Когда мы потом приезжали его проведать, самым трудным для Тольки было не смеяться. Не смеяться Ерошенко и так-то не умел, а уж когда мы начинали дразнить его, в красках описывая его же приключение, получившее название «Яйца над пропастью», то из-под километров бинтов раздавалось только жалобное: «Замолчите, идиоты, мне смеяться больно!»
«Яйца над пропастью» заслуженно вошли в список самых ярких происшествий не только в жизни нашего полка, но и всего Закавказского военного округа. На следующее после исторического полета утро штаб округа проводил традиционную планерку, в том числе собирая данные о происшествиях за минувшие сутки. На связи в Тбилиси находился лично командующий войсками округа, генерал Родионов.
Толик среди зрителей. Уже восстановился после своего исторического полета
Мы с Игорем Николаевичем Родионовым, как оказалось, буквально бегали друг за другом. Он появился в Закавказье позже меня, в апреле 1988 года. Зато приехал из моего родного Московского военного округа, первым заместителем командующего которого он стал летом 1986-го, за несколько месяцев до моего там появления. Не исключено, что генерала Родионова направили на Кавказ со вполне однозначной задачей – не допустить дальнейшей эскалации конфликтов. После погромов в Сумгаите стало очевидно, что события в регионе в любой момент могут выйти из-под контроля, и вполне вероятно, что армии пришлось бы заниматься выполнением не совсем привычных для нее задач. Косвенно эта версия подтверждалась еще и тем, что генерала назначили не только командующим войсками округа, но и военным комендантом Тбилиси. Впоследствии я только укрепился в своем предположении, когда вызревавший на протяжении восемьдесят восьмого года нарыв лопнул в Тбилиси весной восемьдесят девятого, уже после моего возвращения домой.
Игорь Родионов, в 1988 командующий Закавказским военным округом
В ночь на 9 апреля 1989 в Тбилиси войска разогнали митинг грузинской оппозиции у Дома правительства. Погибли 19 человек, по самой распространенной версии – в результате давки и ран, нанесенных саперными лопатками. Так называемая «комиссия Собчака», которая потом проводила расследование, так и не установила, кто отдал приказ на вытеснение людей с площади.
Многие утверждали, что приказ этот отдал именно командующий округом. Так или иначе, жесткость генерала Родионова если и не привела к решению самой грузинской проблемы, то сыграла положительную роль в его карьере. Ситуация в Грузии последовательно ухудшалась, и тбилисские события лишь привели к всплеску популярности Звиада Гамсахурдия, в итоге ставшего президентом. В нашем полку лидера грузинских националистов абхазы и осетины называли не иначе как «Змияд», а в Москве я столкнулся с новой для меня поговоркой: «Геморрой и Гамсахурдия». Что же до генерала Родионова, то Игорь Николаевич уже в августе 1989 года был переведен обратно в Москву и в конце концов занял, хоть и ненадолго, пост министра обороны.
Тбилисские события 9 апреля 1989 года
Но все это произошло потом. А в тот день генералу Родионову сообщили, что в 130-м артиллерийском полку в Кутаиси произошло ЧП: из окна выпал военнослужащий. Диалог пересказали, конечно же, наши штатные «уши» из штаба корпуса.
– При каких обстоятельствах? – пробасил генерал. Сначала повисла пауза, а потом из Кутаиси раздалось какое-то нечленораздельное мычание.
– В чем дело? При каких обстоятельствах, я спрашиваю!
– Э-э-э, при отправлении естественных надобностей, товарищ генерал! – набравшись духу, отрапортовал дежурный из Кутаиси. Опять пауза, только теперь уже в Тбилиси.
– Он срал из окна, что ли? – генерал слово в слово повторил вчерашний вопрос нашего замполита.
– Так точно, товарищ генерал!
– Ну… Он хоть живой?
– Так точно, товарищ генерал!
Полученные ответы настроили генерала Родионова на философский лад.
– Сколько лет уже служу, но такого случая не припомню! – заключил он и перешел к следующему вопросу.
Вот так мы отметили наши «сто дней до приказа». Хотя нет, празднование мы продолжили большой увольнительной в Цхалтубо, куда отправились вместе с нашими девчонками. Знаменитый курорт располагался совсем рядом с Кутаиси, всего в девяти километрах и я, как человек любознательный, очень надеялся, что смогу побывать в Сатаплийских пещерах, чтобы своими глазами увидеть следы динозавров.
Цхалтубо. Олег и наши поклонницы
К сожалению, сделать этого мне не удалось. План поездки пришлось переиграть, потому что Олегу просто необходимо было закупиться какими-то одному ему известными товарами, так что все свелось к однодневному шопингу с попутным посещением заведений общественного питания. Мое разочарование усугубилось знакомством с пивом, произведенным на этом славящимся своими целебными источниками курорте. Зачем в Грузии в целом, а в Цхалтубо в частности, варили пиво, я не знаю до сих пор. Но все еще искренне считаю цхалтубское пиво самой мерзкой разновидностью этого напитка в мире.
Сатаплийские пещеры со следами динозавров
Еще через пару дней грянул другой праздник, повторения которого уже больше никогда не было. 22 июня футбольная сборная Советского Союза обыграла итальянцев в полуфинале чемпионата Европы. 2:0! На ушах ходили все, но наши хохлы – в особенности. Шутка ли: пятнадцать человек в составе сборной представляли киевское «Динамо». И пусть мы не стали чемпионами, а Беланов еще и ухитрился в финале не забить с пенальти голландцам, положа руку на сердце, все понимали, что случившееся – прыжок выше головы. Конечно, в том же году, в октябре, золото советские футболисты все же завоевали, на Олимпиаде в Сеуле. И мы тоже смотрели эти матчи, и тоже болели изо всех сил, но… Олимпийские футбольные награды, при всем уважении к самому институту Олимпийских игр, не могли сравниться по престижности с медалями европейского первенства.
Как это ни странно, но нам самим поиграть в футбол удавалось редко. Я даже не знаю почему. Стадион у нас был вполне приличный, находились мы в Грузии, где футбол любили, но до того, чтобы побегать с мячиком по травке, дело доходило всего пару раз. Видимо, причины следовало искать в заформализованности нашей жизни. Не было нигде указано, ни в каких уставах, что солдатам по воскресеньям положено играть в футбол! Этот вид спорта «праздничным», в отличие от кроссов и подтягиваний на перекладине, не считался. Наличествовала бы в каком-нибудь регламентирующем документе такая строчка, глядишь, и веселее проходили бы наши спортивные мероприятия. А что касается меня, то в этом случае я бы точно в них участвовал!
Поэтому душевное отдохновение я продолжал искать в нашем музыкальном творчестве и в походах в кино. Очередным фильмом, который я посмотрел, стала «Легенда о Нараяме», почти совсем свежий, восемьдесят третьего года, лауреат Каннского фестиваля. На моей кутаисской памяти это был единственный фильм, для показа которого в городе ввели дополнительные сеансы после одиннадцати часов вечера. Не хочу показаться предвзятым, но, как мне казалось, дикий ажиотаж вызывала вовсе не сама рассказанная история, а то, как она была рассказана! Все-таки «дремучесть» в развитии советских кинозрителей в те времена проявлялась очень часто. И не только кинозрителей.
Июль 1988 года, мой день рождения. Мама фотографирует нашу с братом прогулку по Кутаиси
Большая страна походила на лоскутное одеяло, состоявшее из множества кусочков, не похожих друг на друга ни по цвету, ни по фактуре. А наша армия все эти индивидуальные кусочки смешивала в одну кучу. Как правило, малоудачно. Был у нас один литовец, Прашавичюс. Если в Литве существует понятие глухой провинции, то вот он являлся ее представителем. Иногда впечатление складывалось такое, что Прашак вообще в своей жизни ничего не видел, ни о чем не слышал и ничего не знал, кроме каждодневного тяжелого крестьянского труда. Любимым развлечением многих было дразнить Прашавичюса рассказами о кутаисском метро, которого в городе, конечно, не существовало. Но наивный сельчанин, попадая в увольнительную, каждый раз отправлялся в центр и искал в подземном переходе под площадью вход на станцию. А когда он возвращался в полк и рассказывал, что опять не нашел никакого метро, в его разведывательном дивизионе все делали круглые глава и удивлялись: «Как так, не нашел? Не может такого быть!»
Кончились все эти розыгрыши печально. По крайней мере, по тому, что я знал к моменту своего увольнения. Дело было в нашем полковом туалете. Он, конечно, не производил столь колоссального впечатления, как сортир в гарнизонном карауле в учебке, но все равно оставался сооружением эпического масштаба. Летом, прежде чем разместиться на его просторах, рекомендовалось некоторое время как можно энергичнее потопать по полу в запланированном для «размещения» районе, что объяснялось мерами безопасности. Шум и вибрация распугивали крыс, обитавших в туалете и свободно перемещавшихся из-под земли на поверхность и обратно через отверстия для приема твердых отходов организма. Туалетной бумагой мы не пользовались. В смысле, бытовой туалетной бумагой. Ее заменяла периодическая пресса, благо этого добра хватало. Например, в округе выходил армейский пропагандистский журнал «Красный воин». Когда его корреспонденты приезжали в полк, что происходило один раз в несколько месяцев, главной задачей становилось не попасть на глаза журналистам. Существовал риск, что они будут задавать вопросы, которые впоследствии выльются в статью, не дай Бог, иллюстрированную. В каждом номере «Красного воина» печатали такую величальную рубрику, что-то типа «Наши передовики» или «Равняемся на лучших». Корреспондент делал фотографию военнослужащего, потом в редакции на основе этого фото создавали рисунок, который позже и украшал одну из страниц издания. Естественно, никто не хотел, чтобы его портретом, пусть и размещенным под столь приятным заголовком, все потом дружно вытирали задницы.
