– Нет ничего проще. Вот допишу свой репортаж, получу гонорар, раздам долги, а на остаток мы пойдем покупать мне фрак…
Опять смеется:
– Ловлю на слове. Обещаешь?
– Обещаю…
Утром, проводив Марину на работу, снова сажусь за пятую (последнюю?) часть репортажа:
«Нас сотрясает почти одновременно… Мы лежим вне времени, вне пространства…»
Жизнь каждого из выдающихся людей всегда окружена потертой занавесью таинственности и загадочности. И поэтому трудно судить, что же на самом деле предопределило те или иные повороты в судьбе интересного обществу человека, что повлияло на истоки его творчества.
Появления творца в свете, его бурные романы, буйные конфликты не только не исчерпывают любопытство критиков и всяких прочих, но и наоборот, только разжигают его. Как правило, все эти события обрастают совершенно невероятными деталями, превращаются в откровенные слухи и домыслы. А в результате общественный портрет не имеет ничего общего с оригиналом.
И вот в связи с тем, что в литературном и обывательском мире сложилось совершенно неадекватное представление о жизни и творчестве выдающегося писателя Александра Николаевича Ермака, нами предпринимается попытка пролить луч света на темное лицо данного человека – мы публикуем исключительно подлинные свидетельства о его повседневной жизни, творческих тяготах, лишениях и заботах.
В ходе подготовительных работ нам поступило множество предложений к публикации от частных лиц, организаций и всяческих там союзов. Речь шла о воспоминаниях, отзывах, наблюдениях за творчеством и жизнью знаменитого прозаика, а иногда и поэта – одного из величайших первопроходцев интерактивной школы. Однако в большинстве случаев возникли определенные проблемы с тем, чтобы гарантировать читателям подлинность представленных документов, а также и событий в них описываемых. Поэтому, избегая опасности искажения натурального образа А.Н., мы отобрали лишь часть материалов, часть, действительно имеющую отношение к его жизни до смерти.
Все представленные документы, на наш просвещенный взгляд, достаточно широко освещают творчество замечательного Ермака современности, позволяют окончательно понять, как он дошел до такой литературной жизни, осознать, как ему удавалось совместить такую жизнь и такое искусство.
С почтением к до сих пор читающей публике,
Вс. Иванов-Розенблюм,
Профессиональный критик, друг и дальний родственник. Автор 12 предисловий, 48 послесловий и 365 некрологов. Член союза писателей– панегириков. Почетный член общества любителей слива.
В подготовке настоящего издания также принимали участие:
майор соответствующей службы Б.К. и почетная жена Ермака – Пульхерия.
Я, Ермак Александр Николаевич, родился в рабоче-крестьянской семье четвертым ребенком с края 11 мая 1962 года на границе города Новосибирска и деревни Огурцово Новосибирской области.
Моя мать – Анфиса Никоноровна, дочь четы Бурлаковых, бежавших от голода пешком из Рязани в Сибирь в начале века. Ее отец, мой дед, хотя и носил русскую фамилию, кровей был монголо-татарских княжеских из рода Чингисхана. Ее мать, моя бабка, была чистокровной хохлушкой – Гриценко. Они говорили на разных языках, потому и не понимали друг друга. Вследствие этого непонимания я и имею столь многочисленную родню – двенадцать тетушек и шесть дядек только по материнской линии.
Мой отец – Николай Прохорович был чистокровный русский, чего не скажешь о его родителях. Так дед был на одну половину бродяга – потомок легендарного путешественника Ермака, оставившего на память о пребывании в деревне ребенка и фамилию; на другую половину – откровенный мордвин. Бабка была чалдонкой – “то ли с Чала, то ли с Дона” и пела мне вечерами свои заунывные чалдонские матерные песни.
По нашему огороду проходила городская черта, которая и позволила мне, живя в непосредственной близости к природе и народу, вырастать городским жителем. Так в туалет я всегда ходил за черту города в деревню, обедал же с ножом и вилкой в руках в своей городской усадьбе. Все друзья мои были деревенскими, но учился я в городской школе, за что они меня частенько били – как городского, за что я их бил – понятно. Но после драки мы обычно уважали друг друга и даже гордились.
Моя первая учительница была математичкой и хотела воспитать из меня великого математика. И хотя я легко защитил теорему Ферма во втором классе, меня рвало на улицу в нематематическую импровизацию. Мне нравились житейские задачки с неизвестными личностями и парадоксальные примеры иррациональных решений.
Первый сексуальный урок мне преподала старшая сестра моего друга. Я был неоднократно изнасилован ею и ее двумя подругами. Однако я гордо не рассказал об этом никому кроме своих друзей и одноклассниц, а также поклялся не вступать с ней больше ни в какие отношения по собственной воле.
Мой первый настоящий литературный опыт потряс меня. Пятнадцатилетним, будучи в состоянии весьма одухотворенном неверностью моей сожительницы Ксюхи из седьмого «Е» класса, я написал каким-то дерьмом на заборе школы “Хрен тебе в задницу”.
Все проходящие мимо люди непременно останавливались у забора, вчитывались и вчесывались в затылок. Я слышал, как они начинали рассуждать:
– Хрен, это в каком смысле?…
– За что?…
– Может, стоит попробовать?…
– Истинно ли это утверждение?…
Вскоре у забора появились учителя, завуч, директор школы. Они дружно скандировали:
– Ав-то-ра! Ав-то-ра!..
Я не объявился. Не сказать, чтобы из скромности, но я был все-таки не готов к такой громкой славе и к такой большой ответственности. Я решил накопить достаточное количество произведений для выхода в свет. Писал в любую свободную от домашних заданий минуту. И к концу школы у меня набралось с десяток солидных произведений, в том числе «Повесть о настоящем онанисте», а также философский трактат, которым я весьма горжусь и до сих пор “Если у тебя вырос член, значит это кому-нибудь нужно”.
Я отнес эти произведения в Новосибирский педагогический институт на факультет русской словесности, но меня не приняли. Так я и угодил в ряды военно-морского флота. Где и написал эссе “Семьдесят тысяч миль с надувной женщиной” плюс два цикла рассказов “Мошонка в огне” и “Поллюция приходит на рассвете”.
После окончания службы мне пришлось провести несколько месяцев в стенах одного из заводов, вкусить настоящей рабочей мякины. Она мне пришлась не по вкусу. Хотелось булки с маком. Поковырявшись на заводе в различных дырках и нанюхавшись до одури пролетарского женского пота, я бежал в столицу. Постучал в двери первого попавшегося мне высшего учебного заведения, и без конкурса был принят в московский литературный институт, в котором наконец-то научился писать слово “блять” через “д” и не стонать когда сокурсница – будущая поэтесса – случайно залезет под партой к тебе в штаны. Корысти ради, я начал пописывать стишки для песен и продавать их ресторанным певцам и певичкам за завтраки и обеды. Иногда мне удавалось даже накропать на ужин с подружкой.
Впрочем собственные пошлые тексты вставали мне поперек горла, несмотря на то, что одна из песен стала национальным хитом. В общем, в один исторический момент я решил, что лучше быть гордым и впроголодь, чем сытым и «бе». И как бы завязал с этим делом.
Мое увлечение в годы учебы литературным и окололитературным процессом, а также отсутствие нетрадиционных связей не позволили мне после окончания высшего учебно-распивочного заведения получить приличную работу ни в министерстве полового образования, ни в департаменте внешних сношений.
Несколько попыток заняться каким-либо бизнесом закончились безрезультатно и даже плачевно. В одном месте меня выбросили со второго этажа телохранители шефа после того, как его секретарша забеременела не от него. В другом мой шеф забеременела не от мужа. Третью фирму я создал сам, но едва не угодил в тюрьму за “предпринимательство, не совместимое с общественными нормами”.
В итоге я вынужден был согласиться на рутинную работу корреспондента журнала “Мировой секс-туризм”.
Несколько лет напряженного труда – постоянные переезды, перелеты, перепои и перепихи – изрядно подточили мой организм. Духовно я также был надломлен. Меня рвало при виде обнаженных тел, на каждый половой акт я шел как на Голгофу, моля, чтобы кончалось поскорее.
Я написал множество репортажей, заметок, статей, которые собственно и легли в основу романа “Как хорошо быть однополым”.
Успех романа и гонорары позволили мне проститься с секстуристической поденщиной и направить свои усилия исключительно на творчество. Стихи, рассказы, новеллы, повести, романы и прочая жижа полились из меня как из рога изобилия.
