В таком духе должны быть выдержаны речи всех ораторов, и мы не сомневаемся, что массы разойдутся с первомайской демонстрации, полные чувства удовлетворения, твердо зная, что в мае сажают кочанный салат, брюкву, цветную капусту, горох, морковь, редиску, летнюю редьку и т. д.
Никто не может отрицать, что мы, к сожалению, не оказали воздействия на содержание лозунгов, которые несли демонстранты. И мы с грустью видим, что чем дальше, тем больше углубляется пропасть между капиталом и пролетариатом. Но ведь можно говорить друг другу правду и вместе с тем оставаться друзьями.
Разве пролетариат не заинтересован в капитализме? Как было бы замечательно, если б демонстранты несли плакаты с надписями: «Да здравствует капитал! Ваши преданные рабочие».
Но для этого нашим рабочим недостает высокой внутренней культуры и душевного благородства и надо, чтобы весь рабочий класс поднялся на такую ступень когда он будет вполне доволен своей участью. Если к подобному состоянию совершенства уже пришли так называемые правые, то будем надеяться, что и коммунисты, умудренные прилежным чтением нашего правительственного официоза «Чехословацкая республика», воспримут блага подлинной духовной культуры. Вот тогда-то Первое мая и станет подлинным праздником труда и трудящихся — к вящей выгоде их братьев-капиталистов. Ибо есть ли что-нибудь более прекрасное в жизни человека, нежели сознание, что ты можешь быть полезен своему соотечественнику?
Если все последуют нашим советам, мы уверены: в самой бедной рабочей семье каждый день будет подаваться к обеду то, что теперь даже министр получает разве только по воскресеньям. А именно:
1. Суп из куропаток.
2. Рагу из омаров в корзиночках из сливочного масла, с итальянским салатом, украшенным цветами мака.
3. Бифштекс под соусом из мадеры, с овощами.
4. Цветная капуста в розетках из ветчины.
5. Окорок косули с венским кнедликом.
6. Брусника в корзиночках из лимонов.
7. Жареные цыплята с салатом и компотом.
8. Крем «Крамарж»[68] в ванильных вафлях.
9. Торт «Тусар»[69], торт Бенеш[70].
10. Корзина конфет. Черный кофе. Фрукты.
ФЕЛЬЕТОНЫ, НАПИСАННЫЕ ПО-РУССКИ
Из дневника уфимского буржуя
Говорят, что большевики заняли Казань. Наш владыка Андрей приказал соблюдать трехмесячный пост. Завтра будем кушать три раза в день картошку с конопляным маслом. Да здравствует Учредительное собрание! Чешский офицер Паличка, который у нас на квартире, взял у меня взаймы две тысячи рублей.
Болтовня о взятии Казани красными действительно отличается от прежней именно тем, что у нее есть известная объективная почва. Наши очистили Казань потому, что, как секретно сообщил мне чешский офицер Паличка, в Казань прибыло два миллиона германских солдат. Со всех купцов и купчих, которые попали в Казани в плен красным, содрали шкуру и печатают на ней приказы Чрезвычайной следственной комиссии. Говорят, что прибудут беженцы из Казани. Надо спрятать сахар из магазина, чтобы немножко повысить цену. У нашей братии из Казани денег много. Да здравствует Учредительное собрание!
Говорят, что большевиками занят Симбирск. Наши взорвали мост через Волгу. При постройке этого моста дядя мой заработал пятьсот тысяч рублей. Чешские офицеры говорят, что падение Симбирска — ерунда, и что все — в стратегическом плане. Офицер Паличка украл у меня золотой портсигар. Да здравствует Учредительное собрание!
Сегодня прибыла в Уфу первая партия беженцев из Казани и Симбирска. По дороге их по ошибке раздели оренбургские казаки. Была торжественная встреча. Я выпил две бутылки коньяку и написал заявление на дворника, что он большевик. Дворника отправили в тюрьму.
В газетах напечатано, что большевики в Симбирске отняли у всех богачей детей и отдали их на воспитание китайцам. Во всех церквах молитвы. Владыка просит всех православных христиан строго соблюдать пост, так как большевики продвигаются на Самару.
Скушал вчера немного ветчины, а вечером пришла телеграмма, что пала Самара. Одного члена комитета Учредительного собрания отправили в сумасшедший дом прямо из Общественного клуба, где он говорил, что падение Самары — чепуха. Беженцы прибывают. Рассказывают, что большевики всех поголовно режут, а головы буржуев нагружают на специальные поезда и отправляют в Москву, где их бальзамируют и хранят в кладовых в Кремле.
Один штабс-капитан рассказывал вчера в Дворянском собрании, что большевики обливают буржуев кипятком, из жен и детей жарят рубленые котлеты, которыми кормят в тюрьмах правых эсеров и кадетов. Купцов обливают керосином и употребляют в таком виде для освещения занятых ими городов. Аристократов и фабрикантов раздевают, варят в специальных машинах, прибавляют обрезанные косы убитых жен аристократов и фабрикуют из этого валенки для Красной Армии.
Вчера опять отправили в сумасшедший дом одного из правых эсеров. Звал на базаре баб идти громить Москву и записываться в Русско-чешский полк. Мой офицер Паличка взял у меня взаймы еще тысячи рублей, которые обещал вернуть в тот момент, когда Народная армия возьмет обратно Казань. Думаю, что этих денег никогда не увижу.
Наши отступили от Бугульмы. Нет никакого сомнения, что это только стратегический маневр и что это ничего не значит.
Это очень маленький городок. Газеты пишут, что с нами идет Англия, Франция, Япония и Америка. Сам Вильсон приедет в Уфу. Против этого Бугульма — ерунда. Французский консул уже выехал из Уфы. Наверно, едет навстречу Вильсону. Да здравствует Учредительное собрание!
Вчера я читал в газетах, что ради освобождения России от большевиков и ее пробуждения к новой жизни надо эвакуировать Уфу. Сегодня на Центральной улице увидел настоящего француза с отмороженными ушами. Он продавал в кофейне по два рубля открытки со своей фотографией и подписью: «Капитан Легале». Братья чехословаки отдыхают немножко от побед и торгуют на базаре спичками, сигарами, папиросами и самогонкой.
Последний эшелон чехословаков исчез из Уфы. Мой квартирант взял с собой мои часы, дочь и шесть тысяч рублей, которые нашел в письменном столе. Наздар!
Адмирал Колчак издал приказ об аресте всех учредиловцев. При таких условиях я пришел к убеждению, что Учредительное собрание, так сказать, игрушка. Я потерял с этим Учредительным собранием дочь, двадцать тысяч рублей, золотой портсигар, часы и вместо этого у меня на руках какие-то векселя. Обманули нашего брата. Да здравствует адмирал Колчак!
Карательный отряд колчаковцев реквизировал у меня пару лошадей, двадцать пудов сахару, сто ящиков спичек и взял а солдаты моих приказчиков. Большевики заняли Чишму. Из французов остались в Уфе только два молодца, которые выступают в цирке. Нашего владыку видали на вокзале у коменданта станции. Он очень интересовался, когда идет поезд на Челябинск. Мне тоже надо сходить на вокзал.
Об уфимском разбойнике, лавочнике Булакулине
Есть разбойники, которые действуют топором, обухом. Лавочник Булакулин действовал спекуляцией, и никто из разбойников не относился так легко и насмешливо к своим жертвам, как он.
На базаре платишь за пуд картофеля шесть рублей, а у него за фунт — один рубль пятьдесят копеек. Смотришь с ужасом на картофель и думаешь, что вот-вот он скажет своей жене насчет тебя: «Гляди-ка на мерзавца, точно сгорает страстью к картошке».
В своей лавке он является деспотом. Покупатель в его глазах дрянь, а он, смотря на испуганную бакалейную публику, говорит: «Тяжело мне возиться с этой сволочью».
А вечером, считая кассу, все эти драные рубли, марки, пятерки, купоны и грязные керенки, которые обобрал он с рабочего народа, вздыхает: «Ах ты, работа моя неблагодарная», и в это время у него лицо убийцы, не понимающего своего преступления.
Но в лавке его капризам нет конца.
— Не до гляденья тут, коли купить не хочешь, — говорит он старушке, которая не может встать с места, потому что он ей сказал, что фунт постного конопляного масла стоит сорок рублей. — Зачем стонешь, родить, что ли, собираешься?
— Да разве вы не слыхали, — обращается он к публике, — что теперь в Москве фунт стоит сто рублей?
Все знают, что толстый разбойник врет, но их участь в его руках.
Ошеломленные, они ждут, что скажет он дальше. Старушка собирается прийти в чувство.
— Берите по сорок рублей фунт конопляного масла, — слышен тихий голос кровопийцы, — не то завтра будет сорок восемь рублей.
— Это спекуляция, — сказал кто-то.
— Не мурлыкай, братец мой. Какая тут спекуляция? Морозы страшные, каких Уфа еще не видела, гражданская война, и если захочу, и пятьдесят два рубля за фунт заплатишь. Наше дело купеческое, маленькое. Ты нам деньги, мы тебе товар.
