– Пролетарии всех стран, соединяйтесь!..
Пока окончательно не уснул под наркозом. Он так и не очнулся. Слишком долго коммунисты проверяли его документы у Бранденбургских ворот, – наступил перитонит, и никакие усилия врачей Восточного Берлина спасти его не могли. Он скончался на бесплатном операционном столе, и так же бесплатно труп передали через стену на Запад, где его и похоронили в кредит, обременив вдову долгами...
Очень жаль, что сплошные облака под нами. Интересно взглянуть на оба Берлина с такой высоты. Один, говорят, выглядит очень мрачно, почти без огней, а второй сверкает, переливается неоном. Его называют витриной свободного мира.
Севернее города Берлина. Высота 30000 футов.
Господи, Боже ты мой! Каких только евреев не бывает на свете! Прогуляйтесь по Тель-Авиву или ещё лучше – по Иерусалиму, посмотрите по сторонам, загляните в лица встречным. Да зачем в лица? Посмотрите, как они одеты, какие украшения носят. Да, наконец, какой у них цвет кожи?
Нам, которые всю жизнь свою прожили чёрт знает где, но не со своим народом, всегда казалось, что портрет типичного еврея – это длинный, а для пущей красы, горбатый нос, тёмные, курчавые волосы и оттопыренные уши. Размером, конечно, поменьше, чем у слона, но побольше, чем, скажем, у Коли Мухина.
Так вот, таким представляли себе еврея мы, люди без роду, без племени, да ещё карикатурист уважаемой газеты «Правда» Борис Ефимов (по секрету могу сообщить: тоже еврей, и настоящая его фамилия, которую юмористы называют девичьей – Фридлянд), а также самые заурядные антисемиты. И все очень заблуждались.
Только в Израиле я узнал, как в действительности выглядит еврей. И узнал я вот что: еврей никак не выглядит. Потому что нет еврейского типа. Есть сто типов, и все разные, как народы, среди которых евреям приходилось жить из поколения в поколение. Что это была за жизнь – это другой вопрос, и мы его не будем сейчас касаться.
Еврейка из Индии – как родная сестра Индиры Ганди. И глаза такие же, и цвет кожи, и в такую же ткань завёрнута сверху донизу – это у них называется сари. И бриллиантик вколот вместо мочки уха в крыло ноздри. Может быть, у Индиры Ганди бриллиантик на несколько каратов покрупнее. Но разве в этом дело?
Каждый раз, когда я видел евреев из Индии на улицах Иерусалима, мне почему-то хотелось крикнуть, как это делал наш незабвенный вождь и учитель Никита Хрущёв, встречая индийского гостя:
– Хинди, русси – бхай, бхай!
Никита обожал иностранные слова, хотя натыкался на немалые трудности при их воспроизведении. Помню, покойный папаша Индиры Ганди приезжал в Москву, и на стадионе имени Ленина ему была устроена торжественная встреча. Никита Хрущёв, с утра поддав грамм триста, никак не меньше, приветствовал дорогого гостя и всё порывался назвать его полным именем. А имячко-то было такое, что русскому человеку на нём язык сломать можно
– Джа-ва-хар-лал! Правда, фамилия попроще – Не-ру.
Я по телевизору видал и своими ушами слышал, как душечка Хрущёв трижды штурмовал это имя. И всё с тем же результатом.
– Нашему дорогому гостю Джа-вахрал...
Он пучил глаза, переводил дух и снова приступал:
– Нашему дорогому гостю Джа-валахра...
Вытирал пот, отступал на шаг и, набычившись, кидался на микрофон:
– Джахрала... на...
Индийский гость стоял рядом в своих национальных белых кальсонах, и при каждой попытке Хрущёва пробиться сквозь его имя закрывал глаза и страдал, как от зубной боли.
Но я, кажется, отвлёкся.
Арабский еврей, скажем, из Марокко или из Йемена никакой не еврей, как мы это понимаем, а настоящий араб. Да ещё с арабскими привычками, которые в СССР называют феодально-байскими пережитками. Плодится, как кролик, работой себя не утомляет, и в глазах у него обычно такое томно-вдохновенное выражение, какое бывает у совокупляющихся за миг до оргазма.
Мне очень трудно внушить себе, что это мой родной брат, или хотя бы двоюродный. В таком случае Коля Мухин, русский, а не еврей, имеет больше оснований называться моим братом-близнецом. С ним у нас есть хоть какое-то сходство. Ну, скажем, цвет глаз или... взгляд на жизнь.
За всю свою жизнь никогда и нигде я не чувствовал себя таким чужим и одиноким, как в Израиле. Я знаю, найдётся немало умников, которые ухватятся за эти мои слова и станут топтать меня ногами и приговаривать:
– Идиот! Негодяй! Нахлебник! А чего ты ждал от Израиля? От этой бедной, маленькой страны, окружённой со всех сторон врагами? А если б ты поехал в Америку? Или в Англию? Или в Германию? Там бы ты не чувствовал себя одиноким? И там бы ты тоже предъявлял претензии?
– Нет! – отвечу я таким умникам. – Там я бы ни на что не жаловался, никаких претензий не предъявлял. В эти страны я бы приехал беженцем и был бы рад куску хлеба.
Израиль – другое дело. Каждый из нас ехал туда, как к себе домой, и вёз в душе придуманный им Израиль. И когда стукнулся лбом о предмет своих мечтаний, взвыл так, как будто его жестоко надули, отняли последнюю надежду.
Допустим. в Нью-Йорке меня обсчитали в магазине. Ну, я ругнусь, обзову продавца жуликом, возможно, даже захочу дать в морду – и дело кончено. К Америке в целом у меня нет претензий.
А вот когда в славном городе Иерусалиме на вонючем и шумном, как цыганский табор, рынке «Маханей Иегуда» бородатый, как на библейской картинке, еврей, торгующий ощипанными курами, надувает меня на лишнюю лиру, пользуясь тем, что языка я не знаю и на иврите не могу сосчитать до десяти, то мне хочется взвыть и устроить маленький еврейский погром. Потому что рушится моя хрупкая надежда на то, что, наконец, я дома, у себя, среди своих. Этот еврей у меня не лиру украл, а последнюю надежду. Мне не хочется больше жить, мне хочется умереть.
Меня обманывали на этом рынке не раз и не два. И не потому, что я такой шлимазл. Все новые эмигранты через это прошли. Но когда это случилось в первый раз, у меня из глаз брызнули слёзы.
Я стоял, как будто меня дубиной огрели, оглушённый воплями торговцев и предсмертными криками осипших кур. Куриный стон стоял над рынком. Тысячи крыльев бились в пыли. Остро, до тошноты, воняло куриными потрохами.
Жирные резники в ермолках, с заложенными за уши концами пейсов, острыми бритвами полосовали ощипанные куриные шейки, совали бьющихся в конвульсиях кур в воронки для стока крови, а бритвы сладострастно закладывали в рот, сжимая лезвия губами, чтоб освободить руки для новой жертвы.
Я стоял среди этого кошмара, и слёзы катились по моим щекам. Евреи обтекали меня с обеих сторон и не удивлялись моим слезам. У человека горе. В Израиле этим не удивишь.
Я стоял в еврейской столице, затёртый еврейеской толпой, и со стороны сам себе напоминал заблудившегося мальчика, потерявшего дорогу домой.
– Люди добрые! Проявите участие! Возьмите детку за руку, отведите его домой.
Но тогда возникает законный вопрос: а есть ли у этого детки дом? И был ли у него когда-нибудь дом?
У себя дома, в благословенном Израиле, нас – эмигрантов – любят ещё меньше, чем там, на чужбине, где наши предки две тысячи лет мечтали быть в будущем году в Иерусалиме.
У себя дома, в благословенном Израиле, евреи научились ненавидеть друг друга похлеще, чем их прежние гонители. Если вы из России, то вы обязательно «русский бандит», если вы из Румынии – на вас, как клеймо, кличка «румынский вор». А если вы из Марокко, то лучшей клички, чем «чёрная скотина», вы не заслуживаете.
У себя дома, в благословенном Израиле, еврей обирает еврея с такой изощрённостью и с таким бесстыдством, что расскажи мне кто-нибудь об этом прежде, чем я ступил на эту землю, я бы этого «кого-нибудь» обозвал злейшим антисемитом и плюнул бы ему в рожу.
А теперь плюйте в рожу мне.
Я – парикмахер. Это не доктор филологических наук. И слава Богу. Доктор наук ещё долго попрыгает, пока найдёт себе занятие для пропитания, а парикмахеру искать нечего. Волосы растут у людей под всеми широтами, при любом строе и даже при самой большой девальвации.
Израиль – страна эмигрантов. Для неё эмиграция, как свежая кровь. Остановись эмиграция – закупорка вен и, как говорят медики, летальный исход, то есть смерть. Потому что если не будет свежих эмигрантов, то страна быстро опустеет и превратится в Палестину. Старожилы бегут из неё довольно стройными колоннами, и кому-то же надо восполнять славные ряды коренного населения государства Израиль, иначе эту страну скоро придётся на радость арабам вычеркнуть из географических справочников и приспустить бело-голубой флаг перед известным зданием ООН на берегу реки Ист-Ривер, что протекает в городе Нью-Йорке.
Для чего ещё нужна эмиграция? Для денег. Будут приезжать эмигранты, и взволнованное этим фактом мировое еврейство не поскупится и будет отваливать изрядные денежки государству Израиль для устройства этих эмигрантов.
Откуда можно сейчас раздобыть эмигрантов? Из России. В других странах ещё раньше был окончательно решён еврейский вопрос, и поэтому там ничего не осталось, кроме еврейских кладбищ, которые понемногу превращаются в парки и места народных увеселений имени Болеслава Гомулки.
