— Очень интересно, — сказала Фульвия Моргана. — Это Филипп Лоу?
— Нет, это Хэзлитт.
— Но это просто удивительно. Так современно звучит! Неопределенности, проблемы, противоречия… Хэзлитт явно опередил свое время. Какой смелый выпад против буржуазного эмпиризма!
— Я думаю, это ирония, — осторожно сказал Моррис. — Это цитата из очерка, название которого — «Ученое невежество». Фульвия Моргана скривилась:
— Эти англичане со своей иронией! Никогда не знаешь, когда они говорят серьезно, а когда — нет.
Подъехавшая тележка с напитками послужила хорошим предлогом прервать разговор. Моррис попросил себе виски со льдом, а Фульвия — коктейль «Кровавая Мэри». Затем они вновь вернулись к конференции в Чикаго.
— Столько было разговоров об этой профессорской должности при ЮНЕСКО, — заметила Фульвия. — Закулисных, разумеется.
— Что это за должность? — Моррис вдруг почувствовал беспокойство, холодком пробежавшее по его телу, слегка разомлевшему от алкоголя и от столь неожиданного и приятного знакомства с обворожительной коллегой. — Я ничего не слышал о должности при ЮНЕСКО.
— О ней пока рано беспокоиться, она еще не объявлена, — улыбнулась Фульвия. Моррис попытался выдавить из себя небрежный смешок, но и в его собственных ушах он прозвучал фальшиво. — Предполагается, что это будет должность профессора-литературоведа, оплачиваемая из бюджета ЮНЕСКО. Но это пока лишь слухи. Я думаю, их распустил Артур Кингфишер. Говорят, он главный консультант конкурсной комиссии.
— А что еще, — спросил Моррис нарочито обыденным тоном, — говорят об этой должности?
Собственно, можно было и не дожидаться ответа, чтобы понять: вот место, достойное его тщеславных помыслов. Должность профессора-литературоведа при ЮНЕСКО! Без сомнения, самая высокооплачиваемая в гуманитарных науках. Фульвия подтвердила его догадки: поговаривают о ста тысячах долларов в год. Разумеется, никаких налогов — как и для всех должностей при ЮНЕСКО. Обязанности? Практически никаких. Должность не входит в штат какой-либо организации, чтобы не оказывать предпочтения той или иной стране. Она практически номинальная (чего нельзя сказать о деньгах), и занимающий ее счастливчик может проживать где ему заблагорассудится. Официальная резиденция со штатом помощников будет у него в Париже, но он не обязан в ней отсиживаться. Его дело — летать по белу свету за счет ЮНЕСКО, посещая конференции, и поддерживать отношения с членами мирового ученого сообщества, да и то по своему усмотрению. Ни обучения студентов, ни проверки экзаменационных работ не будет, не будет он и председательствовать в разных комиссиях. Ему будут платить лишь за то, чтобы он думал-думал и, если придет настроение, что-нибудь писал. В Париже перед компьютерами его будет поджидать команда секретарей, готовая печатать, вычитывать, переплетать и распространять во все
пределы его размышления касательно онтологии художественного текста, терапевтического воздействия поэзии, природы метафоры, отношений между синхронными и диахронными литературными исследованиями. У Морриса Цаппа голова пошла кругом — не столько от золотых гор и привилегий, которые сулит вожделенное место, сколько от того, какой завистью к его обладателю изойдут те, кому оно не достанется.
— Это будет для него пожизненная ставка или на срок? — спросил Моррис.
— Я думаю, на три года, с сохранением для нее места в университете.
— Для нее? — обеспокоенно повторил Моррис. Неужели на этот пост уже наметили Юлию Кристеву или Кристину Брук-Роуз? — Почему вы сказали «для нее»?
— А почему вы сказали «для него»?
Моррис успокоился и в знак поражения поднял руки:
— Ваша взяла! Бывшему мужу автора феминистского бестселлера стыдно попадать в подобную ловушку.
— Кто этот автор?
— Она пишет под именем Дезире Бирд.
— Как же, как же, «Giorni difficile»[36]. Читала я ее. — Она взглянула на Морриса со вновь вспыхнувшим интересом. — Эта книга автобиографична?
— В чем-то — да, — ответил Моррис. — А эта должность при ЮНЕСКО — вас бы она привлекла?
— Нет, — решительно сказала Фульвия Моргана.
Моррис ей не поверил.
В то время, когда Моррис Цапп и Фульвия Моргана, пролетая над юго-востоком Франции на высоте девять тысяч метров, приступили к легкому обеду, Перс МакГарригл на лондонской подземке добрался до аэропорта Хитроу. После отъезда Анжелики уже ничто не держало его в Раммидже, поэтому он не пошел на заключительное заседание конференции и поездом уехал в Лондон. Он надеялся, что ему удастся в последнюю минуту купить билет подешевле, поскольку полученный в колледже грант предусматривал лишь морские или железнодорожные расходы. Сотрудники авиакомпании «Эйр Лингус» в аэровокзале номер два записали его имя и предложили зайти в половине третьего. Пока Перс размышлял, чем занять себя в ближайшие два часа, зал ожидания заполнила сотня мусульманских паломников с багажом, обклеенным этикетками «Сарацин — тур». Обратившись лицом к Мекке, они распростерлись на полу в молитве. Двое уборщиков, опершись на щетки, с презрением наблюдали за ними.
— Хреновы чурки, — сказал один. — Если им невтерпеж помолиться, чего бы им не пойти в хренову часовню?
— Чего они там потеряли? — возразил ему напарник, демонстрируя расовую терпимость. — Им мечеть нужна.
— Ах, ну конечно! — саркастически ухмыльнулся первый. — Нам в Хитроу только мечети не хватает.
— Да я не говорю, что нам нужна мечеть, — терпеливо разъяснил второй. — Просто в часовне им делать нечего. Ведь они — ино-вер-цы, — с расстановкой произнес он, щегольнув умным словом.
— Ну, ты еще скажи, что нам нужны и синагога, и буддийский храм, и тотемный столб для краснокожих, чтобы они вокруг него устраивали танцы. И вообще, чего эти чурки здесь разлеглись? Если они летят в свою хренову Мекку, им нужен четвертый аэровокзал.
— Извините, вы сказали, что в аэропорту должна быть часовня? — вмешался в разговор Перс.
— Не должна быть, а точно есть — ответил наименее веротерпимый уборщик. — Рядом с бюро находок, так ведь, Фред?
— Нет, рядом с диспетчерской вышкой, — ответил Фред. — Идите по подземному переходу к третьему аэровокзалу, а затем по указателям к автобусной станции, потом примите влево, потом вправо. Прямо в нее и упретесь, не пропустите.
Однако Перс ее пропустил, и не раз. Он спускался и поднимался по лестницам и эскалаторам, перемещался по движущимся тротуарам, проходил туннели, пересекал мосты. Как и центральный квартал Раммиджа, аэропорт Хитроу отвергает прямое, горизонтальное перемещение. Пассажиры бредут окольным путем и плутают в дурных лабиринтах[37]. Раз ему встретился знак «К часовне Святого Георгиями он устремился в указанном направлении, однако в результате вышел к прачечной. Он то и дело спрашивал дорогу у сотрудников в униформе, но в ответ получал все более невразумительные и противоречивые объяснения. Перс готов был уже прекратить поиски: у него разболелась голова, ныли ноги, а плечо оттянула дорожная сумка, однако что-то толкало его вперед. Застывшие в молитвенной позе мусульмане напомнили ему о скверне в его собственной душе, и хотя было маловероятно, что в часовне его ждет на исповедь католический священник, он все-таки испытывал непреодолимое желание раскаяться в грехах в каком-нибудь богоугодном месте, прежде чем вверить свою жизнь летательному аппарату.
Когда Перс в третий раз оказался у второго аэровокзала и уже отчаялся найти часовню, ему на глаза попалась девушка в форменной одежде, и он обратился к ней с вопросом, пообещав самому себе, что делает это в последний раз.
— Часовня Святого Георгия? Это около диспетчерской вышки, — сказала она.
— Мне так и сказали, но я уже полчаса ее ищу и ни черта не могу найти!
— Если хотите, я могу отвести вас туда, — с готовностью сказала девушка. На лацкане ее пиджака был прикреплен значок с именем и фамилией: «Шерил Саммерби».
— Вы чрезвычайно любезны, — ответил Перс. — Но только если это не отвлечет вас от ваших обязанностей.
— У меня сейчас обеденный перерыв, — сказала Шерил и зашагала рядом с Персом. У нее была несколько странная походка — она шла, будто цирковая лошадка, грациозно печатая шаг, и ее энергичные действия не сильно продвигали ее вперед, зато заставляли подпрыгивать на ходу ее длинную белокурую гривку и другие части тела, что в целом производило приятное впечатление. Ее голубые глаза слегка косили, и это придавало ее взгляду рассеянность и мечтательность. В руках она несла яркую пластиковую сумку, из которой торчала карманного формата книжка под названием «Любовная сцена», а также твидовая ушанка в красно-коричневую клетку, показавшаяся Персу знакомой.
— Это случайно не профессора Цаппа? — спросил он.
