ни один мускул. Он не зарычал, не залаял, а просто спокойно прошел мимо меня, вжавшегося в стену, обтершись лохматым бурым боком о мои ноги.
Идущие следом овцы также, каждая по очереди, пообтирались о нас, так как тропа в этом месте была не широкая.
Но в отличие от псины, они молчать не стали, а поприветствовали нас разноголосым блеянием.
Идущая последней собака, так же прошла молча, а вот пастух остановил свою лошадку и мы, как положено в горах, обстоятельно побеседовали о том и о сем.
Узнав, что мы из Ленинграда, он оживился: — Как там Анатолий Александрович?
— А кто это? — полюбопытствовал я
— Баран! — прошипел мне в спину Ткачев — это Собчак.
Распрощавшись с политически подкованным пастухом, мы тронулись дальше, и Ткачев тут же поведал мне очередную историю — у него на каждую ситуацию всегда был наготове анекдот или байка из жизни:
Какие то его то ли друзья, то ли друзья друзей, где — то на Кавказе, едучи в машине, повстречали большую отару. Ехать было нельзя — со всех сторон их обтекали овцы — они ждали пока стадо пройдет. Были они навеселе, и кому то пришла в голову блестящая мысль: а давайте украдем овцу, и вечером зажарим, стадо большое, пастухи далеко, не заметят. Дверь в микроавтобусе — сдвижная, надо просто открыть ее и быстро втащить ближайшую овцу. Так и сделали — сдвинули дверь, быстро в две руки ухватили первую попавшуюся овцу, затащили внутрь и дверь закрыли. Пастухи ничего не заметили, план сработал блестяще. Было только одно «но» — впопыхах они не разглядев, вместо овцы затащили в микроавтобус овчарку, ибо она была почти того же размера и масти, что и овцы. Когда, охреневшая от такого обращения псина пришла в себя, она тут же доходчиво объяснила всей компании, что поступили они не хорошо. Не кусанным остался лишь водитель, успевший выскочить через свою дверь.
Больше в тот день нам никто не встретился.
Когда начало смеркаться, мы стали подыскивать место для ночлега. В одном месте тропа опустилась почти вровень с пересохшим руслом, и мы, обнаружив посередине участок, почти свободный от камней, поставили палатку. Поужинали консервами и залезли в спальники. За день мы достаточно прошагали, утомились и вырубились почти сразу. Проснулся я от яркой вспышки и чудовищного грохота. Прямо над нами шла гроза, хотя дождя не было и в помине. Я за всю жизнь не слышал такого грома! Молнии сверкали каждые 20 секунд. И одновременно со вспышкой — жуткий грохот! Я, слава Богу, не бывал под арт- огнем, но думаю, что свето-шумовая составляющая очень схожа! Било так, что сотрясались кишки — и это не метафора! За свою жизнь я не раз попадал в грозу — и на трассе, и в городе, и в сельской местности, но все они и отдаленно не смогли приблизиться по своей ярости и мощи. Возможно, мы просто поднялись слишком близко к Громовержцу.
Я уже писал про букашку, и вот опять приходит в голову то же сравнение. Советую всем состоявшимся и уверенным в себе горожанам сходить в горы. Психотерапия наоборот. Поможет переосмыслить масштаб собственной личности.
Нам со школы известно, что молнии обычно бьют в отдельно стоящие деревья и строения. Мы находились в палатке, одиноко стоящей посреди широкого пустынного русла, вокруг не было ни одного, способного приглянуться молнии, дерева — только редкие кустарники по склонам. У молнии просто не было других вариантов! Если бы я знал молитвы, я бы молился тогда!
Также известно, что молнии бьют в железные предметы, поэтому мы выкинули подальше от палатки топор и консервы.
Думаю, наиболее прозорливые читатели уже догадались, что в итоге все окончилось благополучно, и молния в нас не попала. Остальным же скажу, что через какое то время — мне показалось через 100 лет — гроза закончилась, также внезапно, как и началась.
Утром мы позавтракали, собрали поклажу и продолжили путь. Через какое то время тропа ушла в сторону от высохшего русла и стала понемногу забирать все выше и выше по склону горы. Идти стало тяжелее. Сзади послышался шум — нас нагонял паренек лет 16-ти. Он толкал перед собой велосипед. Как водится, разговорились, он тоже направлялся в Грузию, только в другое село. Пошли вместе. Сложили наши рюкзаки на велик и вместе стали толкать его все выше и выше в гору. Въехали в лес, растущий на склоне и стало еще тяжелее — поваленные деревья, кустарник, и все круче и круче вверх. Через каждые полчаса приходилось делать привал. Короче измотались конкретно. Но когда мы наконец то поднялись на перевал, то были вознаграждены завораживающим видом. Перед нами лежала Грузия! Пришвин, наверное, попытался бы описать бескрайний пейзаж, открывающийся с высоты птичьего полета, эти зеленые пологие склоны, совсем не похожие на скалы Дагестана, живописную долину далеко внизу и этот простор, от которого захватывает дух! Не знаю, что бы получилось у Пришвина, а я могу лишь сказать, что это было очень красиво и величественно.
Передохнули, перекусили. Тропа полого уходила вниз. Наш попутчик предложил подвезти наши рюкзаки на велосипеде. Мы охотно согласились, разместили их поудобнее, он распрощался и укатил, а мы налегке пошли пешком. Тропа была не особо широкая, но идти было приятно, во — первых под горку, а во-вторых она шла не над отвесным обрывом, как на Дагестанкой стороне и сбоку от тебя была не пропасть, а склон, хоть и достаточно крутой и уходящий далеко вниз, но достаточно пологий, чтобы в случае падения смочь остановиться. Типа крутого горнолыжного склона. Поэтому мы шли расслаблено и вовсю глазели по сторонам, ибо посмотреть было на что. Прошел час, второй. Мы шли, но пейзаж практически не менялся — те же просторы. Паренька и след простыл. Как бы не распрощаться с нашим багажом, мелькнула мыслишка. Я поделился ею с Ткачевым, он отмахнулся — Ну, что ты! — но мне показалось, как то неуверенно. Еще через час пути мы дошли до развилки. На тропе идущей направо, по которой нам следовало идти, были сложены наши пожитки. Дальше идти, уже с поклажей, стало все тяжелей, сказывалась усталость.
А тропа знай себе неторопливо бежала по лесистому склону и, насколько можно было видеть впереди, останавливаться не собиралась. Уже день клонился к закату, но остановиться на ночлег было негде. На тропе палатку не поставить, и мы плелись в поисках подходящего места.
Ткачев, ходивший этой тропой два года назад, уверял, что
