– Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, – сказал мистер Моррис. – Я говорил о физической силе.
– Сильная женщина, сэр?
– Очень, – ответил мистер Моррис с чувством.
На лице сержанта отразилось искреннее недоумение.
– Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, – сказал он задумчиво.
– Я в это тоже не могу поверить, – согласился мистер Моррис. – Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел.
Сержант Ятц ухватился за эти слова.
– Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену?
– В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело…
– Я хочу сказать, сэр, – перебил сержант, – не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим?
Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту.
– Да. я думаю, можно так сказать, – в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. – Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел…
– Разумеется, сэр, – сказал сержант. – Ну, не буду вас больше задерживать.
Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту.
– Совершенный псих, – провозгласил он. – Так он считает. Он высказался вполне определенно.
– В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, – сказал Флинт. – Он должен был уволить мерзавца.
– Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили.
– Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад.
– Вы хотите сказать, он еще держится?
– Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения.
Сержант Ятц почесал голову.
– Понять не могу, как ему это удается, – сказал он. – Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката.
– Никогда, – сказал Флинт. – Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду.
С наступлением ночи в проливе Ил ветер усилился до восьми баллов. Дождь барабанил по крыше каюты, волны били в правый борт, и катер все больше и больше утопал в иле. В каюте было накурено, а атмосфера накалена. Гаскелл достал бутылку водки и пил. Они играли в слова, чтобы скоротать время.
– Так я себе представляю ад, – заявил Гаскелл, – быть запертым с парой сапфисток.
– Что такое сапфистка? – спросила Ева.
Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза. – Вы что, не знаете?
– Ну, я слышала что-то про остров…
– Дремучая вы наша, – сказал Гаскелл. – Надо же быть такой наивной. Сапфистка это…
– Джи, прекрати, – перебила Салли. – Чей ход?
– Мой, – сказала Ева? – И…М…П… получается Имп.
– О…Т…Е…Н…Т… получается Гаскелл, – сказала Салли.
Гаскелл еще разочек приложился к бутылке. – Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность?
– Твой ход, – сказала Салли.
Гаскелл поставил Д…И…Л…Д вокруг буквы О. – Попробуй, размер подходит?
Ева посмотрела на него осуждающе.
– Нельзя употреблять собственные имена, – сказала она. – Вы же не дали мне употребить Сквизи.
– Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса.
– Что?
– Ладно, проехали, – сказала Салли. – Теперь твой ход. – Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л…Ю…Б…О…В…Ь вокруг буквы О.
– У любви как у пташки крылья, – сказал Гаскелл и поставил Д…И…Д… к уже имеющимся Л.
– У вас два одинаковых слова, – заметила Ева. – Дилдо уже было.
– А этот другой, – сказал Гаскелл, – с усиками.
– Какая разница?
– Спросите Салли. Это у нее пенисомания.
– Ах ты, жопа, – сказала Салли и составила слово «педик» вокруг буквы Д. – Это про тебя.
– Ну, что я говорил? Игра в откровенность, – сказал Гаскелл. – Да здравствует правда!
Ева составила слово «верный», Гаскелл написал «шлюха», а Салли ответила словом «псих».
– Великолепно, – заметил Гаскелл, – почти так же гениально, как у Ай Чинга.
– Вундеркинд, ты меня без ножа режешь, – сказала Салли.
– Переходи на самообслуживание, – сказал Гаскелл и положил руку на Евино бедро.
– Уберите руки, – сказала Ева и оттолкнула его. Ее следующим словом было «грех». Гаскелл изобразил: «Трибадия».
– И не говорите мне, что это собственное имя.
– Во всяком случае, я такого слова не встречала, – сказала Ева.
Гаскелл уставился на нее и покатился со смеху.
– Теперь я слышал все, – сказал он, – к примеру, что минет это лекарство от кашля. У глупости есть границы?
– Посмотри в зеркало, узнаешь, – предложила Салли.
– Ну разумеется. Значит, я женился на проклятой лесбиянке, которая еще к тому же взяла моду красть чужие катера и чужих жен. Ладно, пусть я дурак. Но эти сиськи дадут мне сто очков вперед. Она такая ханжа, что делает вид, будто она вовсе не сапфистка…
– Я не знаю, что это такое, – вмешалась Ева.
– Ну так я тебе скажу, толстуха. Сапфистка означает лесбиянка.
– Вы что, обзываете меня лесбиянкой? – спросила Ева.
– Вот именно, – подтвердил Гаскелл.
Ева закатила ему увесистую пощечину. Очки слетели у него с носа, и он плюхнулся на пол.
– Слушай, Джи… – начала было Салли, но Гаскелл уже поднялся на ноги.
– Вот что, жирная ты сука, – сказал он. – Правды захотела? Получай? Первое, ты ведь считаешь, что Генри, твой муженек, сам вляпался в эту куклу, так вот позволь мне тебе сказать…
– Гаскелл, заткнись немедленно. – закричала Салли.
– Черта с два. Мне уже обрыдли и ты и твои штучки. Я взял тебя из дурдома…
– Неправда, это была клиника, – взвизгнула Салли, – клиника для больных извращенцев вроде тебя.
Но Ева не слушала. Она во все глаза смотрела на Гаскелла. Он обозвал ее лесбиянкой и сказал, что Генри попал в эту куклу не по своей воле.
– Расскажите мне о Генри, – закричала она. – Как он попал в эту куклу?
Гаскелл указал на Салли. – Ее работа. Он был без сознания…
– Вы его туда засунули? – спросила Ева, обращаясь к Салли. – Это правда?
– Он пытался меня изнасиловать, Ева. Он пытался…
– Не верю, – закричала Ева. – Генри не такой.
– Говорю тебе, он пытался. Он…
– И вы защемили его этой куклой? – Ева завизжала и бросилась через стол на Салли. Раздался треск, и стол рухнул. Гаскелл откатился в сторону, поближе к койке, а Салли пулей вылетела из каюты. Ева встала и направилась к двери. Ее использовали, обманывали и ей врали. И унизили Генри. Она убьет эту сучку Салли. Ева вышла на палубу. В конце ее эиднелся смутный силуэт Салли. Ева обошла двигатель и сделала бросок. В следующее мгновение она поскользнулась на разлитом топливе, а Салли рванулась к каюте и захлопнула за собой дверь. Ева поднялась на ноги и долго стояла. Дождь струился по ее лицу, смывая все те иллюзии, которыми она жила целую неделю. И она увидела себя такой, как есть – толстой дурой, бросившей мужа в погоне за блеском, который оказался фальшивым и дрянным, замешанным исключительно на словоблудии и деньгах. И к тому же Гаскелл сказал, что она лесбиянка. В этот момент на нее обрушилась вся тошнотворная правда относительно касательной терапии. Она шатаясь подошла к борту и села на ящик.
И постепенно ее отвращение к самой себе перешло в гнев и холодную ненависть к Прингшеймам. Она на них отыграется. Они еще пожалеют, что встретили ее. Ева встала, открыла ящик, вытащила спасательные жилеты и перебросила их за борт. Затем она надула матрац, опустила его в воду и сама перебралась через борт. Спустившись в воду,. она улеглась на матрац. Он угрожающе раскачивался, но Ева не боялась. Она мстила Прингшеймам, и ей было наплевать, что произойдет с ней самой. Она осторожно гребла, подталкивая спасательные жилеты впереди себя. Ветер дул в спину, и матрац двигался легко. Через пять минут она уже обогнула камыши, и теперь ее нельзя было увидеть с катера. Где-то впереди была открытая вода, баржи, а значит, и земля.
Тут она поняла, что ветром ее матрац прибивает к камышам. Дождь прекратился. Тяжело дыша, Ева лежала на матраце. Если избавиться от спасательных жилетов, то будет легче. С катера все равно до них не добраться. Она стала заталкивать их в камыши, но вдруг остановилась. Может, один стоит оставить? Она отцепила один жилет от общей связки и умудрилась надеть его на себя. После этого она снова легла лицом вниз на матрац и начала грести по течению в ту сторону, где протока расширялась.
