Ознакомительная версия.
– Что?! – Алла выронила из рук пустой фужер, он скатился по платью к ее ногам и упал на пол. – Не разбился, – грустно констатировала она, – значит, быть беде.
– Да бросьте, Алла Викторовна, притворяться, – Эмма откинулась на спинку кресла. – Не делайте вид, что вы об этом не подозревали. Вас же бесили наши родственные отношения.
– Родственные отношения? – переспросила тупо Алла, глядя на Королеву. – Вы хотите сказать, что Макс – ваш родственник?
– Я уже битый час вам твержу, что он – мой сын, – спокойно заявила Эмма.
– Не может быть, – покачала головой Алла, – тогда вам должно быть, – она подсчитала в уме, – вам столько должно быть! А вам всего сорок пять!
– С математикой у вас плохо, попросите профессора Смоленского поднатаскать вас, милочка. Откуда в вашей хорошенькой, но бестолковой головке берутся такие цифры? Кто вам сказал, сколько мне лет?
– Дед Пихто, – буркнула Алла, обидевшись, что ее назвали тупой.
– По всей видимости, этот ваш родственник тоже не отличается сообразительностью. Он ввел вас в заблуждение. – Эмма сидела и улыбалась. Она явно наслаждалась незавидным положением избранницы сына.
– Хватит спорить, – оборвал ее Емельянов, – мы пришли к тебе не для того, чтобы ты обижала мою невесту.
– Ее обидишь, – усмехнулась Эмма, – она первая назвала меня стервой.
– Но я же не знала! – сказала Алла, мучительно вспоминая, кто же на самом деле сказал, что Эмме сорок пять лет. Убить его мало! Так усыпить ее бдительность. – Я ничего не знала!
– Сейчас вы знаете, – пожала плечами Эмма, – и что это меняет?
Алла чуть не заявила, что это меняет все. По большому счету, это действительно ничего не меняло. Алла посмотрела на Емельянова, тот хмуро улыбнулся.
– Вот и познакомились, – он развел руками. – Я сделал так, как ты хотела, – он обратился к Эмме, – можешь радоваться и дальше скрывать свой возраст.
– А! Так вот что за тайну она собиралась мне открыть! – В распахнутую балконную дверь вместе с ветром залетел крик профессора Смоленского.
– Что он там делает?! – Эмма схватилась за сердце и бросилась к балкону. Ей навстречу вылетел букет алых роз и плюхнулся у самых ног.
Алла схватила Емельянова за руку и замерла от ужаса. Сквозь прозрачную занавеску было видно, как на веревке, связанной из белых простыней, на головокружительной высоте болтается профессор Смоленский.
– Держите крепче, – кричал он вниз, – Софья Владленовна! А то меня уже тошнит от этой качки. Меня тошнит от ваших тайн, мадам! – Это уже досталось Эмме. – Но я погибаю с вашим именем на устах!
– Максим! – закричала Эмма. – Хватай его скорее!
– Ага, опомнилась! – обрадовался профессор Смоленский. – Решила меня захватить?! Не выйдет! Ему, – он отцепил одну руку от импровизированного каната и длинным пальцем указал на Емельянова, – я не дамся голыми руками.
Эмма закатила глаза и бухнулась в обморок. Подскочивший Емельянов поднял ее с пола и посадил в кресло.
– Займись мамой! – приказал он Алле. – А я займусь этим сумасшедшим профессором!
– Мамой? – Алла не знала, с какой стороны подойти к распростертому в кресле телу. Тело очнулось и застонало. Алла вспомнила, что нечто подобное уже было в офисе, и она тогда бегала за мокрым полотенцем. – Я сейчас! – бросила Алла на бегу и помчалась в ванную комнату.
– Да, я сумасшедший, – отбрыкивался от Емельянова Смоленский, когда тот пытался схватить его за тренировочные штаны. – Сумасшедший от любви! Эмма, перестань кривляться и обрати на меня свой взор. Возможно, ты видишь меня в последний раз. Ты отказала мне два раза! Ты, вот такая вот зараза! Женщина моей мечты! Прости, дорогая, я не то хотел сказать!
Емельянову удалось ухватить тонкое трико, и он потянул его на себя. Штаны сползли с профессора змеиной кожей. Теперь под самой крышей небоскреба висел не только сумасшедший, но и полуголый профессор.
– Он меня домогается, Эмма! Убери своего любовника, или я за себя не ручаюсь! – орал Смоленский, лягая Максима ногами и рискуя каждый раз сорваться с высоты.
– Он ей не любовник, – крикнула в сторону балкона вернувшаяся с мокрым полотенцем Алла, – он ее сын! – И шмякнула полотенце попытавшейся встать Эмме на лоб. Та снова откинулась в кресле.
– Что вы сказали, милая барышня? – напрягся Смоленский на своей веревке. – Кто этот омерзительный тип, которого я ненавижу всем сердцем?!
– Я ее сын! – заявил Емельянов и схватил профессора за ногу.
– Отцепись, негодяй! – крикнула снизу Ковалевская, державшая веревку. – Пусти человека!
– Эмма! – взмолился Емельянов. – Так что, мне его отпустить?!
– Ни в коем случае, – простонала та и попросила воды.
– Повтори, что ты сказал, мерзавец! – не унимался Смоленский, раскачиваясь над бездной.
– Этот мерзавец, – на балкон выскочила Алла, – сын той стервы! – И она указала на Эмму, которой вместо воды сунула фужер с водкой.
– Что вы говорите, Аллочка?! – удивился профессор и сбавил сопротивление. – И давно вы об этом узнали?! – грозно поинтересовался он.
– Только что, – призналась Алла, помогая Емельянову перетянуть профессора на балкон Эммы.
– Не верь им, Смоленский! – неистовствовала внизу Кавалевская. – Они все там мерзавцы!
– Нет, ну скажите на милость, за что мне такое наказание? – воскликнула Эмма и откинула мокрое полотенце со лба. – Павел Павлович, – она обратилась к Смоленскому, которого Емельянов втолкнул в комнату, – будьте так любезны, наденьте штаны.
– Держите, профессор! – Емельянов протянул ему поношенные треники. – Фрак и бабочку, по всей видимости, вы потеряли в дороге.
Смоленский быстро натянул штаны и попытался унять дрожь, но его шатало из стороны в сторону.
– Как, однако, у вас дует. – Он помахал ладонью перед своим ртом, и все принялись принюхиваться.
– Странный запах, – сказала Алла, – и очень знакомый.
Емельянов повел носом и усмехнулся.
– Если это для храбрости, – сказал он Смоленскому, – то вы явно перебрали.
– Пьяному море по колено, – заметил профессор и завалился в соседнее кресло. – А бездна, – он провел рукой по своей талии, – пардон, по трусы, как вы могли заметить.
– Павел, – возмутилась пришедшая в себя Эмма, – да ты пьян!
– Ничуть! – возразил тот. – Чуть-чуть. Но я совершенно трезв, чтобы мыслить логически. Шампанского, господа! – И он потянулся к столику с фруктами и спиртным.
– Как ты мог?! – театрально заломила свои ухоженные руки Эмма.
– Не увиливай, – отмахнулся Смоленский, открывая бутылку и наполняя свой фужер. – Я пока тут над вами висел, услышал много чего интересного! Оказывается, у тебя, моя дорогая, есть сын! Где ты прячешь бедного малыша?!
– Здесь, – охотно подсказала Алла, которой стало интересно, почему все-таки профессор напился. – И он среди нас! – Она подмигнула Смоленскому. – Я же вам говорила…
– Среди нас, – задумчиво произнес профессор, обводя присутствующих туманным взглядом. – Если это не ты сама, Эмма, то уж не Аллочка – точно. Для мужчины она слишком глупа, впрочем, это у Хрусталевых наследственное. Остаемся я и Емельянов. Я не твой сын. Или сын? Нет, ну, – он прикинул в уме, – в лучшем случае брат. Но это худший случай. И что же остается?! – Он уставился на Максима.
– Остается он, – заявила Эмма, вставая с кресла. – Да, это и была моя маленькая тайна. Максим Емельянов – мой родной сын.
– Господи, – провел профессор по взмокшему лбу рукой, – мексиканский сериал, и я в нем одно из действующих лиц!
– Главная героиня я, – вздохнула Алла. – Трагическая.
– Нет, скорее, кругом одни комики, – заявила Эмма, – и это моя будущая родня!
– Откройте дверь! Убивают! – Входная дверь отразила нападение двуногого существа весом в пару центнеров и затряслась. – Откройте или я за него не ручаюсь!
Софья Владленовна Ковалевская забралась на чердак, отвязала веревку и теперь рвалась в квартиру к счастливой сопернице. Она согласилась помогать профессору за один-единственный поцелуй и сейчас стремилась разобраться с коварным обманщиком, сиганувшим с крыши к другой даме сердца.
– Откройте или я оболью спиртом дверь и подожгу! – кричала она.
– Врет, – отмахнулся Смоленский, – у нее нет спирта. Мы с ней все, что было, уже выпили.
– Может, все же откроем? – поинтересовалась Алла. – Женщина так просит.
Словно услышав ее слова, Ковалевская принялась долбить в дверь с новой силой.
– Откройте, или я умру на этом пороге!
– Софья Владленовна, – Эмма все же открыла дверь, и к ней в коридор завалилась нетрезвая соседка, – разве так можно?! Вы же тезка такой великой женщины!
– Оттого и страдаю, – призналась та, – все меня с ней сравнивают. А что я должна была открыть, чтобы ее переплюнуть?! Теорему Пифагора? Так ее уже давно открыл Пифагор. А! – Она заметила профессора, неудачно спрятавшегося за кресло. – И ты тут, Брут?! Он должен мне поцелуй! – Ковалевская вскочила и рванула в комнату.
Ознакомительная версия.
