках стола — не завалялось ли там бутерброда или простой шоколадки? Нашел упаковку мятных лепешек, высыпал на ладонь и проглотил. Вот прямо сейчас, решил я, дам команду референту Вове, и пускай мне тащит полноценный президентский хавчик, то есть ланч…
Однако Вова и сам уже заглядывал в кабинет, не дожидаясь приказа. Мысли он, что ли, мои прочел? Или опять форс-мажор?
— Ну что? — спросил я. — Румыны заупрямились? У них там вечер занят? Поездка к цыганам срывается? Билеты в театр пропадают?
— Нет-нет, что вы, Денис Анатольевич, — торопливо отозвался Вова-с-папкой. С глазами у него между тем происходило нечто странное: мой референт, рискуя нажить косоглазие, пытался смотреть одновременно и на меня, и мимо меня, куда-то на край стола. — Румынская делегация вела себя достойно. Поворчали немного, но без демаршей и нот протеста согласились на 19–10. Господин Хлебореску проявил понимание. Он сказал, что геморрой — причина уважи… Вы же позволили мне соврать про геморрой?
