7.3 Если инспектор уличит вас в каком-нибудь нарушении и скажет, что он должен составить протокол, то, вместо того чтобы совать ему деньги ("А может без протокола, а?"), предложите ему в самом деле заняться составлением протокола. В девяноста девяти случаях из ста он вернёт вам ваши документы и махнёт рукой: "Да ну вас, езжайте дальше". Составление протокола – очень долгая процедура, и сам инспектор ничего на этом не заработает. За это время он лучше поймает ещё несколько нетерпеливых нарушителей и стряхнёт с них мзду.
7.4 Иногда инспектор, особенно начинающий, задаёт неэтичный вопрос:
– А кого это вы везёте? Пассажира? А у вас есть лицензия на перевозку пассажиров?
Следует сделать изумлённый вид:
– Какой извоз? Кто это бомбила? Я просто решил подвезти симпатичную девушку, ну и познакомиться заодно, телефончик у неё спросить.
Или, как вариант:
– Я просто решил подвезти этого почтенного пожилого человека, из уважения к его возрасту, ведь он мне в отцы годится. Тем более, что мне с ним по пути.
Впрочем, опытный, уважающий себя инспектор такой неприличный вопрос не задаст.
8. Лирическое отступление.
Иногда пассажиры, и очень часто, не прочь поболтать, порассказать о себе. Люди в больших городах очень страдают от того что их никто не хочет выслушать и изливают свою душу бомбиле. Часто рассказывают просто поразительные вещи. Всегда слушаю их истории внимательно и с большим интересом. Но и сам рассказываю им какие-нибудь занимательные истории. При этом внимательно слежу за их реакцией, выслушиваю замечания, отвечаю на вопросы. Потом отрабатываю детали, рассказываю эту историю пассажирам ещё несколько раз – и можно писать новый рассказ.
Пограничный пункт Казачья Лопань, Харьковская область, граница Украины с Россией.
Январь 1997 года.
Не успели толком отъехать от Харькова, разложить вещи, и на тебе – граница. На час задержат, не меньше. Впрочем, вещей-то у меня – одна сумка. И место в вагоне – хуже не придумешь: боковая верхняя полка в конце вагона, сразу за дверью – сортир, куда постоянно ходят пассажиры, хлопая меня дверью по ногам. Ну и ладно, я утешал себя банальной пословицей, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Или сидеть в Харькове на вокзале.
Итак – граница, всем оставаться на своих местах! Идёт таможенный и пограничный досмотр. Лёжа на своей верхней боковой, я увидел их, прикордонников ("пограничников" – укр.).
"У них – большие автоматы,
и маленькая зарплата". (с) Т. Шаов.
Спрыгнул с полки и скинул вниз свою сумку – пусть досматривают, мне скрывать нечего.
– Что у вас в сумке? – грозно спросил меня пограничник с трезубцем на шапке.
– Продукты, – говорю (надо же что-то жевать в дороге).
– Не верю! – Звонко и торжественно провозгласил погранец.
– Будете проверять? – с готовностью предложил я.
– Не буду! – отрезал он.
И с достоинством удалился.
Там же. Лето 2001 года.
По переполненным вагонам скорого поезда "Севастополь – Санкт-Петербург" идёт досмотровая группа из трёх прикордонников и одной поисковой собаки. День был очень жаркий, солнечный, на такие дни щедро украинское лето. Пока ехали – ещё ничего, ветер из окон уносил духоту с вагонов. Но вот встали на границе – и всё, туши свет, в вагонах, набитых россиянами, едущих с курортов Крыма, дышать стало совсем нечем. Особенно из-за духоты страдали дети и... служебная собака. Высунув язык она часто и тяжко дышала. А вожатый всё дёргал её за поводок: "Ищи Буран, ищи!"
"Сам ищи, куда запасную обойму от своего ПМ проебал, остолоп", – подумал Буран почти не реагируя на окрики, пробираясь меж столпившихся в проходе пассажиров плацкартного вагона, наступая им на лапы. До чего же они вонючие – ноги у людей! Его одолевало мучительное желание поднять заднюю лапу на одну из таких ног и пометить её. А тут ещё духота...
И вдруг! Он узнал бы этот запах из тысячи, даже спросонок. Пёс закрутился от нетерпения и натянул поводок: "Скорее, хозяин, за мной!"
И вот Буран уже в напряженной боевой стойке возле большого пластикового пакета, завертел хвостом и солидно, сдержанно гавкнул.
– Что в сумке? Показывайте!
Пограничник за спиной вожатого незаметно перевёл автомат из-за спины в положение "на грудь".
На четырех местах тут ехали супруги и две дочки лет 12-14. Женщина стала выкладывать свёртки на стол, а собака продолжала гипнотизировать нетерпеливым взглядом пакет и вертеть хвостом. На самом дне лежал небольшой свёрток, завёрнутый в алюминиевую фольгу. Развернули – вот оно, наконец-то!
Пёс громко и протяжно, наполовину завыл, наполовину залаял:
– У-а-а-ау-у!!! Га-а-ау-у-у!!! Гав!!! Гав!!!
Жирная, сочная зажаренная курочка, с аппетитной хрустящей коричневой корочкой, истекающая янтарными каплями ароматного куриного жира, с нежными куриными косточками, в которые так хотелось впиться клыками и не спеша, где-нибудь в тенёчке, обрабатывать их.
Пограничники не смогли скрыть своего разочарования. Зато девочки-пассажирки оживились:
– Ой, она же есть хочет! Дяденьки пограничники, можно мы дадим вашей собачке курочку? Вон она как облизывается.
Лай Бурана уже перешёл в унизительно-просительное повизгивание.
– Нельзя, – сурово ответили пограничники. – Не заслужила!
И пошли дальше, уже не скрывая усмешек:
– Эх, Буран, Буран! Как же ты облажался. И нас к тому же опозорил, разве тебя не кормят, скажи?
"Жрите вы сами свою овсянку!" – Подумал Буран. – "Хрен когда от вас куриной косточки дождёшься. Сами вон в станционном буфете пиво с ветчиной трескаете".
Но промолчал. Бесполезно с ними говорить, с двуногими. Не поймут. А поймут – не поверят.
Второй залп «Авроры». Перезагрузка. (Попытка исторической реконcтрукции).
Вместо эпиграфа анекдот.
Вопрос армянскому радио:
– Какой военный корабль самый мощный в мире?
Ответ:
– Крейсер «Аврора»: один холостой выстрел – и в стране разруха.
19 июня 1923 года, рейд Кронштадта – форт Павел I.
Вообще-то, «Аврора» здесь немного за уши притянута, залпа с крейсера не было. Только ее экипаж при делах в этой истории.
Э-э-э… стоп! Опять забегаю вперед, опережаю сюжет. Ну – ладно, начнем сначала, по порядку и не торопясь. А уж читатель нас рассудит.
Итак, ясным, солнечным, но ветреным июньским днем, а такие дни – редкость в Петрограде и Кронштадте, учебный крейсер «Аврора» Морских сил Балтийского моря стоял на внешнем рейде Кронштадта, к зюйд-осту от Кроншлота, ближе к Ораниенбаумской отмели.
Да, да, та самая «Аврора», что выстрелом с бакового орудия в ночь с 24-го на 25-е октября (по старому стилю) дала сигнал к штурму Эрмитажа, то есть, Зимнего дворца, конечно. Уже к началу Империалистической или Мировой войны крейсер, ветеран еще русско-японской войны, изрядно устарел и числился учебным кораблем Балтийского флота. Но с началом боевых действий крейсер мобилизовали, перевели из учебных в боевые. От изменения статуса старый крейсер не стал более грозным. Конечно, шестидюймовые морские пушки Канэ производства Обуховского императорского сталелитейного завода смотрелись очень внушительно. Но лишь военно-морские офицеры, или военспецы, как их стали именовать после революции, понимали, что калибр и число пушек (14 х 152 после перевооружения) – еще не все. Грозной боевой силой крейсер делают также: скорость, броня, защита орудий (в «Авроре» пушки были не в башенных установках, а всего лишь прикрывались бронещитами), дальномеры, система управления огнем и многое-многое другое. Все это было на древнем крейсере архаичным, но с началом войны кое-что все же обновилось. Тем не менее, в составе Второй бригады крейсеров «Аврора» приняла активное участие в Мировой войне, командир – капитан первого ранга Г. И. Бутаков. Старый крейсер имел притом мощную и новейшую по тем временам радиотелеграфную станцию, почему и выбрали его большевики в дни восстания. В соответствии с ленинским планом: сначала почту, потом телефон, телеграф. Потому что революционеры высоко оценивали значение связи в военном деле. Впрочем, не будем забегать вперед.
В кампанию 1916 года крейсер временно использовался для практики гардемаринов Морского корпуса, а затем участвовал в операциях по обороне Рижского залива, поддерживал артиллерией сухопутные части, отражал атаки аэропланов противника на соединение российского флота установленными на нем двумя 75-мм и одной 40-мм «аэропушками»
Осенью 1916 году крейсер встал на капитальный ремонт на Франко-Русском заводе в Петрограде. Общение с рабочими верфи привело к тому, что экипаж крейсера оказался напрочь распропагандирован революцинными агитаторами.
Во время февральской революции 1917 года, а точнее 27 февраля, на крейсере возник стихийный митинг из-за того, что командир крейсера, им уже был капитан 1 ранга Никольский, арестовал и посадил в корабельный карцер троих рабочих-агитаторов. При разгоне митинга командир и старпом Огранович открыли по команде огонь из револьверов. Пару слов о командире. Как он командовал крейсером – не мне, сухопутному, судить. Но, судя по дальнейшим событиям, не нашел командир взаимопонимания ни с командой, ни с офицерами. К примеру, старший офицер крейсера ни разу не приглашал командира отобедать в кают-компании с офицерами, и тот столовался у себя в каюте. Для тех, кто понимает, это о многом говорит. 28 февраля на крейсере был поднят красный флаг, командир убит матросами, а старпом ранен. Впрочем, вскоре после этого отношения между офицерами и командой наладились, восстановлены были дисциплина и взаимное доверие.
